Даудов, Василий Александрович

Родился около 1620 года. Родом из Персии из Исфахана. Служил у Персидского Шаха по передней в стряпчих и звали его Алимарцан Бабабаев. У него было три брата Большой Халап Бабаев и Малькума или Ильюмка Бабаев. Вместе с русским князем Лобановым-Ростовским, Иван Ивановичем в 1654 году прибыл в Москву. Выехал он из Персии по приглашению русских послов, служить русскому царю Алексею Михайловичу. По словам самого Бабаева он решился ехать в Москву потому, что он полюбил христианскую веру и слыхал о милостях царя Алексея Михайловича к их братии иноземцам. После крещения в христианскую веру в Чудовом монастыре в Москве. Восприёмником по именному указу был думный дьяк Александр Степанович Дуров. При крещении Алимарцан получил имя Василия, а отчество по крестному отцу Александрович. После крещения определен в посольский приказ, где в качестве толмача состоял до 1667 года.

Не известно какой оклад Даудова до 1672 года в котором как значится в боярской книге 1668 года, Даудов написан по Московскому списку иноземцев с окладом в 600 четвертей и 39 рублей из четьи. Даудов владел языками: персидским, турецким, татарским и русским. Первая его служба о которой упоминают документы относится к 1667,1669 и 1672 годам. Все эти годы Даудов пробыл в Константинополе, откуда он вывез около сорока пяти русских пленных, за что он и получил в 1673 году придачи 150 четвертей и 20 рублей денег. В 1675 году Даудову сделана вторая прибавка в 100 четвертей и 12 рублей, а в 1680 году за четвертую Царегородскую посылку 1679 года, последовала третья прибавка в 100 четвертей и 10 рублей. В 1675 году Даудов был отправлен посланником в Бухару и Хиву, принимал участие в походах Троицком и Крымском. За Троицкую службу ему было прибавлено 50 четвертей и 5 рублей, а 17 июня 1685 года за Бухарскую и Хивинскую посылки придачи и за перехожия за сто четьи 15 рублей, да поденного корму придачи 6-ть рублей.

По боярской книге 1676 года за Даудовым значилось всего 1000 четвертей и деньгами 101 рубль, а для вечного мира 1686 года и за Крымский поход 1687 года, за перехожие за 350 четвертей ему назначено 52 рубля придачи. Из Бухары и Хивы Даудов вывез 63 человека русских пленных, из которых 8 умерли в дороге. В 1667 году Даудов вывез 14 человек, а в 1679 году 15 русских пленных. В том же 1679 году он был в Константинополе, откуда ему из-за войны с Россией запретили вывезти пленных.

В свою первую командировку к Турецкому султану он был послан с Афанасием Нестеровым. Был в Константинополе, Адрианополе и других Турецких городах, где он заботился о русских пленных, которых он вывел на Дон. Во второй раз Даудов ездил через Польшу к Турецкому султану с грамотами, но с какой целью и каков результат этой командировке об этом ничего не известно. Третий раз он был отправлен в Константинополь в 1672 году и отправил в Россию 16 пленных. Так как он должен был отправиться к турецкому султану через Азов, то ему было велено доставить грамоту Донскому атаману казаков Корнею Яковлевичу. В этой грамоте казакам предписывалось после отъезда Даудова из Азова идти со всем войском и пушками к Калачинским башням и взять их штурмом.

Даудов передал грамоту Яковлеву и отправился в Азов. Но он не успел еще оттуда выехать, как казаки приступили к штурму Калачинских башен. Их поспешность едва не погубила Даудова. Азовский воевода Магмет-Бей обвинил Даудова в том, что он подстрекнул казаков к нападению. Его арестовали и приговорили к смертной казни. Но благодаря заступничеству Азовского писаря Асман-Афенди исполнение приговора было отложено. После того как казаки разрушили одну из башен, жители Азова потребовали у воеводы, что бы он повесил Даудова на второй башне которую осаждали казаки. Азовский воевода согласился исполнить требование жителей только по прошествии двух дней. Но ночью поднялся сильный ветер со стороны моря и вода затопила лагерь казаков. Они были вынуждены отступить. Даудова в сопровождении пристава отпустили в Константинополь. После прибытия Даудова в Константинополь Турецкий султан отдал приказание визирю принять от Даудова грамоты, но на третий день он приказал отрезать ему уши и нос. Но заступничество Турецкого патриарха и визиря еще рас спасло Даудова и он был отпущен в Москву.

