Дача

Да́ча — загородный дом для городских жителей, как правило, не используемый его владельцами для постоянного проживания. В России и странах бывшего СССР дачами называют как простейшие фанерные постройки безо всяких удобств на шести сотках земли, так и капитальные строения большой площади на участках в гектар и более.

История появления

Первоначально — «дарованная князем земля», укр. да́ча «принесение в дар», сербск. даħа «поминки», словен. dáča «по́дать, дань», каз. саяжай.

Считается, что первые дачи появились в России ещё в начале XVIII века, в эпоху Петра I. Изначально это были, скорее, не дачи, а усадьбы под Петербургом, которые царь даровал своим приближённым за заслуги перед государством. Хотя как раз тогда вошло в обиход слово «дача» — производное от глагола «давать». Более 100 лет дачи-усадьбы оставались привилегией аристократии, и только в конце XIX века дачу смогли себе позволить люди различного достатка. Правда, речь шла уже не о собственном, а о съёмном загородном доме.

Одна из дач была подарена будущим императором Николаем I своей супруге Александре Фёдоровне в 1821 году. Архитектор Адам Менелас построил в Петергофе «собственная её Величества дача Александрия» — особняк в три этажа с 27 комнатами.

В 1803 году историк Николай Карамзин отметил, что летом Москва пустеет, а её жители устремляются за город. В 30-х годах XIX века в тогдашних ближайших пригородах Москвы — в Кунцево, Сокольниках, Останкино, Перово — стали появляться специальные места для летнего проживания. Бурное развитие дач началось в середине XIX века, когда появились железные дороги и «посёлки для отдыха» стали строить подальше от города — в Химках, Ховрине, Лианозово, Тарасовке, Пушкино, Малаховке, Томилино.

Дачи как место отдыха состоятельных горожан получили распространение в России с 1860-х годов. На рубеже XIX—XX веков дачная жизнь стала массовым социальным явлением, характерным только для России; оно нашло яркое отражение в российской литературе и искусстве той эпохи.

Самым известным посёлком в те годы была Перловка, принадлежавшая московскому предпринимателю и чаеторговцу Василию Алексеевичу Перлову, основателю фирмы «В.Перлов и сыновья». В 1880 году в посёлке насчитывалось 80 дач. В каждом домике был душ и персональный туалет, на берегу реки Яузы были оборудованы купальни, два раза в неделю в посёлок привозили музыкантов, в летнем театре выступали московские театральные труппы. Попасть в Перловку, по воспоминаниям современников, считалось за счастье, аренда дач оплачивалась за три года вперёд, а её стоимость была сопоставима с жильём в центре Москвы. В настоящее время Перловка — это район города Мытищи с развитой инфраструктурой, застроенный жильём высокой этажности.

По состоянию на 1888 год вокруг Москвы насчитывалось более 6000 дач, расположенных в 180 посёлках, куда в тёплое время года переселялись до 40 000 человек.

До начала XX века отдельные дачные строения были редкостью. Отдыхающие ютились на задворках крестьянских изб в наскоро сколоченных хибарках или в самой крестьянской избе, перегороженной на отсеки для 6—8 семей с общим входом. Сдача внаём избы для некоторых крестьян из ближнего Подмосковья была основным источником дохода.

Семьи московских дачников жили за городом с весны до осени — в город, как правило, выбирался на службу лишь глава семейства. Большинство дач строились неподалёку от станций железной дороги, путь до города не занимал более сорока минут.

Электричества на дачах не было — освещение производилось при помощи керосиновых ламп, вода бралась из ближайших рек. Особой популярностью вплоть до 1917 года пользовались дачные балы. В дачных посёлках не было охраны, поставить забор считалось дурным тоном.

Дачи времён СССР

В советские времена дачи жителей городов стали прежде всего местом для занятий садоводством: выращивания картофеля, клубники, других овощей и фруктов или отдыха всей семьёй в выходные дни летом. Так называемые «коллективные сады» для рабочих и служащих появлялись в российских городах начиная с середины 1930-х годов.

В посёлке Новь под Раздорами на Рублёвке Наркомат рабоче-крестьянской инспекции построил для своих сотрудников 103 фанерных домика. Жилая площадь двухкомнатной дачи равнялась 15,4 м², была рассчитана на четырёх человек. На кухне площадью 5 м² стояла плита с железной трубой.

