Даффи, Колин

Колин Даффи (англ. Colin Duffy, родился в 1968, Лурган, графство Арма, Северная Ирландия) — ирландский националист, деятель Временной и Подлинной Ирландской республиканской армии. По мнению Би-би-си, является одним из самых известных современных ирландских республиканцев. Трижды представал перед судом по обвинению в убийстве военных и полицейских, все три раза был оправдан.

Ранние годы

Родился в местечке Лурган (графство Арма) в 1968 году в католической семье.

Карьера в ИРА

Убеждённый республиканец, Даффи вступил во временное крыло ИРА в юном возрасте и в партию Шинн Фейн. 7 марта 1990 на него организовали покушение члены Ольстерских добровольческих сил. Он и ещё двое республиканцев, Сэм Маршалл и Тони Маккоуи, покинули казармы Королевской полиции Ольстера после подписания документов о залоге (в доме Маккоуи ранее было обнаружено большое количество боеприпасов). Неожиданно появились двое лиц в масках и открыли огонь, ранив Даффи и Маккоуи и убив Маршалла. Тот перед смертью произнёс: «Нас отпустили, чтобы потом поймать». Убийц так и не поймали, хотя одним из подозреваемых был командир Центрально-Ольстерской бригады Робин Джексон, которого якобы видели перед происшествием около казарм в компании трёх незнакомцев.

В 1995 году Даффи был обвинён в убийстве бывшего солдата Ольстерского оборонного полка Джона Лайнесса, но был оправдан после того, как одого из ключевых свидетелей, члена Ольстерских добровольцев [Робб, Линдси|Линдси Робба]] арестовали в Шотландии за контрабанду оружия. На суде в защиту Даффи выступала Розмари Нельсон, известный адвокат и правозащитник Великобритании. Спустя ещё два года Даффи обвинили в убийстве Джона Грэма и Дэвида Джонстона, двух констеблей Королевской полиции Ольстера, однако и здесь Нельсон сумела добиться оправдания своего подзащитного. В 1999 году Нельсон погибла в результате покушения, спланированного ольстерскими лоялистами. Позднее Даффи вступил в республиканскую группу «Эйриги».

Дело о стрельбе в казармах Массерин

В марте 2009 года Даффи обвинили в убийстве двух солдат в казармах Массерин (город Антрим). Образец ДНК был изъят с ремня безопасности в сожжённом автомобиле Даффи и с кончика перчатки. Даффи отрицал свою виновность и убеждал, что его подставили.

20 января 2012 Даффи был признан невиновным. Под суд пошёл соучастник Даффи, Брайан Шиверс из Марафелта, которого приговорил к пожизненному лишению свободы. Однако и Шиверса освободили от уголовной ответственности по причине тяжёлого состояния здоровья: у него был зафиксирован диагноз — муковисцидоз, а жить тому оставалось не более 3-4 лет. Обвинительный приговор отменил верховный суд Северной Ирландии в январе 2013 года.

2012-н.в.

8 сентября 2012 Даффи выступил с речью на похоронах Алана Райана, одного из деятелей Подлинной ИРА, убитого в Дублине. Он описал его как «храброго ирландского республиканца и бесстрашного добровольца ИРА», который посвятил всю свою жизнь «борьбе против иностранной интервенции в нашей стране». 2 сентября 2012 Даффи с ещё одним напарником арестовали по обвинению в убийстве офицера тюремной службы Северной Ирландии Дэвида Блэка, совершённого днём ранее на трассе M1 между Лурганом и Портадауном. В декабре 2013 года Даффи предъявили обвинения в поддержке ИРА, а также незаконном хранении огнестрельного оружия и взрывчатки.

Личная жизнь

У Колина есть братья Пол и Дэмиен, а также кузен Шейн: всех их в мае 2012 года арестовали по обвинению в поддержке терроризма. Полу также предъявили обвинения в антигосударственной деятельности и поддержке радикальных республиканцев.

