Дашков, Яков Андреевич

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Яков Андреевич Дашков
Род деятельности:

камергер, дипломат

Дата рождения:

1803(1803)

Дата смерти:

28 февраля 1872(1872-02-28)

Место смерти:

Стокгольм

Награды и премии:

Яков Андреевич Дашков (180328 февраля 1872) — русский дипломат; действительный тайный советник. Отец Павла Яковлевича Дашкова.





Биография

Сын бывшего посланника при Северо-Американском союзе, тайного советника Андрея Яковлевича Дашкова (1775—1831) и жены его баронессы Евгении Иосифовны Прейссер (1783—1881).

Был выпущен в 1824 году из Пажеского корпуса с чином XII класса; с 1832 года камергер, в 1843 году награждён орденом Св. Владимира 3 степ.; с 14 апреля 1845 года действительный тайный советник; в 1847 году награждён орденом Св. Станислава 1 степени и в 1850 году — орденом Св. Анны 1 степени.

Имел иностранные ордена: турецкий Нишан-Ифтикар (с 1843 года), датский Данеброга 1 степ. (с 1848 года) и греческий Орден Спасителя 2 степени (с 1850 года).

Занимал должности Генерального консула в Валахии и Молдавии (18401847), директора Азиатского департамента МИД России (18481852), посланника в Швеции и Норвегии (18521872)[1]. В 1854 году произведен в тайные советники с оставлением в звании камергера.

В 1856 году награждён орденом Св. Владимира 2-й степ., орденом Белого орла — в 1860 году , Св. Александра Невского — в 1865 году. В 1868 за отличие Дашков был награждён чином действительного тайного советника и шведским орденом Полярной звезды 1-й степ.

Яков Андреевич Дашков умер 28 февраля 1872 года в городе Стокгольме.

Семья

Был женат на Павле Ивановне Бегичевой (1817—1887), родственнице пушкинских знакомых Вульфов, дочери генерал-майора Ивана Матвеевича Бегичева и Екатерины Николаевны Вындомской. Вместе с матерью и сестрой Анной (жена адмирала П. А. Колзакова) была знакомой родителей Пушкина и его самого. Увлекалась живописью и, живя с мужем в Стокгольме, состояла в шведском Обществе любителей искусства. Их дети:

  • Павел Яковлевич (1849—1910), камер-юнкер, библиофил.
  • Андрей Яковлевич (1850—19..), полковник, награждён орденом Св. Анны, Св. Станислава и прусским Красного Орла 2 степени.
  • Дмитрий Яковлевич (1853— после 1924), генерал-майор, служил в Кавалергардском полку. Во время Первой мировой войны — гл. уполномоченный Красного Креста. В 1910 унаследовал коллекцию брата Павла, которая была в в 1924 национализирована.
  • Евгения Яковлевна
  • Анна Яковлевна

Напишите отзыв о статье "Дашков, Яков Андреевич"

Примечания

  1. [web.archive.org/web/20101028184824/www.rusdiplomats.narod.ru/ambassadors/dashkov-yaa.html Дипломаты России]

Литература


Отрывок, характеризующий Дашков, Яков Андреевич

Он взял депешу, которая была на его имя, и стал читать ее с грустным выражением.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Шмит! – сказал он по немецки. – Какое несчастие, какое несчастие!
Пробежав депешу, он положил ее на стол и взглянул на князя Андрея, видимо, что то соображая.
– Ах, какое несчастие! Дело, вы говорите, решительное? Мортье не взят, однако. (Он подумал.) Очень рад, что вы привезли хорошие вести, хотя смерть Шмита есть дорогая плата за победу. Его величество, верно, пожелает вас видеть, но не нынче. Благодарю вас, отдохните. Завтра будьте на выходе после парада. Впрочем, я вам дам знать.
Исчезнувшая во время разговора глупая улыбка опять явилась на лице военного министра.
– До свидания, очень благодарю вас. Государь император, вероятно, пожелает вас видеть, – повторил он и наклонил голову.
Когда князь Андрей вышел из дворца, он почувствовал, что весь интерес и счастие, доставленные ему победой, оставлены им теперь и переданы в равнодушные руки военного министра и учтивого адъютанта. Весь склад мыслей его мгновенно изменился: сражение представилось ему давнишним, далеким воспоминанием.


Князь Андрей остановился в Брюнне у своего знакомого, русского дипломата .Билибина.
– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.