В 1930-е годы дачи распределялись сотрудникам аппарата ВКП(б). На одной даче могло тесниться несколько семей. В те же годы чиновники высшего ранга строили себе огромные дачи в 15—20 комнат за счёт государства. В феврале 1938 года Политбюро приняло постановление «О дачах ответственных работников», в соответствии с которым устанавливалось предельное допустимое количество комнат на дачах чиновников: до 8 комнат для семейных и до 5 комнат для несемейных.

Принятое в феврале 1949 года постановление Совета Министров СССР «О коллективном и индивидуальном огородничестве и садоводстве рабочих и служащих» положило начало широкому развитию коллективного и приусадебного садоводства.

Массовое дачное строительство бурно развивалось во времена «хрущёвской оттепели», так как несмотря на обширную программу освоения целины, в Советском Союзе сохранялись сложности с продовольствием.

В 1950-е годы городским жителям выдавались участки для ведения садоводства и строительства щитовых построек летнего типа, например, посёлок Речник.

По состоянию на 1966 год в пригородах одного лишь Красноярска насчитывалось 312 коллективных садов. Большинство из них сохранились до начала XXI века.

Классический размер дачного участка в так называемом садоводческом товариществе в советское время составлял 600-800 м² (шесть-восемь соток), и существовали строгие ограничения на размеры и архитектурно-конструктивные решения дачных построек, например, нельзя было возводить двухэтажные домики, запрещалось сооружать подвалы и т. п. Иногда гражданам выделялись небольшие земельные участки — огороды для высадки картофеля и овощей без права строительства каких бы то ни было построек.

Во времена Хрущёва дачник мог получить земельный надел только для садоводства; при Брежневе порядок был несколько изменён. Можно было построить домик площадью до 25 м² для проживания в тёплое время года. Обычно их строили из дощатого каркаса, обшитого фанерой, в качестве утеплителя использовались опилки или сухой торф.

Для советской номенклатуры участки могли иметь площадь 1 га и более. Одна из таких типичных «номенклатурных» дач конца 1930-х годов показана в художественном фильме Никиты Михалкова «Утомлённые солнцем». Секретарю ЦК Михаилу Суслову в 1953 году был выделен участок в 7 га с 400 елями, 30 клёнами и двухэтажным зданием площадью 2400 м².

В силу разделения на «простых» людей и «номенклатуру» и представленных им в пользование (но не в частную собственность) земельных участков, вокруг крупных городов начали складываться ареалы престижных и непрестижных районов. При въезде на Рублёво-Успенское шоссе стояли шлагбаум и сторожка: доступ граждан без спецпропуска в сам район, где жила и отдыхала на дачах правящая элита был ограничен. Правда после выхода на пенсию, чиновник должен был сдать эту дачу, обратно государству.

При этом так называемые «генеральские дачи», принадлежащие военачальникам или чиновникам КПСС с большими участками в других районах Подмосковья, например в Снегирях могли соседствовать в пределах одного населённого пункта с щитовыми дачными домами заводских рабочих.

В конце 1980-х годов большая часть ограничений на размеры садовых домов была сняты, и в престижных пригородах Москвы и других мегаполисов на участках с изношенными коммуникациями стали появляться трёх- и четырёхэтажные капитальные сооружения, обычно из красного кирпича. Дачные поселения порой возводились без соблюдения правил и архитектурных норм, визуально напоминая фавелы. Типичное садоводческое товарищество, построенное во времена СССР, — плотно застроенное, безлюдное и выглядящее осенью заброшенным, показано в художественном кинофильме «Жесть».

Дачи иногда строились в природных заказниках и заповедниках, в санитарных зонах, где человеку долгое время находиться нельзя — под линиями электропередачи, на горах шлака металлургических комбинатов, в оврагах, вдоль трубопроводов, рядом со свалками и химкомбинатами.

Стародачные посёлки

Стародачными посёлками в СМИ называют сохранившиеся и поныне поселения советской элиты — академиков, генералитета, высшего партийного руководства, деятелей балета, театра, писателей в лучших местах Московской области, расположенные не далее 30 км от МКАД. Обычно это были деревянные, реже каменные дома со всеми удобствами, включая газовое отопление, а иногда и магистральную канализацию, расположенные зачастую на лесных участках, рядом с рекой или прудом, предоставленные дачникам за их особые заслуги.

