Даучик, Фердинанд

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Фердинанд Даучик
Общая информация
Полное имя Фердинанд Даучик
Родился 30 мая 1910(1910-05-30)
Айпельшлаг (Австро-Венгрия)
Умер 14 ноября 1986(1986-11-14) (76 лет)
Алькала-де-Энарес (Испания)
Гражданство Чехословакия
Испания
Позиция защитник
Карьера
Клубная карьера*
Слован (Шаги)
1927—1930 Майорка (Комарно)
1930—1935 Слован (Братислава)
1935—1941 / Славия (Прага)
Национальная сборная**
1931—1938 Чехословакия 15 (0)
1942 Словакия 1 (0)
Тренерская карьера
1942—1946 / Братислава
1942—1944 Словакия
1948 Чехословакия
1948 Слован (Братислава)
1949—1950 Хунгария
1950—1954 Барселона
1954—1957 Атлетик Бильбао
1957—1959 Атлетико Мадрид
1959—1960 Порту
1960—1962 Реал Бетис
1963—1964 Реал Мурсия
1964—1965 Севилья
1966—1967 Реал Сарагоса
1967—1968 Торонто Фэлконс
1968 Эльче
1970—1971 Эспаньол
1973—1974 Сант-Эндрю
1974—1975 Леванте
1975 Леванте
1976—1977 Сант-Эндрю
Международные медали
Чемпионат мира
Серебро Италия 1934

* Количество игр и голов за профессиональный клуб считается только для различных лиг национальных чемпионатов.

** Количество игр и голов за национальную сборную в официальных матчах.

Фердина́нд Да́учик (словацк. Ferdinand Daučík; 30 мая[1] 1910, Айпельшлаг — 14 ноября 1986, Алькала-де-Энарес) — словацкий футболист, защитник, выступал за сборную Чехословакии. В конце 1940-х годов бежал с семьёй в Испанию из коммунистического лагеря, там получил паспорт на имя Ферна́ндо Да́усик (исп. Fernando Daucik), там же долгое время работал тренером местных клубов.





Биография

Фердинанд Даучик родился 30 мая 1910 года в городе Шаги, там же он начал свою карьеру, играя за местный клуб «Слован». Из Слована Даучик перешёл в команду «Майорка» из Комарно, в котором большинство выступающих игроков были этническими венграми. Во время выступлений за «Майорку» игру талантливого защитника заметили в клубе «Слован» из Братиславы, который был лидером словацкого футбола и в те годы единственный из словацких клубов более-менее успешно выступал в чемпионате Чехословакии. Даучик пришёл в «Слован» в 1930 году. В «Словане» Даучик провёл 5 лет, прежде чем перейти в первую в его жизни чешскую команду, одно из двух грандов чехословацкого футбола, клуб «Славию», с которым Даучик дважды стал чемпионом Чехословакии, а также выиграл Кубок Митропы в 1938 году, и в котором Фердинанд завершил футбольную карьеру.

В сборной Чехословакии Даучик дебютировал в 1931 году, он стал только третьим в истории чехословацкой сборной словаком, который надел футболку главной чехословацкой команды. В составе сборной Чехословакии Даучик участвовал в двух чемпионатах мира, но если в 1934 году, в котором чехословаки заняли второе место, уступив лишь сборной Италии в финале, он просидел весь турнир на скамейке запасных, то в 1938 году он провёл все три матча, в последнем из которых чехословацкая команда уступила сборной Бразилии в переигровке четвертьфинала со счётом 1:2. Всего за сборную Чехословакии Даучик провёл 15 матчей.

После захвата силами Третьего рейха Чехословакии в 1938 году, Словакия была признана независимым от чехов государством — Первой Словацкой республикой, и множество словаков, живших на чешских территориях, вернулось на земли независимого национального государства, среди них был и Даучик. В 1939 году по приказу марионеточного правительства Войтеха Тука были созданы сборная Словакии по футболу и чемпионат Словакии по футболу; и братиславский «Слован», бывший долгое время лучшим словацким клубом в чемпионате Чехословакии, конечно, стал лидером и в словацком первенстве. В 1942 году футбольное руководство Словакии предложило Даучику, год назад завершившему карьеру, возглавить «Слован», который в то время был назван «Братиславой», а через несколько месяцев и сборную Словакии, любопытно, что первый свой матч в качестве наставника национальной команды Даучик провёл на поле, играя на излюбленной позиции защитника, тот матч стал первым и последним, проведённым Даучиком в составе словацкой команды. «Слован» под руководством Даучика выиграл два чемпионата Словакии. Даучик ушёл со своего поста в 1946 году, опасаясь того, что его связь с зависимым от фашистов словацким правительством будет предана огласке. Сборную Словакии Даучик тренировал и того меньше, всего два года, вплоть до 1944 года, когда объединёнными силами Советской армии и восставших словаков страна была освобождена.

