Датско-шведская война (1675—1679)

Датско-шведская война
Взятие датчанами Кристианстада (1676). Худ. Claus Møinichen.
Дата	1675-1679
Место	Скандинавский полуостров
Причина	попытка Дании вернуть себе Сконе
Итог	сохранён статус-кво
Противники
Дания-Норвегия Голландская республика Бранденбург-Пруссия Священная Римская империя Испанская империя Швеция Королевство Франция
Командующие
Кристиан V, У.Ф.Гюлленлёве Карл XI, М.Г.Делагарди, Р. фон Ашеберг
Силы сторон
неизвестно неизвестно
Потери
неизвестно неизвестно

Датско-шведская война 1675—1679, также война за Сконе, Сконская война (дат. Skånske Krig, швед. Skånska kriget) — война между Данией и Швецией, проходившая главным образом на территории провинции Сконе.

Причины

Причиной военного конфликта стало желание Дании вернуть себе провинцию Сконе, утраченную после датско-шведской войны 1643—1645 годов.

Внешнеполитическая обстановка

В 1672 году началась франко-голландская война, в которой на стороне Франции выступила Англия и Швеция. В 1673—1674 годах сложилась антифранцузская коалиция, в которую вошли Нидерланды, император Священной Римской империи, бо́льшая часть германских князей, Бранденбург, Испания и Дания. В июне 1675 года шведы потерпели в сражении при Фербеллине поражение от бранденбургских войск. Это поражение разрушило миф о непобедимости шведов и вызвало в Дании реваншистские настроения.

Ход войны

2 сентября 1675 года Дания объявила Швеции войну.

1675 год

Война на море

9 октября 1675 года риксадмирал Густав Отто Стенбок с флотом, насчитывавшим 58 вымпелов, вышел в море, чтобы высадить десант в шведской Померании. Первый же шторм показал, что шведский флот находится в жалком состоянии, вследствие чего он был вынужден вернуться обратно в Даларё.

Война на суше

В сентябре и октябре бранденбургские и датские войска вступили в шведскую Померанию. Датчане заняли Висмар и Бремен-Верден, бранденбуржцы — Штеттин. В это же время войска датского наместника Гюлленлёве вторглись из Норвегии в Бохуслен и Вестеръётланд.

1676 год

Война на море

За зиму шведы сумели вооружить 26 линейных кораблей, 8 фрегатов, 8 бригов, 6 брандеров и 13 купеческих судов. 19 мая их флот под командованием Лоренца Кройца вышел из шхер. 25 мая в 10 милях от Ясмунда шведы заметили датский флот, которым командовал Нильс Юль, и вступили с ним в бой. В результате Ясмундского сражения потери шведов составили полсотни человек и один небольшой корабль, датские потери также не превышали полсотни человек.

1 июня объединённый датско-голландский флот под командованием голландского адмирала Корнелиса Тромпа возле Эланда нанёс шведам ещё одно поражение. Шведский флот потерял в сражении пять кораблей и среди них 126-пушечный «Стура Крунан». Людские потери составил 2000 человек убитыми и ранеными, 600 моряков попало в плен. Среди погибших были Л.Кройц и адмирал К.Угла. Союзники не потеряли ни одного судна, хотя многие корабли имели значительные повреждения.

Война на суше

В конце апреля датчане оккупировали Готланд, а 27 июня высадились возле Истада и вскоре захватили его. Однако основной десант в 15 тыс. человек был высажен возле Роо (Råå). Шведские войска начали отступать к Кристианстаду. Перед датчанами пали Хельсингборг, Энгельхольм и крепость Чернан. Вскоре капитулировала Ландскруна. 10 августа датчане осадили Кристианстад, который был взят штурмом в ночь с 14 на 15 августа.

Одновременно с наступлением главных сил датчан на Кристианстад на соединение с Гюлленлёве через Халланд двигался трёхтысячный отряд генерал-майора Джекоба Дункана.

17 августа произошло первое в войне сражение на суше. Шведская армия, вдвое превосходящая по численности датскую, атаковала датчан у Фюллебру и нанесла им поражение. 1500 датчан попали в плен, в том числе и Д.Дункан. Потери шведов были незначительными.