В 1934 году властями СССР было принято «решение о помощи в строительстве дачного городка для писателей на 90 дач, стоимостью 6 млн руб.». Строительное подразделение Литфонда СССР возвело знаменитый писательский посёлок Переделкино.

В 1949 году дачи в Жуковке получили разработчики проекта атомной бомбы, в конце 50-х годов — конструкторы космических ракет. Среди других известных «стародачных посёлков» — Барвиха, Валентиновка, Кратово, Малаховка, Заветы Ильича, Жаворонки, Снегири, Баковка, Николина Гора. С конца XX века стародачные посёлки активно перестраиваются новыми хозяевами, обычно не имеющими никакого отношения к прежним обитателям тех мест. При этом цена на дома в стародачных посёлках достаточно высока, каждая из таких дач, по оценкам риелторов — штучный товар. К началу XXI века, по данным СМИ в Подмосковье — около 50 «стародачных посёлков», что составляет не более 5 % от рынка загородной недвижимости.

Дачный бум в новой России

Согласно Федеральному закону «О садоводческих, огороднических и дачных некоммерческих объединениях граждан» от 15.04.1998 — дачный участок — это земельный участок, предоставленный гражданину (например, предприятием, где он работает или работал) или приобретённый им в целях отдыха с возможностью возвести жилое строение (без права регистрации проживания в нём) или жилой дом (с правом регистрации проживания) и хозяйственные постройки и сооружения, а также с целью выращивать плодовые, ягодные, овощные, бахчевые или иные сельскохозяйственные культуры и картофель.

В 90-е годы XX века в стране начался свободный оборот земельных участков «для индивидуального жилищного строительства», под него выделялись пустыри на окраинах деревень и бывшие колхозные поля. Однако на этих землях стали строить не только дома для постоянного проживания, но и дачи. Стоимость таких участков, особенно вблизи Москвы и Санкт-Петербурга неуклонно повышалась. По данным информационно-аналитического агентства RWAY, за пять лет — с 2002 по 2007 гг. подмосковная земля подорожала в среднем на 262 %. По данным «Российской газеты», в 2006 году средняя цена сотки земли в Московской области в пределах 50 км от МКАД увеличилась за год в полтора раза и составила $6017. По данным РБК, средняя цена сотки земли на подмосковном Рублёво-Успенском шоссе в зоне до 15 км от МКАД в 2007 году составляла $45000, на Ленинградском и Дмитровском шоссе на таком же расстоянии от МКАД — $10000/.

В начале XXI века в России дачи возводят в том числе и на землях, предназначенных для строительства приусадебных участков, так называемого «личного подсобного хозяйства» («ЛПХ»).

В силу быстрой застройки и образовавшейся нехватки земель для дачного строительства, под строительство элитных дач и коттеджей в Москве порой стали выделяться земли природно-исторических парков и заповедников, а в Московской области — лучшие пахотные земли.

Дачный бум наносит серьёзный урон культурному ландшафту пригородов российских мегаполисов, в частности, Москвы, выводит из сельскохозяйственного оборота плодородные земли и ведёт к деградации природных экосистем.

Массированная застройка пригородов дачами для сезонного проживания приводит к стагнации развития местной инфраструктуры, прежде всего, образовательных и медицинских учреждений, поскольку горожане-дачники, приезжающие за город лишь на выходные, в них не испытывают необходимости.

Дачники, пользующиеся автомобилями, в выходные дни создают пробки на автомобильных дорогах, ведущих из города в область.

Кандидат наук, ведущий научный сотрудник Института национальной модели экономики, руководитель направления «теоретическая география ландшафта» Владимир Каганский, считает,:

В погоне за близостью к природе участники дачного бума заняли, застроили, ограбили и загадили эту самую природу; расчленили её на части и оттеснили её от прочих жителей городов. Дачный бум — разрушение именно той среды, где должны формироваться простые и ничем не заменимые образы и понятия: поле, лес, луг, роща, опушка, деревня, усадьба, сельский погост, ключ, ручей, река, пойма и долина реки

В начале XXI века дачные участки имелись у 30 млн жителей России. По данным МВД на 2009 год, в Подмосковье примерно 500 коттеджных посёлков и свыше 11 тыс. садоводческих товариществ — примерно 1 млн, коттеджей и частных домов, из них в 150 тыс. строениях люди живут постоянно, владельцы остальных лишь приезжают на выходные.