Отрывок, характеризующий Даффи, Колин

И Ростов встал и пошел бродить между костров, мечтая о том, какое было бы счастие умереть, не спасая жизнь (об этом он и не смел мечтать), а просто умереть в глазах государя. Он действительно был влюблен и в царя, и в славу русского оружия, и в надежду будущего торжества. И не он один испытывал это чувство в те памятные дни, предшествующие Аустерлицкому сражению: девять десятых людей русской армии в то время были влюблены, хотя и менее восторженно, в своего царя и в славу русского оружия.


На следующий день государь остановился в Вишау. Лейб медик Вилье несколько раз был призываем к нему. В главной квартире и в ближайших войсках распространилось известие, что государь был нездоров. Он ничего не ел и дурно спал эту ночь, как говорили приближенные. Причина этого нездоровья заключалась в сильном впечатлении, произведенном на чувствительную душу государя видом раненых и убитых.
На заре 17 го числа в Вишау был препровожден с аванпостов французский офицер, приехавший под парламентерским флагом, требуя свидания с русским императором. Офицер этот был Савари. Государь только что заснул, и потому Савари должен был дожидаться. В полдень он был допущен к государю и через час поехал вместе с князем Долгоруковым на аванпосты французской армии.
Как слышно было, цель присылки Савари состояла в предложении свидания императора Александра с Наполеоном. В личном свидании, к радости и гордости всей армии, было отказано, и вместо государя князь Долгоруков, победитель при Вишау, был отправлен вместе с Савари для переговоров с Наполеоном, ежели переговоры эти, против чаяния, имели целью действительное желание мира.
Ввечеру вернулся Долгоруков, прошел прямо к государю и долго пробыл у него наедине.
18 и 19 ноября войска прошли еще два перехода вперед, и неприятельские аванпосты после коротких перестрелок отступали. В высших сферах армии с полдня 19 го числа началось сильное хлопотливо возбужденное движение, продолжавшееся до утра следующего дня, 20 го ноября, в который дано было столь памятное Аустерлицкое сражение.
До полудня 19 числа движение, оживленные разговоры, беготня, посылки адъютантов ограничивались одной главной квартирой императоров; после полудня того же дня движение передалось в главную квартиру Кутузова и в штабы колонных начальников. Вечером через адъютантов разнеслось это движение по всем концам и частям армии, и в ночь с 19 на 20 поднялась с ночлегов, загудела говором и заколыхалась и тронулась громадным девятиверстным холстом 80 титысячная масса союзного войска.
Сосредоточенное движение, начавшееся поутру в главной квартире императоров и давшее толчок всему дальнейшему движению, было похоже на первое движение серединного колеса больших башенных часов. Медленно двинулось одно колесо, повернулось другое, третье, и всё быстрее и быстрее пошли вертеться колеса, блоки, шестерни, начали играть куранты, выскакивать фигуры, и мерно стали подвигаться стрелки, показывая результат движения.
Как в механизме часов, так и в механизме военного дела, так же неудержимо до последнего результата раз данное движение, и так же безучастно неподвижны, за момент до передачи движения, части механизма, до которых еще не дошло дело. Свистят на осях колеса, цепляясь зубьями, шипят от быстроты вертящиеся блоки, а соседнее колесо так же спокойно и неподвижно, как будто оно сотни лет готово простоять этою неподвижностью; но пришел момент – зацепил рычаг, и, покоряясь движению, трещит, поворачиваясь, колесо и сливается в одно действие, результат и цель которого ему непонятны.
Как в часах результат сложного движения бесчисленных различных колес и блоков есть только медленное и уравномеренное движение стрелки, указывающей время, так и результатом всех сложных человеческих движений этих 1000 русских и французов – всех страстей, желаний, раскаяний, унижений, страданий, порывов гордости, страха, восторга этих людей – был только проигрыш Аустерлицкого сражения, так называемого сражения трех императоров, т. е. медленное передвижение всемирно исторической стрелки на циферблате истории человечества.