Главные силы датчан в конце сентября встали на зимние квартиры в северном Сконе. Шведский же король, собрав армию в 12 тыс. человек, двинулся на Хельсингборг. Возле Хюллингского моста шведы столкнулись с колонной больных и раненых датчан в количестве 300 человек, большая часть из которых была ими перебита.

Узнав о шведских передвижениях, датчане выдвинулись им навстречу. 4 декабря армии Карла XI (ок. 8 тыс. человек) и Кристиана V (ок. 13 тыс. человек) сошлись в кровопролитном сражении при Лунде, в ходе которого датчане были разбиты. По некоторым данным, в битве пало 3 тыс. шведов и 6,5 тыс. датчан.

15 декабря шведский король штурмом овладел Хельсингборгом.

1677 год

Война на море

Шведский адмирал Эрик Шёблад, получивший приказ помешать перевозке сосредоточенных в Голштинии войск епископа Мюнстерского, в 20-х числах мая дрейфовал около Нюборга. Узнав об этом, Нильс Юль вывел свою эскадру в море.

31 мая флоты встретились неподалёку от о.Лолланн. В ожесточённом бою, закончившемся утром 1 июня, шведы потерпели поражение, потеряв 5 линейных кораблей и 3 малых судна. Датчане взяли в плен 1600 шведов, в том числе и адмирала Шёблада.

После пленения Шёблада командовать флотом был назначен фельдмаршал Хенрик Горн. В середине июня он вышел в море, имея задачей уничтожение датского флота до прихода ему на помощь голландской эскадры.

1—2 июля между датским и шведским флотами произошло Сражение у бухты Кёге, закончившееся полным поражением шведов. Их потери составили 10 линейных кораблей, 3 брандера и 10 небольших судов. В плен попало 2 адмирала, 70 офицеров и 3 тыс. матросов. Датский флот не потерял ни одного корабля.

Война на суше

В марте 1677 года датская армия получила значительные подкрепления.

В середине мая шведский король с армией в 5 тыс. человек расположился возле Ландскруны, в которой находилось 12 тыс. датчан. 27 мая датская армия выстроилась в боевой порядок, однако шведы решили не принимать бой и под покровом ночи отошли к Кристианстаду.

В начале июня датская армия осадила Мальмё. В ночь с 25 на 26 июня датчане предприняли попытку штурма, однако были отброшены и 5 июля, сняв осаду, отошли к Ландскруне, куда вскоре с десятитысячной армией подошёл Карл XI.

Датская армия, насчитывавшая 12 тыс. человек, заняла позиции в 12 км от города. 14 июля между противниками произошло сражение, победа в котором досталась шведам. Они потеряли 1 тыс. человек убитыми и такое же число ранеными. Потери датчан составили 2,5 тыс. Уцелевшие отряды датчан отошли в Ландскруну.

1678—1679 годы

Война на море

В начале года датский флот оставался в Зунде, ожидая появления французской эскадры, которая по замыслам Людовика XIV должна была прийти на помощь шведам.

Поскольку французская экспедиция на Балтику не состоялась, датский флот вновь начал операции против шведов. 20 июня эскадра Н.Юля подошла к Кальмару, однако ему не удалось выманить шведский флот из гавани. Чтобы запереть выход с юга, датчане затопили посередине фарватера старый линейный корабль, после чего шведский флот был лишён возможности действовать, и морская война совсем затихла.

Война на суше

В мае шведы начали осаду Кристианстада. Однако датчане, получив подкрепления, вновь предприняли наступательные действия, и 28 июня заняли Хельсингборг. В конце июля Кристиан V попытался прийти на помощь осаждённому Кристианстаду, но эта попытка не увенчалась успехом, и 4 августа город капитулировал. Датская армия отошла к Ландскруне и Хельсингборгу.

В этом же году войска курфюшества Бранденбург овладели шведской крепостью Штральзунд.

Снаппхане

После высадки датской армии в Сконе в этой провинции против шведов развернулось активное партизанское движение. Участников партизанских отрядов шведы презрительно прозвали «снаппхане», то есть мародёры.

Их действия сильно досаждали шведской армии. Так, летом 1676 года отряд из 200 крестьян совместно с горсткой датских солдат сумел захватить шведскую полевую кассу, в которой оказалось медных пло́тов на сумму 50 тыс. риксдалеров. Однако обычно их действия ограничивались нападением на фуражиров и дозорных.

Шведы пытались суровыми методами подавить движение, однако безуспешно. В 1676—1677 годах ими было издано несколько плакатов, в которых они угрожали населению жестокими карами за помощь снаппхане. В частности, за малейшую рану, нанесённую лицу, состоящему на службе короля, приход, в котором это произошло, был обязан выплатить 1 тыс. риксдалеров, а каждый третий житель прихода должен был быть казнён.

Поскольку данные меры успеха не приносили, шведы изменили тактику и попытались вбить клин между снаппхане и крестьянами. В начале 1677 года шведы начали принуждать всё мужское население к принесению клятвы верности. Впрочем, если мирные уговоры не действовали, они вновь прибегали к старым методам.

Мирные переговоры

В конце июня 1679 года в Лунде начались прямые датско-шведские переговоры о мире. Почти одновременно с этим французская армия вступила в Ольденбург. Кристиан V спешно 23 августа 1679 года заключил с французами мир в Фонтенбло, по которому Дания была вынуждена подтвердить условия Роскилльского и Копенгагенского мирных договоров.

26 сентября Дания и Швеция заключили Лундский мир, повторявший условия мирного договора, заключённого в Фонтенбло. Помимо мирного договора, в Лунде был заключён целый ряд других трактатов: договор об оборонительном союзе, торговый договор, договор о браке между сестрой Кристиана V Ульрикой Элеонорой и Карлом XI, а также секретные статьи, в которых договаривающиеся стороны обязались не вступать в союзы с третьими державами без предварительных переговоров между собой.

Итоги войны

Между Данией и Швецией был сохранён статус-кво.

Литература

• Isacsson C.-G. Skånska kriget, Historiska media, 2001.
• Rystad G. Kampen om Skåne, Historiska media, 2005
• Штенцель А. История войн на море с древнейших времён до конца XIX века. В 2-х томах. Т. 2. — М., 2002.
• Rystad G. Karl XI: en biografi. — Lund, 2003.

Ссылки

• [web.archive.org/web/20041027225710/enoth.narod.ru/Stenzel/Stenzel_Nov05.htm Война на море между Швецией и Данией 1675—1679 гг.]

Отрывок, характеризующий Датско-шведская война (1675—1679)

Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.


Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»


Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
Получив все приказания, Алпатыч, провожаемый домашними, в белой пуховой шляпе (княжеский подарок), с палкой, так же как князь, вышел садиться в кожаную кибиточку, заложенную тройкой сытых саврасых.
Колокольчик был подвязан, и бубенчики заложены бумажками. Князь никому не позволял в Лысых Горах ездить с колокольчиком. Но Алпатыч любил колокольчики и бубенчики в дальней дороге. Придворные Алпатыча, земский, конторщик, кухарка – черная, белая, две старухи, мальчик казачок, кучера и разные дворовые провожали его.
Дочь укладывала за спину и под него ситцевые пуховые подушки. Свояченица старушка тайком сунула узелок. Один из кучеров подсадил его под руку.
– Ну, ну, бабьи сборы! Бабы, бабы! – пыхтя, проговорил скороговоркой Алпатыч точно так, как говорил князь, и сел в кибиточку. Отдав последние приказания о работах земскому и в этом уж не подражая князю, Алпатыч снял с лысой головы шляпу и перекрестился троекратно.
– Вы, ежели что… вы вернитесь, Яков Алпатыч; ради Христа, нас пожалей, – прокричала ему жена, намекавшая на слухи о войне и неприятеле.
– Бабы, бабы, бабьи сборы, – проговорил Алпатыч про себя и поехал, оглядывая вокруг себя поля, где с пожелтевшей рожью, где с густым, еще зеленым овсом, где еще черные, которые только начинали двоить. Алпатыч ехал, любуясь на редкостный урожай ярового в нынешнем году, приглядываясь к полоскам ржаных пелей, на которых кое где начинали зажинать, и делал свои хозяйственные соображения о посеве и уборке и о том, не забыто ли какое княжеское приказание.