Вскоре после этого в 1673 году Даудов оставил службу в Посольском приказе и назначен воеводой в Яренский городок Вологодской губернии. В 1675 году снова призван в Москву и 28 февраля послан с царскими грамотами к ханам Хивинскому и Бухарскому. 23 июля того же года Даудов был уже в Астрахани. Из Бухары и Хивы Даудов возвращался с пленными через Туркменские земли и степью шел он 6 недель. Он вывез до 63 человек русских пленных, из которых 8 умерли в дороге, а по другим данным — 55. После прибытия в Гурьев вместе со своими двумя посланниками от Хивинского и Балхинского ханов, а также с иноземными купцами, везшими заморские товары на него было совершено нападение разбойника Васьки Касимова, который их ограбил и хотел повесить на городской стене, но пленные со слезами уговорили разбойника о пощаде, и Даудов с двумя посланниками и купцами в октябре 1678 года был отпущен в Москву.

В декабре того же года, чтобы предупредить нашествие султана и хана на Украйну, Даудов снова был послан к султану Магомету с царской грамотой, в которой предлагалось восстановить прежние дружественные отношения султана с Россией. Патриарх Иоаким в свою очередь отправил грамоту подобного же содержания к муфтию. Как видно из наказа Даудов должен был отправится на Севск, Батурин. В Батурине Даудову велено было передать грамоты гетману войска запорожского Самойловичу. Встретив некоторые затруднения и препятствие со стороны Каневского сотника Юрия Хмельницкого в Переяславле, Даудов изменил маршрут и проехав польские города благополучно прибыл в Константинополь, оттуда 29-го июля 1680 года выехал в Каменец и Лихвин и в октябре был в Москве.

Ссылки

• [www.rulex.ru/01050245.htm Энциклопедический Словарь Брокгауза и Ефрона (1890—1907 гг.)]
• [memoirs.ru/texts/Daudov_RA89K2V5.htm АВТОБИОГРАФИЯ В. А. ДАУДОВА.]

Источники

• Селифонтов Н. Н. [books.google.ru/books?id=CsMKAAAAIAAJ&printsec=frontcover&dq=%D0%A1%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D1%84%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%BE%D0%B2,+%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9+%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87&source=bl&ots=JzHap07SnI&sig=wqI6yBoamB_8mP1GAwPgAr2AvQ0&hl=ru&sa=X&ei=gfATUOr9CqT04QTl9IHwCA&ved=0CEcQ6AEwBA#v=onepage&q=%D0%A1%D0%B5%D0%BB%D0%B8%D1%84%D0%BE%D0%BD%D1%82%D0%BE%D0%B2%2C%20%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B9%20%D0%9D%D0%B8%D0%BA%D0%BE%D0%BB%D0%B0%D0%B5%D0%B2%D0%B8%D1%87&f=false Очерк служебной деятельности и домашней жизни стольника и воеводы XVII столетия Василия Александрович Даудова]. — СПб., 1871. — 240 с. — (Отт. из Летописи загятий Археогр. комис. — 1871 — Вып. 5).
• Елена Грушко, Юрий Медведев Энциклопедия знаменитых россиян: до 1917 года стр 243.

Отрывок, характеризующий Даудов, Василий Александрович

Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.
Наташа похудела, побледнела и физически так стала слаба, что все постоянно говорили о ее здоровье, и ей это приятно было. Но иногда на нее неожиданно находил не только страх смерти, но страх болезни, слабости, потери красоты, и невольно она иногда внимательно разглядывала свою голую руку, удивляясь на ее худобу, или заглядывалась по утрам в зеркало на свое вытянувшееся, жалкое, как ей казалось, лицо. Ей казалось, что это так должно быть, и вместе с тем становилось страшно и грустно.
Один раз она скоро взошла наверх и тяжело запыхалась. Тотчас же невольно она придумала себе дело внизу и оттуда вбежала опять наверх, пробуя силы и наблюдая за собой.
Другой раз она позвала Дуняшу, и голос ее задребезжал. Она еще раз кликнула ее, несмотря на то, что она слышала ее шаги, – кликнула тем грудным голосом, которым она певала, и прислушалась к нему.
Она не знала этого, не поверила бы, но под казавшимся ей непроницаемым слоем ила, застлавшим ее душу, уже пробивались тонкие, нежные молодые иглы травы, которые должны были укорениться и так застлать своими жизненными побегами задавившее ее горе, что его скоро будет не видно и не заметно. Рана заживала изнутри. В конце января княжна Марья уехала в Москву, и граф настоял на том, чтобы Наташа ехала с нею, с тем чтобы посоветоваться с докторами.