После окончания Второй мировой войны Даучик два года был без работы. В 1948 году его вновь призвал «Слован», в котором к эту времени выступал Ласло Кубала, венгр, переехавший в Чехословакию на родину своей матери. Именно Кубала, лучший футболист «Слована», поспособствовал возвращению Даучика на пост главного тренера команды, здесь свою роль сыграли родственные связи — Кубала был мужем дочери Даучика, Анны Виолы. Также Даучик возглавил сборную Чехословакии, которая под его руководством, правда, провела лишь две игры. Вскоре Даучик эмигрировал в Испанию, которая в те годы контролировалась авторитарным режимом Франко. Через год после приезда Даучика в Испанию к нему присоединился его зять Кубала, который бежал из Венгрии вместе с семьёй, включая недавно родившегося внука Даучика, Бранко. Кубала и Даучик, чтобы прокормить свою семью, были вынуждены создать любительскую команду «Хунгария», составленную из беженцев из коммунистических стран Восточной Европы. С Кубалой в нападении и Даучиком на тренерском мостике «Хунгария» показала феноменальные результаты, включая победы над сборными Италии и Испании, а также ничью с командой Австрии. Конечно, такие результаты невозможно было не заметить, а потому в 1951 году Кубала подписал контракт с «Барселоной», а через несколько месяцев Даучик возглавил каталонский клуб, и именно Кубала предложил боссам «Барсы» услуги словацкого специалиста, взамен уволенного Энрике Виолы.

Приход Даучика на пост наставника «сине-гранатовых» ознаменовал собой один из самых удачных периодов клуба в истории. За четыре сезона клуб, возглавляемый Даучиком, выиграл два чемпионата Испании, три кубка Генералиссимуса, Латинский кубок и кубок Эвы Дуарте. Во время работы с «Барселоной» Даучик получил испанское гражданство, став Фернандо Даусиком. В 1954 году контракт Даучика с «Барселоной» закончился, и, несмотря на желание руководства «Барсы» продолжить сотрудничество со словаком, тот ответил отказом, поводом чему послужили всё более частые конфликты с ведущими игроками клуба, особенно каталонцами.

Уйдя из «Барселоны», Фердинанд сразу нашёл себе работу: специалиста пригласил клуб «Атлетик Бильбао», известный тем, что команда состоит только из этнических басков. В первый же сезон с «Атлетиком» Даучик выиграл кубок Генералиссимуса, а на следующий сезон сотворил «золотой дубль», команда выиграла и чемпионат, и кубок Испании, а на европейской арене через год дошла до четвертьфинала Кубка чемпионов, по пути обыграв «Порту» и «Гонвед», а уступил «Атлетик» лишь «Манчестер Юнайтед» 5:6, великолепным «малышам Басби», которые через год, почти в полном составе, трагически погибнут в мюнхенской авиакатастрофе.

В сезоне 1957/1958 Даучик возглавил клуб «Атлетико Мадрид», сразу приведя команду ко второму месту в Примере, что позволило Атлетико в следующем сезоне попробовать свои силы в Кубке Чемпионов, вследствие того, что чемпионом Испании стал «Реал Мадрид», лучший клуб Европы прошлого сезона. «Атлетико», ведомый великолепным бразильским форвардом Вава, который за несколько месяцев до того стал чемпионом мира, клуб достиг полуфинала Кубка чемпионов, где его поджидал вечный враг мадридский «Реал», благодаря которому «Атлетико» и смог участвовать в чемпионском кубке. В первом мадридском дерби на «Сантьяго Бернабеу» Реал был сильнее 2:1, в ответной игре уже Атлетико был сильнее 1:0, по сегодняшним правилам в финал бы прошёл «Атлетико», но в те годы правило «гостевого гола» ещё не было принято, потому было решено провести переигровку на нейтральном поле в Сарагосе, где «Реал» вновь был сильнее 2:1.

