Дачи Д. П. Бахрушина

Здания
Дачи Дмитрия Петровича Бахрушина в Ясенках
Главный дом усадьбы Д.П. Бахрушина. Вид с запада. Старое фото.
Страна	Россия
Черкизово	ул. Береговая, 1 и 5
Автор проекта	Ф.В. Рыбинский
Первое упоминание	1893
Дата постройки	1893
Состояние	переоборудованы под жилые дома

Да́чи Дми́трия Петро́вича Бахру́шина в Я́сенках — шедевр дачной архитектуры конца XIX века.

История

В 1895 году купцом и фабрикантом Гомоновским в Черкизово были выстроены несколько дач на берегу Клязьмы в местечке Ясенки. Сюда вела от дороги на деревню Черкизово липовая аллея, посаженная купцом Алексеевым как раз до ворот усадьбы Гомоновского.

Меценат Дмитрий Петрович Бахрушин, приехав впервые в Черкизово с семьёй на отдых в 1892 году, снял на лето дачу у фабриканта в Ясенках. Всей семье очень понравились Ясенки. Уговорив Гомоновского, Дмитрий Петрович за очень высокую цену (33 тысячи рублей) купил его дачи. На берегу Клязьмы на месте старых дач Гомоновского Дмитрием Петровичем в 1893 году были построены новые дачи по проекту Ф. В. Рыбинского, которые и стоят до сих пор. Вокруг них были разбиты парк, фруктовый сад, сделана оранжерея. В саду был фонтан, площадка для детских игр.

В 1920-е годы в одной из дач частично разместился музыкальный техникум.

Современное состояние

Сейчас, взглянув на эти две сохранившиеся дачи, уже не возможно увидеть той красоты, что была раньше. Сейчас это многоквартирные жилые дома, естественно всё перестроено. На главной даче веранда забита стенами, открытого выхода на улиу нет; фронтон убран. У обеих дачи имеются на первом этаже хозяйственные пристройки.

Галерея

• План усадьбы Д.П. Бахрушина.png

  Расположение усадьбы Д.П. Бахрушина на местности.

• Дача Бахрушина 1.jpg

  Флигель усадьбы Д.П. Бахрушина (ул. Береговая, 1). Современное фото.

Ссылки

• [tarasovka.ru/index.php/rus/page/dach_jizn/ Дачная жизнь]

Отрывок, характеризующий Дачи Д. П. Бахрушина

Князь Василий исполнил обещание, данное на вечере у Анны Павловны княгине Друбецкой, просившей его о своем единственном сыне Борисе. О нем было доложено государю, и, не в пример другим, он был переведен в гвардию Семеновского полка прапорщиком. Но адъютантом или состоящим при Кутузове Борис так и не был назначен, несмотря на все хлопоты и происки Анны Михайловны. Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве и у которых с детства воспитывался и годами живал ее обожаемый Боренька, только что произведенный в армейские и тотчас же переведенный в гвардейские прапорщики. Гвардия уже вышла из Петербурга 10 го августа, и сын, оставшийся для обмундирования в Москве, должен был догнать ее по дороге в Радзивилов.
У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской. Графиня с красивой старшею дочерью и гостями, не перестававшими сменять один другого, сидели в гостиной.
Графиня была женщина с восточным типом худого лица, лет сорока пяти, видимо изнуренная детьми, которых у ней было двенадцать человек. Медлительность ее движений и говора, происходившая от слабости сил, придавала ей значительный вид, внушавший уважение. Княгиня Анна Михайловна Друбецкая, как домашний человек, сидела тут же, помогая в деле принимания и занимания разговором гостей. Молодежь была в задних комнатах, не находя нужным участвовать в приеме визитов. Граф встречал и провожал гостей, приглашая всех к обеду.
«Очень, очень вам благодарен, ma chere или mon cher [моя дорогая или мой дорогой] (ma сherе или mon cher он говорил всем без исключения, без малейших оттенков как выше, так и ниже его стоявшим людям) за себя и за дорогих именинниц. Смотрите же, приезжайте обедать. Вы меня обидите, mon cher. Душевно прошу вас от всего семейства, ma chere». Эти слова с одинаковым выражением на полном веселом и чисто выбритом лице и с одинаково крепким пожатием руки и повторяемыми короткими поклонами говорил он всем без исключения и изменения. Проводив одного гостя, граф возвращался к тому или той, которые еще были в гостиной; придвинув кресла и с видом человека, любящего и умеющего пожить, молодецки расставив ноги и положив на колена руки, он значительно покачивался, предлагал догадки о погоде, советовался о здоровье, иногда на русском, иногда на очень дурном, но самоуверенном французском языке, и снова с видом усталого, но твердого в исполнении обязанности человека шел провожать, оправляя редкие седые волосы на лысине, и опять звал обедать. Иногда, возвращаясь из передней, он заходил через цветочную и официантскую в большую мраморную залу, где накрывали стол на восемьдесят кувертов, и, глядя на официантов, носивших серебро и фарфор, расставлявших столы и развертывавших камчатные скатерти, подзывал к себе Дмитрия Васильевича, дворянина, занимавшегося всеми его делами, и говорил: «Ну, ну, Митенька, смотри, чтоб всё было хорошо. Так, так, – говорил он, с удовольствием оглядывая огромный раздвинутый стол. – Главное – сервировка. То то…» И он уходил, самодовольно вздыхая, опять в гостиную.