После столкновения при Вязьме, где Кутузов не мог удержать свои войска от желания опрокинуть, отрезать и т. д., дальнейшее движение бежавших французов и за ними бежавших русских, до Красного, происходило без сражений. Бегство было так быстро, что бежавшая за французами русская армия не могла поспевать за ними, что лошади в кавалерии и артиллерии становились и что сведения о движении французов были всегда неверны.
Люди русского войска были так измучены этим непрерывным движением по сорок верст в сутки, что не могли двигаться быстрее.
Чтобы понять степень истощения русской армии, надо только ясно понять значение того факта, что, потеряв ранеными и убитыми во все время движения от Тарутина не более пяти тысяч человек, не потеряв сотни людей пленными, армия русская, вышедшая из Тарутина в числе ста тысяч, пришла к Красному в числе пятидесяти тысяч.
Быстрое движение русских за французами действовало на русскую армию точно так же разрушительно, как и бегство французов. Разница была только в том, что русская армия двигалась произвольно, без угрозы погибели, которая висела над французской армией, и в том, что отсталые больные у французов оставались в руках врага, отсталые русские оставались у себя дома. Главная причина уменьшения армии Наполеона была быстрота движения, и несомненным доказательством тому служит соответственное уменьшение русских войск.
Вся деятельность Кутузова, как это было под Тарутиным и под Вязьмой, была направлена только к тому, чтобы, – насколько то было в его власти, – не останавливать этого гибельного для французов движения (как хотели в Петербурге и в армии русские генералы), а содействовать ему и облегчить движение своих войск.
Но, кроме того, со времени выказавшихся в войсках утомления и огромной убыли, происходивших от быстроты движения, еще другая причина представлялась Кутузову для замедления движения войск и для выжидания. Цель русских войск была – следование за французами. Путь французов был неизвестен, и потому, чем ближе следовали наши войска по пятам французов, тем больше они проходили расстояния. Только следуя в некотором расстоянии, можно было по кратчайшему пути перерезывать зигзаги, которые делали французы. Все искусные маневры, которые предлагали генералы, выражались в передвижениях войск, в увеличении переходов, а единственно разумная цель состояла в том, чтобы уменьшить эти переходы. И к этой цели во всю кампанию, от Москвы до Вильны, была направлена деятельность Кутузова – не случайно, не временно, но так последовательно, что он ни разу не изменил ей.
Кутузов знал не умом или наукой, а всем русским существом своим знал и чувствовал то, что чувствовал каждый русский солдат, что французы побеждены, что враги бегут и надо выпроводить их; но вместе с тем он чувствовал, заодно с солдатами, всю тяжесть этого, неслыханного по быстроте и времени года, похода.
Но генералам, в особенности не русским, желавшим отличиться, удивить кого то, забрать в плен для чего то какого нибудь герцога или короля, – генералам этим казалось теперь, когда всякое сражение было и гадко и бессмысленно, им казалось, что теперь то самое время давать сражения и побеждать кого то. Кутузов только пожимал плечами, когда ему один за другим представляли проекты маневров с теми дурно обутыми, без полушубков, полуголодными солдатами, которые в один месяц, без сражений, растаяли до половины и с которыми, при наилучших условиях продолжающегося бегства, надо было пройти до границы пространство больше того, которое было пройдено.
В особенности это стремление отличиться и маневрировать, опрокидывать и отрезывать проявлялось тогда, когда русские войска наталкивались на войска французов.
Так это случилось под Красным, где думали найти одну из трех колонн французов и наткнулись на самого Наполеона с шестнадцатью тысячами. Несмотря на все средства, употребленные Кутузовым, для того чтобы избавиться от этого пагубного столкновения и чтобы сберечь свои войска, три дня у Красного продолжалось добивание разбитых сборищ французов измученными людьми русской армии.
Толь написал диспозицию: die erste Colonne marschiert [первая колонна направится туда то] и т. д. И, как всегда, сделалось все не по диспозиции. Принц Евгений Виртембергский расстреливал с горы мимо бегущие толпы французов и требовал подкрепления, которое не приходило. Французы, по ночам обегая русских, рассыпались, прятались в леса и пробирались, кто как мог, дальше.
Милорадович, который говорил, что он знать ничего не хочет о хозяйственных делах отряда, которого никогда нельзя было найти, когда его было нужно, «chevalier sans peur et sans reproche» [«рыцарь без страха и упрека»], как он сам называл себя, и охотник до разговоров с французами, посылал парламентеров, требуя сдачи, и терял время и делал не то, что ему приказывали.