Дача Дурново
| Памятник архитектуры | |
Дача Дурново
| |
| |
| Страна | Россия |
| Санкт-Петербург | Свердловская наб., 22 |
| Автор проекта | 1780-е гг., Львов Н. А., 1-я четв. 19 В., 1813—1814 гг., Михайлов А. А. 2-й, 1870 г., Фонтана Л. Ф. |
| Статус |  Объект культурного наследия РФ № 7810225000 памятник архитектуры (региональный)
|
Дáча Дурновó — ближняя усадьба Бакуниных (XVIII в.) и Дурново (XIX в.) на Полюстровской (ныне Свердловской) набережной Петербурга, памятник архитектуры классицизма.
Содержание
История усадьбы
Загородная вилла была выстроена П. В. Бакуниным в 1780-х годах по проекту, предположительно, Н. А. Львова. В 1786 году усадьба перешла к П. П. Бакунину, затем ещё несколько раз перепродавалась. Одним из владельцев был П. И. Кутайсов, а в 1813 году её приобрёл Д. Н. Дурново, который заказал её перестройку, предположительно, архитектору А. А. Михайлову. Строительные работы продолжались с 1813 по 1826 годы. При особняке был разбит парк, славившийся своими соловьями.
В 1870-х годах особняк вновь был перестроен (в основном, изнутри) по проекту архитектора Л. Фонтана. В это время дачей владел видный сановник П. П. Дурново.
После Февральской революции усадьба служила штабом анархистов и, якобы, местом, где хранили оружие большевики (см. ниже).
В советское время дачу Дурново занимали клуб и музей объединения «Ленинградский Металлический завод», которые перестраивали её по своему усмотрению[1]. В постсоветский период памятник архитектуры пришёл в полный упадок и едва не погиб. В 1996 году была демонтирована ограда, а в результате пожара 1998 года утрачены знаменитый фронтон и второй этаж здания[2][3].
В марте 2014 года в усадьбе были начаты реставрационные работы. В 2015 г. здание разобрано, идёт реконструкция, согласно информационному щиту, работы по воссозданию должны завершиться в 31 мая 2016 года.
Конфликт из-за дачи Дурново
В июне 1917 года вокруг бывшей дачи Дурново, ставшей к тому времени штабом анархистов, произошёл ряд событий, вошедших в историю революции 1917 года в России как «конфликт из-за дачи Дурново»[4]. Начавшееся июньское наступление накалило обстановку в частях Петроградского гарнизона, опасавшихся отправки на фронт. Ситуацию дополнительно обострили действия властей по выселению анархистов из дачи Дурново.
Попытка захвата анархистами типографии газеты «Русская воля»
5 (18) июня 1917 «боевой отряд анархистов» в 50 (по другим источникам — 70) человек во главе с И. С. Блейхманом занял типографию газеты «Русская воля», объявив, что он прибыл «освободить рабочих типографии от гнёта капиталистической эксплуатации», при этом сама типография объявлялась конфискованной «для нужд социализма». На протесты Исполкома Петросовета, объявившего подобные действия «ударом по революции», анархисты заявили, что никакой власти они не признают, включая Совет.
Командующий Петроградским военным округом генерал П. А. Половцов с санкции Исполкома Петросовета освободил типографию от анархистов, при этом, по его словам, «публика, запрудившая все соседние улицы, устроила мне бешеную овацию, как будто бы я взял Берлин… Какие-то личности вскакивают на подножку автомобиля и жмут мне руки, девицы в окнах машут платочками и бросают цветы».
За время пребывания в типографии анархисты успели выпустить листовку, гласившую:
|
Однако последовавшая 7 (20) июня 1917 за этими событиями попытка выселить анархистов из дачи Дурново (где, помимо них, располагались также рабочий клуб «Просвет», правление профсоюзов Выборгской стороны, профсоюз булочников, комиссариат рабочей милиции 2-го Выборгского подрайона, совет Петроградской народной милиции[5]), вызвала массовое возмущение и забастовки рабочих Выборгского района. В тот же день, 7 (20) июня 1917, забастовали 4 завода, 8 (21) июня 1917 их число дошло до двадцати восьми. Забастовавшие рабочие отправили в Исполком Петросовета делегацию с требованием «оставить дачу в руках трудового народа». После того, как делегация вернулась ни с чем, была отправлена вторая, заявившая, что в таком случае анархисты окажут вооружённый отпор. ЦК и ПК РСДРП (б) в тот же день назначили на 10 (23) июня 1917 мирную демонстрацию протеста.
На месте побывал исполнитель выселения прокурор Бессарабов, который обнаружил, что дача используется не только анархистами, но и целым рядом других организаций, включая профсоюз булочников, а сад перед дачей «служит местом отдыха для всего прилегающего рабочего района».