Регистрация на даче

См. также: Регистрационный учёт в Российской Федерации

В апреле 2008 года Конституционный суд определил, что существовавший запрет на постоянную регистрацию граждан на дачах — неправомерен. Однако по состоянию на март 2009 года процесс регистрации по-прежнему был забюрократизирован — владелец должен доказывать в суде, что его строение пригодно для постоянного круглогодичного проживания. Госдума планировала рассмотреть законопроект о регистрации на дачах на весенней сессии, однако по состоянию на апрель 2009 года, вопрос не был решен и перенесен на осень из-за затянувшихся согласований в различных министерствах и ведомствах.

По мнению журналиста газеты «Новые Известия», чиновники и местные власти выступают против регистрации на дачах, так как это будет способствовать изменению структуры населения, что приведет к дополнительным бюджетным расходам: придется строить школы, поликлиники, больницы, дороги, серьезно заниматься коммунальным хозяйством, вместо «летнего водопровода» с ржавой неочищенной водой, поступающей с перебоями и электрических подстанций середины XX века, не способных обеспечивать дома полноценным электроснабжением, сооружать и прокладывать полноценные коммуникации. Региональные власти опасаются, что новый закон о регистрации граждан в дачных и садоводческих товариществах сможет спровоцировать появление новых полноценных поселений, в чём они не заинтересованы.

Садоводческие и дачные некоммерческие товарищества не являются административно-территориальными образованиями. Это юридические лица. Поэтому нахождение «в них» земельных участков невозможно априори. На практике, действительно, понятие «садоводческое товарищество» часто употребляют как синоним «поселения». Однако путать эти понятия с точки зрения закона нельзя, это разные сферы общественных отношений, регулируемых разными нормативными правовыми актами.

Правовые риски дачного строительства

Застройщики (коммерческие организации) с целью минимизации цен на готовые дома строят так называемые дачные поселки на землях сельскохозяйственного назначения. Называя поселки дачными, застройщики пытаются обойти нормы земельного и градостроительного законодательства, в соответствии с которыми дачное строительство может осуществляться только физическими лицами или некоммерческими организациями. Термин «дача» используется в законодательстве только в контексте ведения дачного хозяйства гражданами и их объединениями. В последние годы появилась судебная практика на уровне ВАС, в соответствии с которой разрешенное использование для дачного строительства может быть установлено только в отношении участков, предоставленных некоммерческим объединениям граждан (в форме дачного потребительного кооператива и т. п.). В связи с этим акты органов местного самоуправления, которыми было установлено дачное разрешенное использование для участков, принадлежащих коммерческим организациям, могут быть оспорены в судебном порядке. Немногочисленные прецеденты уже существуют.

«Деревенские небоскрёбы»

В январе 2010 года газета «Известия» сообщила о новой тенденции загородного строительства в Московской области. На дачных участках размером в 6 соток мелкие частные застройщики стали строить многоквартирные дома на продажу, которые автор материала называет «деревенскими небоскрёбами». Издание советует читателям — возможным покупателям таких квартир — внимательнее изучать правоустанавливающие документы и предупреждает о возможных сложностях с коммуникациями. Например, на начало мая 2013 года власти Московской области выявили более 400 подобных объектов, большинство из которых наверняка пойдет под снос.

Дачи и криминал

Обычное явление для садоводческих товариществ и коллективных садов в межсезонье — кражи. Дачи, как правило, никто не охраняет, либо на всю площадь садового товарищества полагается один сторож. Пытаясь предотвратить разграбление, с окончанием летнего сезона хозяева увозят с дач всё ценное в городские квартиры. Воруют обычно посуду, инструменты и одежду. Не редки случаи, когда дачи в осеннее и зимнее время используют без ведома хозяев для проживания бездомные граждане, беспризорники и криминальные элементы.. Случаются и поджоги, которые устраивают ради развлечения на оставленных без присмотра дачах несовершеннолетние.

