Двадцатый век (фильм, 1976)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Двадцатый век
1900 / Novecento
Жанр

историческая драма

Режиссёр

Бернардо Бертолуччи

Продюсер

Альберто Гримальди

Автор
сценария

Франко Аркалли
Бернардо Бертолуччи
Джузеппе Бертолуччи

В главных
ролях

Роберт Де Ниро
Жерар Депардьё
Доминик Санда
Дональд Сазерленд

Оператор

Витторио Стораро

Композитор

Эннио Морриконе

Кинокомпания

Paramount Pictures (США и Канада)
United Artist (международный)
20th Century Fox

Длительность

315 мин. (2 серии)

Бюджет

9 млн. $

Страна

Италия Италия
Франция Франция
ФРГ ФРГ

Год

1976

К:Фильмы 1976 года

«Двадцатый век» (итал. Novecento, другое название — «1900») — эпический 5,5-часовой кинофильм Бернардо Бертолуччи, вышедший в 1976 году. В ролях — ключевые звезды мирового кинематографа из США, Франции, Италии и Канады.





Сюжет

Главные герои фильма — Альфредо (Роберт Де Ниро) и Ольмо (Жерар Депардьё) — два человека, родившихся в Италии в одно время, в одном регионе, но в совершенно разных семьях (помещичьей и батрачьей). В эпическом, более чем пятичасовом фильме показаны их жизненные пути на фоне исторических событий и изменения общественных настроений Италии в первой половине XX века. Основной мотив фильма — освобождение итальянского крестьянства из-под патриархальной и полуфеодальной власти землевладельцев.

Картина начинается 1901 годом, когда в день смерти Джузеппе Верди в поместье Берлингьери появляются на свет внебрачный сын батрачки Ольмо Далько и помещичий внук Альфредо Берлингьери. Контраст обстановки, окружающей каждое из этих событий, сопровождает развивающееся действие. Ольмо и Альфредо дружат, насколько им позволяют социальные условности, при этом решительный Ольмо притягивает к себе домашнего Альфредо.

Судьба разводит их, когда начинается забастовка батраков и их голодающих детей забирают рабочие-анархисты Генуи. Ольмо и Альфредо появляются в поместье уже после окончания Первой мировой войны, один как демобилизовавшийся солдат, а другой как вышедший в отставку тыловой офицер (был откуплен от отправки на фронт своим отцом).

В ролях

Создание

Доходы от зарубежного проката запрещенного (на некоторое время) итальянской цензурой «Последнего танго в Париже» были так велики, что Бертолуччи смог взяться за эту дорогостоящую картину;

В 6-миллионный бюджет фильма вложились три американские кинокомпании: Юнайтид Артистс, ХХ век — Фокс и Парамаунт (каждая по 2 млн.). Однако, этот бюджет был превышен на 3 миллиона;

Бертолуччи хотел, чтобы в роли Альфредо Берлингьери снялся Джек Николсон.

Восприятие

Был неоднозначно воспринят мировой кинопрессой: на интернет-агрегаторе Rotten Tomatoes рейтинг фильма составляет 47%. После премьеры наделал не меньше шума, нежели предшествующий ему «Последнее танго в Париже», по причине провокационных сцен секса. Роджер Эберт, в частности, заявил, что у фильма было множество амбиций, однако немногие из них были реализованы.

Награды

  • 1977 — премия Бодил
    • лучший европейский фильм

Напишите отзыв о статье "Двадцатый век (фильм, 1976)"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Двадцатый век (фильм, 1976)



Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
– Слушаю, ваше сиятельство, – отвечал хохол, встряхивая весело головой.
– Смотри же, выводи хорошенько!
Другой гусар бросился тоже к лошади, но Бондаренко уже перекинул поводья трензеля. Видно было, что юнкер давал хорошо на водку, и что услужить ему было выгодно. Ростов погладил лошадь по шее, потом по крупу и остановился на крыльце.
«Славно! Такая будет лошадь!» сказал он сам себе и, улыбаясь и придерживая саблю, взбежал на крыльцо, погромыхивая шпорами. Хозяин немец, в фуфайке и колпаке, с вилами, которыми он вычищал навоз, выглянул из коровника. Лицо немца вдруг просветлело, как только он увидал Ростова. Он весело улыбнулся и подмигнул: «Schon, gut Morgen! Schon, gut Morgen!» [Прекрасно, доброго утра!] повторял он, видимо, находя удовольствие в приветствии молодого человека.
– Schon fleissig! [Уже за работой!] – сказал Ростов всё с тою же радостною, братскою улыбкой, какая не сходила с его оживленного лица. – Hoch Oestreicher! Hoch Russen! Kaiser Alexander hoch! [Ура Австрийцы! Ура Русские! Император Александр ура!] – обратился он к немцу, повторяя слова, говоренные часто немцем хозяином.
Немец засмеялся, вышел совсем из двери коровника, сдернул
колпак и, взмахнув им над головой, закричал:
– Und die ganze Welt hoch! [И весь свет ура!]
Ростов сам так же, как немец, взмахнул фуражкой над головой и, смеясь, закричал: «Und Vivat die ganze Welt»! Хотя не было никакой причины к особенной радости ни для немца, вычищавшего свой коровник, ни для Ростова, ездившего со взводом за сеном, оба человека эти с счастливым восторгом и братскою любовью посмотрели друг на друга, потрясли головами в знак взаимной любви и улыбаясь разошлись – немец в коровник, а Ростов в избу, которую занимал с Денисовым.
– Что барин? – спросил он у Лаврушки, известного всему полку плута лакея Денисова.
– С вечера не бывали. Верно, проигрались, – отвечал Лаврушка. – Уж я знаю, коли выиграют, рано придут хвастаться, а коли до утра нет, значит, продулись, – сердитые придут. Кофею прикажете?
– Давай, давай.
Через 10 минут Лаврушка принес кофею. Идут! – сказал он, – теперь беда. – Ростов заглянул в окно и увидал возвращающегося домой Денисова. Денисов был маленький человек с красным лицом, блестящими черными глазами, черными взлохмоченными усами и волосами. На нем был расстегнутый ментик, спущенные в складках широкие чикчиры, и на затылке была надета смятая гусарская шапочка. Он мрачно, опустив голову, приближался к крыльцу.
– Лавг'ушка, – закричал он громко и сердито. – Ну, снимай, болван!
– Да я и так снимаю, – отвечал голос Лаврушки.
– А! ты уж встал, – сказал Денисов, входя в комнату.
– Давно, – сказал Ростов, – я уже за сеном сходил и фрейлен Матильда видел.
– Вот как! А я пг'одулся, бг'ат, вчег'а, как сукин сын! – закричал Денисов, не выговаривая р . – Такого несчастия! Такого несчастия! Как ты уехал, так и пошло. Эй, чаю!
Денисов, сморщившись, как бы улыбаясь и выказывая свои короткие крепкие зубы, начал обеими руками с короткими пальцами лохматить, как пес, взбитые черные, густые волосы.
– Чог'т меня дег'нул пойти к этой кг'ысе (прозвище офицера), – растирая себе обеими руками лоб и лицо, говорил он. – Можешь себе пг'едставить, ни одной каг'ты, ни одной, ни одной каг'ты не дал.
Денисов взял подаваемую ему закуренную трубку, сжал в кулак, и, рассыпая огонь, ударил ею по полу, продолжая кричать.