В Петрограде распространились слухи о том, что власти якобы вызывают с фронта 20 тыс. казаков для карательной экспедиции. Под давлением эсеро-меньшевистского большинства I Всероссийского съезда Советов, проходившего в этот период в Петрограде, ЦК РСДРП (б), не желая противопоставлять себя съезду, отменил демонстрацию, запланированную на 10 (23) июня 1917.
12 (25) июня 1917 судебный пристав явился к особняку Кшесинской с тем, чтобы во исполнение постановления суда выселить из него большевиков и передать особняк владелице, однако Петроградский военный округ и рабочая милиция отказались содействовать выселению, а вечером того же дня Исполком Петросовета постановил выселение прекратить.
Налёт анархистов на «Кресты»
18 июня (1 июля) 1917 в Петрограде на Марсовом поле состоялась массовая демонстрация, организованная Съездом Советов. Однако, вопреки ожиданиям организаторов, планировавших провести общеполитическую демонстрацию доверия Временному правительству, акция, в которой участвовало около 500 тыс. чел., прошла под большевистскими лозунгами «Долой десять министров-капиталистов!», «Пора кончать войну!», «Вся власть Советам!», что свидетельствовало о разрыве между настроениями масс столицы и политикой Временного правительства и руководства Советов[6].
Анархисты первоначально отказались от участия в манифестации, заявив, что «не поддерживают буржуазных социалистов», однако всё-таки присоединились к манифестантам. Во время митинга вооружённые анархисты совершили налёт на тюрьму «Кресты», освободив шестерых своих сторонников и члена Военной организации РСДРП(б) Ф. П. Хаустова[7], причём налётом воспользовались для своего побега до 400 содержавшихся в тюрьме уголовников.
Выселение дачи Дурново
19 июня (2 июля) 1917 дача Дурново всё-таки была выселена силами одной казачьей сотни и батальона пехоты с бронемашиной. При штурме погиб анархист Ш. А. Аснин[7], было арестовано 59 человек, в том числе тех, кто накануне был освобождён из «Крестов», но большевиков на даче обнаружено не было. Командующему Петроградским военным округом генералу Половцову и министру юстиции П. Н. Переверзеву пришлось оправдываться перед Съездом Советов, однако они вышли из положения, предъявив Съезду фотографии Аснина, на которых были видны многочисленные уголовные татуировки.
Напишите отзыв о статье "Дача Дурново"
Примечания
- ↑ В 1938 г. были сооружены антресольные помещения.
- ↑ [www.nsp.ru/vdp_19910.html НП]
- ↑ www.glazey.info/glaz/article/larisa_zhuravskaya/razvaliny_dvoryanskogo_gnezda/
- ↑ "Набат" №1, 09.2000. [www.azarov.net/04_hi/print/ju_cr.htm Июльский кризис](недоступная ссылка — история). Проверено 23 января 2011. [web.archive.org/20071020100443/www.azarov.net/04_hi/print/ju_cr.htm Архивировано из первоисточника 20 октября 2007].
- ↑ [encyc.mir-x.ru/184152.html Энциклопедии и словари: Дурново дача]. Проверено 23 января 2011. [www.webcitation.org/69TYyHhMT Архивировано из первоисточника 27 июля 2012].
- ↑ Александр Рабинович. Большевики приходят к власти: Революция 1917 года в Петрограде. [scepsis.ru/library/id_1501.html Предисловие].
- ↑ 1 2 [zakoylok.ru/kulturnyie-tsentryi-dostoprimechatelnosti-sankt-pet/durnovo-dacha.html Дурново дача]. Проверено 23 января 2011. [www.webcitation.org/69TYzCUtt Архивировано из первоисточника 27 июля 2012].
Литература
- Козырева Е. А. [spbgasu.ru/main-template/attachment/Uniform%20information%20resource/Conferences+and+seminars/65MNTK/65NKPP_ch3.pdf Проблемы сохранения и реставрации дачи Дурново] // Доклады 65-й научной конференции профессоров, преподавателей, научных работников, инженеров и аспирантов университета / Санкт-Петербургский госуд. архит.-строит. ун-т. — В 4 ч. Ч. 3. — СПб., 2008. — 226 с.
Ссылки
- [www.citywalls.ru/house8352.html Дача Дурново на citywalls.ru]
- [www.encspb.ru/object/2804020248?lc=ru Энциклопедия СПб]
Отрывок, характеризующий Дача Дурново
– А знаешь, – вдруг сказала она, – я знаю, что никогда уже я не буду так счастлива, спокойна, как теперь.– Вот вздор, глупости, вранье – сказал Николай и подумал: «Что за прелесть эта моя Наташа! Такого другого друга у меня нет и не будет. Зачем ей выходить замуж, всё бы с ней ездили!»
«Экая прелесть этот Николай!» думала Наташа. – А! еще огонь в гостиной, – сказала она, указывая на окна дома, красиво блестевшие в мокрой, бархатной темноте ночи.
Граф Илья Андреич вышел из предводителей, потому что эта должность была сопряжена с слишком большими расходами. Но дела его всё не поправлялись. Часто Наташа и Николай видели тайные, беспокойные переговоры родителей и слышали толки о продаже богатого, родового Ростовского дома и подмосковной. Без предводительства не нужно было иметь такого большого приема, и отрадненская жизнь велась тише, чем в прежние годы; но огромный дом и флигеля всё таки были полны народом, за стол всё так же садилось больше человек. Всё это были свои, обжившиеся в доме люди, почти члены семейства или такие, которые, казалось, необходимо должны были жить в доме графа. Таковы были Диммлер – музыкант с женой, Иогель – танцовальный учитель с семейством, старушка барышня Белова, жившая в доме, и еще многие другие: учителя Пети, бывшая гувернантка барышень и просто люди, которым лучше или выгоднее было жить у графа, чем дома. Не было такого большого приезда как прежде, но ход жизни велся тот же, без которого не могли граф с графиней представить себе жизни. Та же была, еще увеличенная Николаем, охота, те же 50 лошадей и 15 кучеров на конюшне, те же дорогие подарки в именины, и торжественные на весь уезд обеды; те же графские висты и бостоны, за которыми он, распуская всем на вид карты, давал себя каждый день на сотни обыгрывать соседям, смотревшим на право составлять партию графа Ильи Андреича, как на самую выгодную аренду.
Граф, как в огромных тенетах, ходил в своих делах, стараясь не верить тому, что он запутался и с каждым шагом всё более и более запутываясь и чувствуя себя не в силах ни разорвать сети, опутавшие его, ни осторожно, терпеливо приняться распутывать их. Графиня любящим сердцем чувствовала, что дети ее разоряются, что граф не виноват, что он не может быть не таким, каким он есть, что он сам страдает (хотя и скрывает это) от сознания своего и детского разорения, и искала средств помочь делу. С ее женской точки зрения представлялось только одно средство – женитьба Николая на богатой невесте. Она чувствовала, что это была последняя надежда, и что если Николай откажется от партии, которую она нашла ему, надо будет навсегда проститься с возможностью поправить дела. Партия эта была Жюли Карагина, дочь прекрасных, добродетельных матери и отца, с детства известная Ростовым, и теперь богатая невеста по случаю смерти последнего из ее братьев.
Графиня писала прямо к Карагиной в Москву, предлагая ей брак ее дочери с своим сыном и получила от нее благоприятный ответ. Карагина отвечала, что она с своей стороны согласна, что всё будет зависеть от склонности ее дочери. Карагина приглашала Николая приехать в Москву.
Несколько раз, со слезами на глазах, графиня говорила сыну, что теперь, когда обе дочери ее пристроены – ее единственное желание состоит в том, чтобы видеть его женатым. Она говорила, что легла бы в гроб спокойной, ежели бы это было. Потом говорила, что у нее есть прекрасная девушка на примете и выпытывала его мнение о женитьбе.
В других разговорах она хвалила Жюли и советовала Николаю съездить в Москву на праздники повеселиться. Николай догадывался к чему клонились разговоры его матери, и в один из таких разговоров вызвал ее на полную откровенность. Она высказала ему, что вся надежда поправления дел основана теперь на его женитьбе на Карагиной.
– Что ж, если бы я любил девушку без состояния, неужели вы потребовали бы, maman, чтобы я пожертвовал чувством и честью для состояния? – спросил он у матери, не понимая жестокости своего вопроса и желая только выказать свое благородство.
– Нет, ты меня не понял, – сказала мать, не зная, как оправдаться. – Ты меня не понял, Николинька. Я желаю твоего счастья, – прибавила она и почувствовала, что она говорит неправду, что она запуталась. – Она заплакала.
– Маменька, не плачьте, а только скажите мне, что вы этого хотите, и вы знаете, что я всю жизнь свою, всё отдам для того, чтобы вы были спокойны, – сказал Николай. Я всем пожертвую для вас, даже своим чувством.
Но графиня не так хотела поставить вопрос: она не хотела жертвы от своего сына, она сама бы хотела жертвовать ему.
– Нет, ты меня не понял, не будем говорить, – сказала она, утирая слезы.
«Да, может быть, я и люблю бедную девушку, говорил сам себе Николай, что ж, мне пожертвовать чувством и честью для состояния? Удивляюсь, как маменька могла мне сказать это. Оттого что Соня бедна, то я и не могу любить ее, думал он, – не могу отвечать на ее верную, преданную любовь. А уж наверное с ней я буду счастливее, чем с какой нибудь куклой Жюли. Пожертвовать своим чувством я всегда могу для блага своих родных, говорил он сам себе, но приказывать своему чувству я не могу. Ежели я люблю Соню, то чувство мое сильнее и выше всего для меня».