Преступники проникают на дачи с целью кражи цветных металлов. От подобных действий пострадал лидер фракции ЛДПР в Государственной думе Игорь Лебедев в 2000 году. На его дачу в Одинцовском районе проникли двое граждан, где их затем задержали сотрудники милиции. По данным пресс-службы ГУВД Московской области, «сборщики цветных металлов — это бич для Подмосковья, они съезжаются сюда из соседних регионов».

В связи с распространением наркомании чаще стали отмечаться случаи хищения с дачных огородов и клумб мака, поэтому выращивание более двух растений мака ныне наказывается властями штрафами и более строго.

В 2008 году неустановленные граждане впервые ограбили 10 дач, включая знаменитую «Зелёную будку» — дачу Анны Ахматовой в посёлке Литфонда в Комарово (Ленинградская область).

В 2002 году в охраняемом садоводческом товариществе «Ягодка» в Опалихе в Красногорском районе Подмосковья был расстрелян киллерами гражданин США адвокат Яков Тилипман, представлявший интересы «Kremlyovskaya group». В 2008 году грабители в камуфляжной форме, перелезли через забор, проникнув на дачу телеведущего Александра Цекало в деревне Глухово Красногорского района Московской области, где ограбили и связали его родственников.

В мае 2009 года сотрудники милиции поймали банду налётчиков, специализировавшихся на грабежах дач, расположенных в элитных коттеджных посёлках на Рублёвке, включая те, где проживают российские бизнесмены и государственные чиновники. Грабители пользовались беспечностью и непрофессионализмом охраны, в частности тем, что службы безопасности обычно охраняют лишь въезд и периодически совершают обход территории, но при этом сами дома не оборудованы сигнализацией. Среди прочих случаев, вменяемых членам банды — ограбление дома 47-летнего сенатора от республики Калмыкия Михаила Капуры, которое было совершено в ночь на 21 мая в элитном посёлке Раздоры-7. Банду создал житель одного из подмосковных городов, преступники использовали для планирования своих нападений спутниковые фотографии и карты, размещённые в сети Интернет. На вооружении у бандитов были приборы ночного видения. На счету у группировки — десятки краж и разбойных нападений на дачи и частные особняки в элитных посёлках. Поймать их удалось благодаря камерам наружного наблюдения, установленным на даче у министра Сергея Шойгу, по соседству с которой они совершили своё очередное преступление.

По данным МВД, в Подмосковье лишь 5 процентов дач подключены к системе пультовой охраны, при этом 25 % краж, совершаемых в жилом фонде в зимнее время, приходятся на дачные домовладения.

Дача сегодня

Сегодня дача для большинства жителей стран СНГ является зачастую своеобразным загородным домом. Всё чаще такие земельные участки приобретаются не для выращивания плодово-овощных культур, а лишь с целью проведения отдыха за пределами города. В больших городах с развитым пригородом дачные участки так же широко применяются для постоянного проживания, это особенно характерно для юга России.

Интересные факты

• По данным ВЦИОМ, большинство жителей России проводят свои летние отпуска на даче и лишь 14 % выбирают отдых на местных или зарубежных курортах.
• По данным ВЦИОМ, 81 % дачников используют свою землю для производства пищевых продуктов для семейного потребления, 30 % опрошенных занимаются ландшафтным дизайном, и только для 23 % опрошенных дача — место отдыха.
• По данным на август 2011 г. в крупных городах 48 % населения имеют дачи, а в целом по России около 60 % населения имеют дачные участки.

См. также

• Дачный посёлок
• Потребительский идеал в СССР
• Дачная амнистия
• Рублёвка
• Таунхаус
• Садоводческое объединение
• Дачная столица (музей)

Ссылки

• [slovari.yandex.ru/дача/Гуманитарный%20словарь/Дача/ Дача] // Российский гуманитарный энциклопедический словарь: В 3 т. — М.: Гуманит. изд. центр ВЛАДОС: Филол. фак. С.-Петерб. гос. ун-та, 2002. — Т. 1.