После ухода из «Атлетико» Даучик ещё тренировал несколько клубов, но успехов почти не добивался. Он один сезон возглавлял португальский «Порту», но клуб занял лишь 4-е место в чемпионате, а в кубке Португалии остановился на стадии полуфинала. Затем Даучик возглавлял на протяжении двух сезонов «Реал Бетис», в котором он позволил дебютировать в составе своему сыну Янко, затем Даучик тренировал «Мурсию» и «Севилью», но без успехов.

В 1966 году, ближе к концу сезона 1965/1966, Даучик возглавил клуб «Реал Сарагоса» и почти сразу же привёл клуб к победе в кубке Испании, в котором «Сарагоса» со счётом 2:0 победила бывший клуб Даучика «Атлетик» из Бильбао. Достигла «Сарагоса» и финала Кубка Ярмарок, но здесь «Сарагосу» ждал другой бывший клуб Даучика — «Барселона». В первом матче «Сарагоса» в гостях на Камп Ноу победила 1:0. По ходу ответного матча «Барселона» первой открыла счёт, но «Сарагоса» нашла в себе силы переломить ход матча и выйти вперёд 2:1, а затем забивала лишь «Барселона»: на 79-й минуте Сабалья сделал счёт 2:2, на 85-й Торрес вывел сине-гранатовых вперёд — 3:2, в дополнительное время Пуйоль забил ещё один мяч, и трофей достался «Барселоне».

После неуспеха с «Сарагосой» Даучик уехал в Канаду, где возглавил клуб лиги NASL «Торонто Фэлконс», куда позвал и своего сына Янко, который в свой первый и последний сезон в Канаде стал лучшим бомбардиром чемпионата с 20-ю мячами в 25 матчах. В 1968 году Даучик покинул «Фэлконс», передав бразды правления клубом Ладислао Кубале. Завершил тренерскую карьеру Даучик в Испании, тренируя «Эльче» и барселонский «Эспаньол». Последним же клубом в карьере словака стал «Сант-Эндрю», который он тренировал в середине 1970-х.

После окончания карьеры Фердинанд Даучик поселился в городке Алькала-де-Энарес, неподалёку от Мадрида, где и закончил свои дни, скончавшись 14 ноября 1986 года в возрасте 76-ти лет.

Достижения

Как игрок

Как тренер

Напишите отзыв о статье "Даучик, Фердинанд"

Примечания

  1. ↑ По другим данным 31 мая

Ссылки

  • [www.barcamania.com/club/managers/31.html Профиль на barcamania.com]  (рус.)
  • [simcik.blog.sme.sk/c/175017/Ferdinand-Daucik.html Статья на simcik.blog.sme.sk]  (слов.)
  • [www.miathletic.com/wiki/Ferdinand_Daucik Профиль на miathletic.com]  (исп.)
  • [de.fifa.com/worldfootball/statisticsandrecords/players/player=48249/index.html Профиль на fifa.com]  (нем.)
  • [www.fcbarcelona.cz/view.php?cisloclanku=2007091001 Статья на fcbarcelona.cz]  (чешск.)


п • о • р
Сборная Чехословакии — чемпионат мира 1934 — 2-е место

вр Планичка • вр Патцель • защ Бургр • защ Чтыршокий • защ Даучик • защ Женишек • пз Боучек • пз Чамбал • пз Копецкий • пз Коштялек • пз Крчил • пз Шимперский • пз Србек • пз Штерц • пз Водичка • нап Юнек • нап Калочай • нап Неедлы • нап Пуч • нап Сильный • нап Соботка • нап Свобода • Тренер Карел Петру

п • о • р
Сборная Чехословакии — чемпионат мира 1938

вр Планичка • вр Буркерт • защ Бургр • защ Черный • защ Даучик • защ Орт • пз Боучек • пз Кольский • пз Копецкий • пз Коштялек • пз Ножирш • нап Брадач • нап Горак • нап Кройц • нап Лудл • нап Неедлы • нап Пуч • нап Ржига • нап Рулц • нап Сенецкий • нап Шимунек • нап Земан • Тренер Йозеф Майсснер

Отрывок, характеризующий Даучик, Фердинанд

Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.