Даценко, Иван Иванович

Иван Иванович Даценко
Дата рождения	29 ноября 1918(1918-11-29)
Место рождения	село Чернечий Яр, Полтавская губерния, Украинская держава (ныне Диканьский район Полтавская область, Украина)
Дата смерти	19 апреля 1944(1944-04-19) (25 лет)
Место смерти	район Львова
Принадлежность	СССР СССР
Род войск	Военно-воздушные силы СССР
Годы службы	1937—1944
Звание	гвардии капитан
Сражения/войны	Великая Отечественная война
Награды и премии

Иван Иванович Даценко (укр. Іва́н Іва́нович Даце́нко, 29 ноября 1918, Чернечий Яр, Полтавская губерния, Украинская держава — 19 апреля 1944, район Львова) — заместитель командира авиационной эскадрильи 10-го гвардейского авиационного полка 3-й Гвардейской авиационной Днепропетровской дивизии Дальнего Действия, гвардии капитан, Герой Советского Союза.

Биография

Родился в крестьянской семье, украинец. Учился в неполной средней школе села Великие Будища. В 1937 году окончил Писаревщинский зооветеринарный техникум.

В сентябре 1937 года призван в ряды Красной Армии. В 1940 году вступил в ВКП(б), окончил Чкаловскую военную авиационную школу лётчиков.

С 22 июня 1941 года — в боях Великой Отечественной войны. Совершал бомбардировки военно-промышленных объектов в глубоком тылу гитлеровской Германии.

Принимал участие в Сталинградской битве. 22 июня 1942 года звено под командованием И. И. Даценко уничтожило вражеский аэродром в районе Орла. В конце боя самолёт И. И. Даценко был сбит, загорелся. Лётчик направил самолёт к линии фронта, сделал всё, чтобы спасти экипаж, и последним покинул горящий самолёт. 26 июня 1942 года И. И. Даценко получил тяжелое ранение (в ногу).

К августу 1943 года на счету И. И. Даценко было 213 боевых вылетов на бомбардировку военно-промышленных объектов и войск противника. Указом Президиума Верховного Совета СССР от 18 сентября 1943 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда».

19 апреля 1944 года при бомбардировке железнодорожной станции Львов-2 самолёт И. И. Даценко был сбит, его штурман Г. И. Безобразов погиб.

В донесении отдела кадров 3 Гвардейской авиационной дивизии Дальнего Действия в Управление кадров НКО от 09.05.1944 г. № 0364 указано, что зам. командира АЭ И. И. Даценко, штурман звена Г. И. Безобразов, а также зам. нач. политотдела Н. А. Завирохин не вернулись с боевого задания в ночь на 19.04.1944 г.. Приказом от 17.06.1944 г. № 01957 Главного управления кадров Народного комиссариата обороны СССР И. И. Даценко исключен из списков Красной Армии.

После войны

В книге «За отвагу и мужество», указывалось, что в последнем полёте 18 апреля 1944 И. И. Даценко погиб.

Сайт «Герои страны» сообщает, что в бою 19 апреля 1944 И. И. Даценко смог выпрыгнуть из горящего самолёта. Приземлившись на вражеской территории, попал в плен, но сумел бежать и явился в свою часть, где был арестован контрразведкой «Смерш» и осуждён. При этапировании в заключение бежал, был объявлен в розыск, но пойман не был. Дальнейшая судьба осталась неизвестной.

Из материалов интервью Махмуда Эсамбаева и телепередач 2001—2003 годов программы «Жди меня», изложенных в статье Валерия Аникеенко, следует, что И. И. Даценко находился в плену до 1945 года, после окончания войны оказался в Канаде, где и умер. Дата смерти точно не установлена. Существуют, однако, сомнения в данной версии.

Неофициальная биография

Более десяти лет посвятил изучении фактов биографии Ивана Даценко его однополчанин Александр Вячеславович Щербаков. Согласно его мнению, Даценко не погиб 19 апреля 1944 года, а смог выжить после подбития и попал в плен.

По словам Александра Щербакова, во время работы над биографией Даценко он нашёл показания, что советский лётчик дважды попадал в немецкий плен, некоторое время, скрываясь после побега, находился в партизанском отряде на территории Польши, а в конце войны его видели в Берлине. Далее следы его теряются, но в конце концов он оказался в Канаде. По другой версии, которой придерживается Чрезвычайный и Полномочный Посол, кандидат исторических наук В. М. Семёнов, после побега из немецкого плена Даценко, скорее всего, оказался в американской зоне оккупации Германии, а оттуда с потоком беженцев попал в Канаду.

В фильме «Тот, кто прошёл сквозь огонь», прототипом главного героя которого является Даценко, озвучивается продолжение легенды, в котором Даценко в Канаде был избран вождём местного индейского племени.

Награды

• Медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза (№ 1733, 18.09.1943).
• Орден Ленина.
• Орден Красного Знамени (31.12.1942).
• Медаль «За оборону Сталинграда» (22.12.1942).
• Медали.

Ссылки

 [www.warheroes.ru/hero/hero.asp?Hero_id=4278 Даценко, Иван Иванович]. Сайт «Герои Страны».  (Проверено 16 сентября 2011)

• [poisk.vid.ru/?p=14&id_country=33&do=news «Жди Меня» — Индейский вождь по имени «Пронзающий огонь» — Иван Иванович Доценко (13.05.2002)] (недоступная ссылка с 19-11-2015 (3080 дней))
• [poisk.vid.ru/?p=2&do=showair&id_sub=15864 «Жди Меня» — Иван Иванович Доценко — 02.05.2011 (Украина)] (недоступная ссылка с 19-11-2015 (3080 дней))

Отрывок, характеризующий Даценко, Иван Иванович

– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!