Отрывок, характеризующий Дача

– Ежели он сумеет повести дела, он может заплатить все долги, – продолжал ополченец про Ростова.
– Добрый старик, но очень pauvre sire [плох]. И зачем они живут тут так долго? Они давно хотели ехать в деревню. Натали, кажется, здорова теперь? – хитро улыбаясь, спросила Жюли у Пьера.
– Они ждут меньшого сына, – сказал Пьер. – Он поступил в казаки Оболенского и поехал в Белую Церковь. Там формируется полк. А теперь они перевели его в мой полк и ждут каждый день. Граф давно хотел ехать, но графиня ни за что не согласна выехать из Москвы, пока не приедет сын.
– Я их третьего дня видела у Архаровых. Натали опять похорошела и повеселела. Она пела один романс. Как все легко проходит у некоторых людей!
– Что проходит? – недовольно спросил Пьер. Жюли улыбнулась.
– Вы знаете, граф, что такие рыцари, как вы, бывают только в романах madame Suza.
– Какой рыцарь? Отчего? – краснея, спросил Пьер.
– Ну, полноте, милый граф, c'est la fable de tout Moscou. Je vous admire, ma parole d'honneur. [это вся Москва знает. Право, я вам удивляюсь.]
– Штраф! Штраф! – сказал ополченец.
– Ну, хорошо. Нельзя говорить, как скучно!
– Qu'est ce qui est la fable de tout Moscou? [Что знает вся Москва?] – вставая, сказал сердито Пьер.
– Полноте, граф. Вы знаете!
– Ничего не знаю, – сказал Пьер.
– Я знаю, что вы дружны были с Натали, и потому… Нет, я всегда дружнее с Верой. Cette chere Vera! [Эта милая Вера!]
– Non, madame, [Нет, сударыня.] – продолжал Пьер недовольным тоном. – Я вовсе не взял на себя роль рыцаря Ростовой, и я уже почти месяц не был у них. Но я не понимаю жестокость…
– Qui s'excuse – s'accuse, [Кто извиняется, тот обвиняет себя.] – улыбаясь и махая корпией, говорила Жюли и, чтобы за ней осталось последнее слово, сейчас же переменила разговор. – Каково, я нынче узнала: бедная Мари Волконская приехала вчера в Москву. Вы слышали, она потеряла отца?
– Неужели! Где она? Я бы очень желал увидать ее, – сказал Пьер.
– Я вчера провела с ней вечер. Она нынче или завтра утром едет в подмосковную с племянником.
– Ну что она, как? – сказал Пьер.
– Ничего, грустна. Но знаете, кто ее спас? Это целый роман. Nicolas Ростов. Ее окружили, хотели убить, ранили ее людей. Он бросился и спас ее…
– Еще роман, – сказал ополченец. – Решительно это общее бегство сделано, чтобы все старые невесты шли замуж. Catiche – одна, княжна Болконская – другая.
– Вы знаете, что я в самом деле думаю, что она un petit peu amoureuse du jeune homme. [немножечко влюблена в молодого человека.]
– Штраф! Штраф! Штраф!
– Но как же это по русски сказать?..


Когда Пьер вернулся домой, ему подали две принесенные в этот день афиши Растопчина.
В первой говорилось о том, что слух, будто графом Растопчиным запрещен выезд из Москвы, – несправедлив и что, напротив, граф Растопчин рад, что из Москвы уезжают барыни и купеческие жены. «Меньше страху, меньше новостей, – говорилось в афише, – но я жизнью отвечаю, что злодей в Москве не будет». Эти слова в первый раз ясно ыоказали Пьеру, что французы будут в Москве. Во второй афише говорилось, что главная квартира наша в Вязьме, что граф Витгснштейн победил французов, но что так как многие жители желают вооружиться, то для них есть приготовленное в арсенале оружие: сабли, пистолеты, ружья, которые жители могут получать по дешевой цене. Тон афиш был уже не такой шутливый, как в прежних чигиринских разговорах. Пьер задумался над этими афишами. Очевидно, та страшная грозовая туча, которую он призывал всеми силами своей души и которая вместе с тем возбуждала в нем невольный ужас, – очевидно, туча эта приближалась.
«Поступить в военную службу и ехать в армию или дожидаться? – в сотый раз задавал себе Пьер этот вопрос. Он взял колоду карт, лежавших у него на столе, и стал делать пасьянс.
– Ежели выйдет этот пасьянс, – говорил он сам себе, смешав колоду, держа ее в руке и глядя вверх, – ежели выйдет, то значит… что значит?.. – Он не успел решить, что значит, как за дверью кабинета послышался голос старшей княжны, спрашивающей, можно ли войти.
– Тогда будет значить, что я должен ехать в армию, – договорил себе Пьер. – Войдите, войдите, – прибавил он, обращаясь к княжие.
(Одна старшая княжна, с длинной талией и окаменелым лидом, продолжала жить в доме Пьера; две меньшие вышли замуж.)
– Простите, mon cousin, что я пришла к вам, – сказала она укоризненно взволнованным голосом. – Ведь надо наконец на что нибудь решиться! Что ж это будет такое? Все выехали из Москвы, и народ бунтует. Что ж мы остаемся?
– Напротив, все, кажется, благополучно, ma cousine, – сказал Пьер с тою привычкой шутливости, которую Пьер, всегда конфузно переносивший свою роль благодетеля перед княжною, усвоил себе в отношении к ней.
– Да, это благополучно… хорошо благополучие! Мне нынче Варвара Ивановна порассказала, как войска наши отличаются. Уж точно можно чести приписать. Да и народ совсем взбунтовался, слушать перестают; девка моя и та грубить стала. Этак скоро и нас бить станут. По улицам ходить нельзя. А главное, нынче завтра французы будут, что ж нам ждать! Я об одном прошу, mon cousin, – сказала княжна, – прикажите свезти меня в Петербург: какая я ни есть, а я под бонапартовской властью жить не могу.
– Да полноте, ma cousine, откуда вы почерпаете ваши сведения? Напротив…
– Я вашему Наполеону не покорюсь. Другие как хотят… Ежели вы не хотите этого сделать…
– Да я сделаю, я сейчас прикажу.
Княжне, видимо, досадно было, что не на кого было сердиться. Она, что то шепча, присела на стул.
– Но вам это неправильно доносят, – сказал Пьер. – В городе все тихо, и опасности никакой нет. Вот я сейчас читал… – Пьер показал княжне афишки. – Граф пишет, что он жизнью отвечает, что неприятель не будет в Москве.
– Ах, этот ваш граф, – с злобой заговорила княжна, – это лицемер, злодей, который сам настроил народ бунтовать. Разве не он писал в этих дурацких афишах, что какой бы там ни был, тащи его за хохол на съезжую (и как глупо)! Кто возьмет, говорит, тому и честь и слава. Вот и долюбезничался. Варвара Ивановна говорила, что чуть не убил народ ее за то, что она по французски заговорила…
– Да ведь это так… Вы всё к сердцу очень принимаете, – сказал Пьер и стал раскладывать пасьянс.
Несмотря на то, что пасьянс сошелся, Пьер не поехал в армию, а остался в опустевшей Москве, все в той же тревоге, нерешимости, в страхе и вместе в радости ожидая чего то ужасного.
На другой день княжна к вечеру уехала, и к Пьеру приехал его главноуправляющий с известием, что требуемых им денег для обмундирования полка нельзя достать, ежели не продать одно имение. Главноуправляющий вообще представлял Пьеру, что все эти затеи полка должны были разорить его. Пьер с трудом скрывал улыбку, слушая слова управляющего.
– Ну, продайте, – говорил он. – Что ж делать, я не могу отказаться теперь!
Чем хуже было положение всяких дел, и в особенности его дел, тем Пьеру было приятнее, тем очевиднее было, что катастрофа, которой он ждал, приближается. Уже никого почти из знакомых Пьера не было в городе. Жюли уехала, княжна Марья уехала. Из близких знакомых одни Ростовы оставались; но к ним Пьер не ездил.