Князь Андрей был в этот день дежурным и неотлучно при главнокомандующем.
В 6 м часу вечера Кутузов приехал в главную квартиру императоров и, недолго пробыв у государя, пошел к обер гофмаршалу графу Толстому.
Болконский воспользовался этим временем, чтобы зайти к Долгорукову узнать о подробностях дела. Князь Андрей чувствовал, что Кутузов чем то расстроен и недоволен, и что им недовольны в главной квартире, и что все лица императорской главной квартиры имеют с ним тон людей, знающих что то такое, чего другие не знают; и поэтому ему хотелось поговорить с Долгоруковым.
– Ну, здравствуйте, mon cher, – сказал Долгоруков, сидевший с Билибиным за чаем. – Праздник на завтра. Что ваш старик? не в духе?
– Не скажу, чтобы был не в духе, но ему, кажется, хотелось бы, чтоб его выслушали.
– Да его слушали на военном совете и будут слушать, когда он будет говорить дело; но медлить и ждать чего то теперь, когда Бонапарт боится более всего генерального сражения, – невозможно.
– Да вы его видели? – сказал князь Андрей. – Ну, что Бонапарт? Какое впечатление он произвел на вас?
– Да, видел и убедился, что он боится генерального сражения более всего на свете, – повторил Долгоруков, видимо, дорожа этим общим выводом, сделанным им из его свидания с Наполеоном. – Ежели бы он не боялся сражения, для чего бы ему было требовать этого свидания, вести переговоры и, главное, отступать, тогда как отступление так противно всей его методе ведения войны? Поверьте мне: он боится, боится генерального сражения, его час настал. Это я вам говорю.
– Но расскажите, как он, что? – еще спросил князь Андрей.
– Он человек в сером сюртуке, очень желавший, чтобы я ему говорил «ваше величество», но, к огорчению своему, не получивший от меня никакого титула. Вот это какой человек, и больше ничего, – отвечал Долгоруков, оглядываясь с улыбкой на Билибина.
– Несмотря на мое полное уважение к старому Кутузову, – продолжал он, – хороши мы были бы все, ожидая чего то и тем давая ему случай уйти или обмануть нас, тогда как теперь он верно в наших руках. Нет, не надобно забывать Суворова и его правила: не ставить себя в положение атакованного, а атаковать самому. Поверьте, на войне энергия молодых людей часто вернее указывает путь, чем вся опытность старых кунктаторов.
– Но в какой же позиции мы атакуем его? Я был на аванпостах нынче, и нельзя решить, где он именно стоит с главными силами, – сказал князь Андрей.
Ему хотелось высказать Долгорукову свой, составленный им, план атаки.
– Ах, это совершенно всё равно, – быстро заговорил Долгоруков, вставая и раскрывая карту на столе. – Все случаи предвидены: ежели он стоит у Брюнна…
И князь Долгоруков быстро и неясно рассказал план флангового движения Вейротера.
Князь Андрей стал возражать и доказывать свой план, который мог быть одинаково хорош с планом Вейротера, но имел тот недостаток, что план Вейротера уже был одобрен. Как только князь Андрей стал доказывать невыгоды того и выгоды своего, князь Долгоруков перестал его слушать и рассеянно смотрел не на карту, а на лицо князя Андрея.
– Впрочем, у Кутузова будет нынче военный совет: вы там можете всё это высказать, – сказал Долгоруков.
– Я это и сделаю, – сказал князь Андрей, отходя от карты.
– И о чем вы заботитесь, господа? – сказал Билибин, до сих пор с веселой улыбкой слушавший их разговор и теперь, видимо, собираясь пошутить. – Будет ли завтра победа или поражение, слава русского оружия застрахована. Кроме вашего Кутузова, нет ни одного русского начальника колонн. Начальники: Неrr general Wimpfen, le comte de Langeron, le prince de Lichtenstein, le prince de Hohenloe et enfin Prsch… prsch… et ainsi de suite, comme tous les noms polonais. [Вимпфен, граф Ланжерон, князь Лихтенштейн, Гогенлое и еще Пришпршипрш, как все польские имена.]