Дашков, Михаил Иванович
Михаил Иванович Дашков | |
Дата рождения: | |
---|---|
Дата смерти: |
17 августа 1764 (28 лет) |
Место смерти: |
Князь Михаил (Кондрат) Иванович Дашков (3 марта 1736 — 17 августа 1764) — русский дипломат из рода Дашковых, известный главным образом как муж графини Екатерины Романовны Воронцовой.
Биография
Отец — князь Иван Андреевич Дашков (1694—1743), капитан Преображенского полка. Мать — Анастасия Михайловна Леонтьева, двоюродная сестра Н. И. Панина, дочь генерал-аншефа М. И. Леонтьева, двоюродного племянника царицы Натальи Кирилловны. При крещении получил редкое имя Кондратий, но в память о деде стал именоваться Михаилом.
В младенчестве пожалован сержантом гвардии, служил в Преображенском, затем в лейб-кирасирском полку. Единственный представитель княжеского рода Дашковых, наследник большого состояния матери, «мягкий по характеру, весёлый щёголь»[1], Дашков пользовался успехом при дворе Елизаветы Петровны.
Екатерина Воронцова-Дашкова вспоминала в мемуарах, что встретила будущего мужа, возвращаясь поздно вечером от Квашниных-Самариных[2]:
Мать князя, давно желавшая видеть его женатым, без промедления дала согласие на брак. Союз получил личное одобрение Елизаветы Петровны, которая после итальянской оперы заехала поговорить с женихом и невестой[2]:
Внимание государыни к нам было очень обязательное; в продолжение этого вечера, отозвав нас в другую комнату, она необыкновенно ласково, как крёстная мать, сказала нам, что наша тайна ей известна и что она желает нам полного счастья. Она с похвалой отзывалась об уважении князя к его матери и, отпустив нас в общество, сказала ему, что фельдмаршалу Бутурлину приказано уволить его в Москву. Доброта, нежное расположение и участие государыни в нашей судьбе так глубоко тронули меня, что я не могла скрыть своего волнения. Императрица, заметив это, легонько ударила меня по плечу и, поцеловав в щеку, промолвила: «Оправься, мое милое дитя, иначе ваши друзья подумают, что я выбранила тебя». |
После вступления на престол Петра III князь М. Дашков ездил в Константинополь сообщить об этом султану. По возвращении в Петербург участвовал в подготовке дворцового переворота Екатерины II (1762). В день коронации Екатерины II пожалован в камер-юнкеры, в том же году назначен членом комиссии о каменном строении городов Санкт-Петербурга и Москвы.
В 1763 в чине вице-полковника лейб-гвардии Кирасирского полка был послан с отрядом в Польшу для поддержки воцарения Станислава Понятовского и 17 августа 1764 года умер там в Пулавах от ангины в возрасте 28 лет. Похоронен 11 января 1765 года в соборе Новоспасского монастыря, в Москве.
Семья
У князя Михаила были четыре сестры, Елена Ивановна была замужем за полковником М. С. Долгоруковым, Мария Ивановна за помещиком В. П. Лачиновым и Александра Ивановна за генерал-аншефом Ф. И. Глебовым, создателем усадьбы Знаменское-Раёк. Анастасия Ивановна умерла девицей. Графиня Екатерина Воронцова, став женой князя Дашкова в 1759 году, провела лето в его имении Троицкое на Протве, после чего переехала в московский дом его матери[2]:
За пять лет брака у супругов Дашковых родились два сына и дочь:
- Анастасия (1760—1831), с 1775 года жена Андрея Евдокимовича Щербинина, родного дяди Дениса Давыдова.
- Михаил (1761—1762), младенец.
- Павел (1763—1807), последний князь Дашков, генерал-лейтенант; женат с 14.01.1788 на купеческой дочери Анне Семёновне Алферовой (1768—1809); детей у них не было.
Последний из Дашковых завещал своё имущество графу Ивану Илларионовичу Воронцову, которому император Александр I разрешил именоваться Воронцовым-Дашковым.
Напишите отзыв о статье "Дашков, Михаил Иванович"
Примечания
- ↑ Великий князь Николай Михайлович. «Русские портреты XVIII и XIX столетий». Выпуск 2, № 202.
- ↑ 1 2 3 [az.lib.ru/d/dashkowa_e_r/text_0010.shtml Lib.ru/Классика: Дашкова Екатерина Романовна. Записки]
Отрывок, характеризующий Дашков, Михаил Иванович
Лицо, которым как новинкой угащивала в этот вечер Анна Павловна своих гостей, был Борис Друбецкой, только что приехавший курьером из прусской армии и находившийся адъютантом у очень важного лица.Градус политического термометра, указанный на этом вечере обществу, был следующий: сколько бы все европейские государи и полководцы ни старались потворствовать Бонапартию, для того чтобы сделать мне и вообще нам эти неприятности и огорчения, мнение наше на счет Бонапартия не может измениться. Мы не перестанем высказывать свой непритворный на этот счет образ мыслей, и можем сказать только прусскому королю и другим: тем хуже для вас. Tu l'as voulu, George Dandin, [Ты этого хотел, Жорж Дандэн,] вот всё, что мы можем сказать. Вот что указывал политический термометр на вечере Анны Павловны. Когда Борис, который должен был быть поднесен гостям, вошел в гостиную, уже почти всё общество было в сборе, и разговор, руководимый Анной Павловной, шел о наших дипломатических сношениях с Австрией и о надежде на союз с нею.