В этот день Пьер, для того чтобы развлечься, поехал в село Воронцово смотреть большой воздушный шар, который строился Леппихом для погибели врага, и пробный шар, который должен был быть пущен завтра. Шар этот был еще не готов; но, как узнал Пьер, он строился по желанию государя. Государь писал графу Растопчину об этом шаре следующее:
«Aussitot que Leppich sera pret, composez lui un equipage pour sa nacelle d'hommes surs et intelligents et depechez un courrier au general Koutousoff pour l'en prevenir. Je l'ai instruit de la chose.
Recommandez, je vous prie, a Leppich d'etre bien attentif sur l'endroit ou il descendra la premiere fois, pour ne pas se tromper et ne pas tomber dans les mains de l'ennemi. Il est indispensable qu'il combine ses mouvements avec le general en chef».
[Только что Леппих будет готов, составьте экипаж для его лодки из верных и умных людей и пошлите курьера к генералу Кутузову, чтобы предупредить его.
Я сообщил ему об этом. Внушите, пожалуйста, Леппиху, чтобы он обратил хорошенько внимание на то место, где он спустится в первый раз, чтобы не ошибиться и не попасть в руки врага. Необходимо, чтоб он соображал свои движения с движениями главнокомандующего.]
Возвращаясь домой из Воронцова и проезжая по Болотной площади, Пьер увидал толпу у Лобного места, остановился и слез с дрожек. Это была экзекуция французского повара, обвиненного в шпионстве. Экзекуция только что кончилась, и палач отвязывал от кобылы жалостно стонавшего толстого человека с рыжими бакенбардами, в синих чулках и зеленом камзоле. Другой преступник, худенький и бледный, стоял тут же. Оба, судя по лицам, были французы. С испуганно болезненным видом, подобным тому, который имел худой француз, Пьер протолкался сквозь толпу.
– Что это? Кто? За что? – спрашивал он. Но вниманье толпы – чиновников, мещан, купцов, мужиков, женщин в салопах и шубках – так было жадно сосредоточено на то, что происходило на Лобном месте, что никто не отвечал ему. Толстый человек поднялся, нахмурившись, пожал плечами и, очевидно, желая выразить твердость, стал, не глядя вокруг себя, надевать камзол; но вдруг губы его задрожали, и он заплакал, сам сердясь на себя, как плачут взрослые сангвинические люди. Толпа громко заговорила, как показалось Пьеру, – для того, чтобы заглушить в самой себе чувство жалости.
– Повар чей то княжеский…
– Что, мусью, видно, русский соус кисел французу пришелся… оскомину набил, – сказал сморщенный приказный, стоявший подле Пьера, в то время как француз заплакал. Приказный оглянулся вокруг себя, видимо, ожидая оценки своей шутки. Некоторые засмеялись, некоторые испуганно продолжали смотреть на палача, который раздевал другого.
Пьер засопел носом, сморщился и, быстро повернувшись, пошел назад к дрожкам, не переставая что то бормотать про себя в то время, как он шел и садился. В продолжение дороги он несколько раз вздрагивал и вскрикивал так громко, что кучер спрашивал его:
– Что прикажете?
– Куда ж ты едешь? – крикнул Пьер на кучера, выезжавшего на Лубянку.
– К главнокомандующему приказали, – отвечал кучер.
– Дурак! скотина! – закричал Пьер, что редко с ним случалось, ругая своего кучера. – Домой я велел; и скорее ступай, болван. Еще нынче надо выехать, – про себя проговорил Пьер.
Пьер при виде наказанного француза и толпы, окружавшей Лобное место, так окончательно решил, что не может долее оставаться в Москве и едет нынче же в армию, что ему казалось, что он или сказал об этом кучеру, или что кучер сам должен был знать это.
Приехав домой, Пьер отдал приказание своему все знающему, все умеющему, известному всей Москве кучеру Евстафьевичу о том, что он в ночь едет в Можайск к войску и чтобы туда были высланы его верховые лошади. Все это не могло быть сделано в тот же день, и потому, по представлению Евстафьевича, Пьер должен был отложить свой отъезд до другого дня, с тем чтобы дать время подставам выехать на дорогу.
24 го числа прояснело после дурной погоды, и в этот день после обеда Пьер выехал из Москвы. Ночью, переменя лошадей в Перхушкове, Пьер узнал, что в этот вечер было большое сражение. Рассказывали, что здесь, в Перхушкове, земля дрожала от выстрелов. На вопросы Пьера о том, кто победил, никто не мог дать ему ответа. (Это было сражение 24 го числа при Шевардине.) На рассвете Пьер подъезжал к Можайску.
Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.