Николай не поехал в Москву, графиня не возобновляла с ним разговора о женитьбе и с грустью, а иногда и озлоблением видела признаки всё большего и большего сближения между своим сыном и бесприданной Соней. Она упрекала себя за то, но не могла не ворчать, не придираться к Соне, часто без причины останавливая ее, называя ее «вы», и «моя милая». Более всего добрая графиня за то и сердилась на Соню, что эта бедная, черноглазая племянница была так кротка, так добра, так преданно благодарна своим благодетелям, и так верно, неизменно, с самоотвержением влюблена в Николая, что нельзя было ни в чем упрекнуть ее.
Николай доживал у родных свой срок отпуска. От жениха князя Андрея получено было 4 е письмо, из Рима, в котором он писал, что он уже давно бы был на пути в Россию, ежели бы неожиданно в теплом климате не открылась его рана, что заставляет его отложить свой отъезд до начала будущего года. Наташа была так же влюблена в своего жениха, так же успокоена этой любовью и так же восприимчива ко всем радостям жизни; но в конце четвертого месяца разлуки с ним, на нее начинали находить минуты грусти, против которой она не могла бороться. Ей жалко было самое себя, жалко было, что она так даром, ни для кого, пропадала всё это время, в продолжение которого она чувствовала себя столь способной любить и быть любимой.
В доме Ростовых было невесело.
Пришли святки, и кроме парадной обедни, кроме торжественных и скучных поздравлений соседей и дворовых, кроме на всех надетых новых платьев, не было ничего особенного, ознаменовывающего святки, а в безветренном 20 ти градусном морозе, в ярком ослепляющем солнце днем и в звездном зимнем свете ночью, чувствовалась потребность какого нибудь ознаменования этого времени.
На третий день праздника после обеда все домашние разошлись по своим комнатам. Было самое скучное время дня. Николай, ездивший утром к соседям, заснул в диванной. Старый граф отдыхал в своем кабинете. В гостиной за круглым столом сидела Соня, срисовывая узор. Графиня раскладывала карты. Настасья Ивановна шут с печальным лицом сидел у окна с двумя старушками. Наташа вошла в комнату, подошла к Соне, посмотрела, что она делает, потом подошла к матери и молча остановилась.
– Что ты ходишь, как бесприютная? – сказала ей мать. – Что тебе надо?
– Его мне надо… сейчас, сию минуту мне его надо, – сказала Наташа, блестя глазами и не улыбаясь. – Графиня подняла голову и пристально посмотрела на дочь.
– Не смотрите на меня. Мама, не смотрите, я сейчас заплачу.
– Садись, посиди со мной, – сказала графиня.
– Мама, мне его надо. За что я так пропадаю, мама?… – Голос ее оборвался, слезы брызнули из глаз, и она, чтобы скрыть их, быстро повернулась и вышла из комнаты. Она вышла в диванную, постояла, подумала и пошла в девичью. Там старая горничная ворчала на молодую девушку, запыхавшуюся, с холода прибежавшую с дворни.
– Будет играть то, – говорила старуха. – На всё время есть.
– Пусти ее, Кондратьевна, – сказала Наташа. – Иди, Мавруша, иди.
И отпустив Маврушу, Наташа через залу пошла в переднюю. Старик и два молодые лакея играли в карты. Они прервали игру и встали при входе барышни. «Что бы мне с ними сделать?» подумала Наташа. – Да, Никита, сходи пожалуста… куда бы мне его послать? – Да, сходи на дворню и принеси пожалуста петуха; да, а ты, Миша, принеси овса.
– Немного овса прикажете? – весело и охотно сказал Миша.
– Иди, иди скорее, – подтвердил старик.
– Федор, а ты мелу мне достань.
Проходя мимо буфета, она велела подавать самовар, хотя это было вовсе не время.
Буфетчик Фока был самый сердитый человек из всего дома. Наташа над ним любила пробовать свою власть. Он не поверил ей и пошел спросить, правда ли?
– Уж эта барышня! – сказал Фока, притворно хмурясь на Наташу.
Никто в доме не рассылал столько людей и не давал им столько работы, как Наташа. Она не могла равнодушно видеть людей, чтобы не послать их куда нибудь. Она как будто пробовала, не рассердится ли, не надуется ли на нее кто из них, но ничьих приказаний люди не любили так исполнять, как Наташиных. «Что бы мне сделать? Куда бы мне пойти?» думала Наташа, медленно идя по коридору.
– Настасья Ивановна, что от меня родится? – спросила она шута, который в своей куцавейке шел навстречу ей.
– От тебя блохи, стрекозы, кузнецы, – отвечал шут.