Борис в щегольском, адъютантском мундире, возмужавший, свежий и румяный, свободно вошел в гостиную и был отведен, как следовало, для приветствия к тетушке и снова присоединен к общему кружку.
Анна Павловна дала поцеловать ему свою сухую руку, познакомила его с некоторыми незнакомыми ему лицами и каждого шопотом определила ему.
– Le Prince Hyppolite Kouraguine – charmant jeune homme. M r Kroug charge d'affaires de Kopenhague – un esprit profond, и просто: М r Shittoff un homme de beaucoup de merite [Князь Ипполит Курагин, милый молодой человек. Г. Круг, Копенгагенский поверенный в делах, глубокий ум. Г. Шитов, весьма достойный человек] про того, который носил это наименование.
Борис за это время своей службы, благодаря заботам Анны Михайловны, собственным вкусам и свойствам своего сдержанного характера, успел поставить себя в самое выгодное положение по службе. Он находился адъютантом при весьма важном лице, имел весьма важное поручение в Пруссию и только что возвратился оттуда курьером. Он вполне усвоил себе ту понравившуюся ему в Ольмюце неписанную субординацию, по которой прапорщик мог стоять без сравнения выше генерала, и по которой, для успеха на службе, были нужны не усилия на службе, не труды, не храбрость, не постоянство, а нужно было только уменье обращаться с теми, которые вознаграждают за службу, – и он часто сам удивлялся своим быстрым успехам и тому, как другие могли не понимать этого. Вследствие этого открытия его, весь образ жизни его, все отношения с прежними знакомыми, все его планы на будущее – совершенно изменились. Он был не богат, но последние свои деньги он употреблял на то, чтобы быть одетым лучше других; он скорее лишил бы себя многих удовольствий, чем позволил бы себе ехать в дурном экипаже или показаться в старом мундире на улицах Петербурга. Сближался он и искал знакомств только с людьми, которые были выше его, и потому могли быть ему полезны. Он любил Петербург и презирал Москву. Воспоминание о доме Ростовых и о его детской любви к Наташе – было ему неприятно, и он с самого отъезда в армию ни разу не был у Ростовых. В гостиной Анны Павловны, в которой присутствовать он считал за важное повышение по службе, он теперь тотчас же понял свою роль и предоставил Анне Павловне воспользоваться тем интересом, который в нем заключался, внимательно наблюдая каждое лицо и оценивая выгоды и возможности сближения с каждым из них. Он сел на указанное ему место возле красивой Элен, и вслушивался в общий разговор.
– Vienne trouve les bases du traite propose tellement hors d'atteinte, qu'on ne saurait y parvenir meme par une continuite de succes les plus brillants, et elle met en doute les moyens qui pourraient nous les procurer. C'est la phrase authentique du cabinet de Vienne, – говорил датский charge d'affaires. [Вена находит основания предлагаемого договора до того невозможными, что достигнуть их нельзя даже рядом самых блестящих успехов: и она сомневается в средствах, которые могут их нам доставить. Это подлинная фраза венского кабинета, – сказал датский поверенный в делах.]
– C'est le doute qui est flatteur! – сказал l'homme a l'esprit profond, с тонкой улыбкой. [Сомнение лестно! – сказал глубокий ум,]
– Il faut distinguer entre le cabinet de Vienne et l'Empereur d'Autriche, – сказал МorteMariet. – L'Empereur d'Autriche n'a jamais pu penser a une chose pareille, ce n'est que le cabinet qui le dit. [Необходимо различать венский кабинет и австрийского императора. Австрийский император никогда не мог этого думать, это говорит только кабинет.]
– Eh, mon cher vicomte, – вмешалась Анна Павловна, – l'Urope (она почему то выговаривала l'Urope, как особенную тонкость французского языка, которую она могла себе позволить, говоря с французом) l'Urope ne sera jamais notre alliee sincere. [Ах, мой милый виконт, Европа никогда не будет нашей искренней союзницей.]
Вслед за этим Анна Павловна навела разговор на мужество и твердость прусского короля с тем, чтобы ввести в дело Бориса.
Борис внимательно слушал того, кто говорит, ожидая своего череда, но вместе с тем успевал несколько раз оглядываться на свою соседку, красавицу Элен, которая с улыбкой несколько раз встретилась глазами с красивым молодым адъютантом.
Весьма естественно, говоря о положении Пруссии, Анна Павловна попросила Бориса рассказать свое путешествие в Глогау и положение, в котором он нашел прусское войско. Борис, не торопясь, чистым и правильным французским языком, рассказал весьма много интересных подробностей о войсках, о дворе, во всё время своего рассказа старательно избегая заявления своего мнения насчет тех фактов, которые он передавал. На несколько времени Борис завладел общим вниманием, и Анна Павловна чувствовала, что ее угощенье новинкой было принято с удовольствием всеми гостями. Более всех внимания к рассказу Бориса выказала Элен. Она несколько раз спрашивала его о некоторых подробностях его поездки и, казалось, весьма была заинтересована положением прусской армии. Как только он кончил, она с своей обычной улыбкой обратилась к нему: