Двадцать лет спустя (фильм)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Двадцать лет спустя
Режиссёр

Аида Манасарова

В главных
ролях

Георгий Куликов
Жанна Прохоренко

Кинокомпания

Мосфильм

Длительность

82 мин.

Страна

СССР СССР

Год

1965

IMDb

ID 0383327

К:Фильмы 1965 года

«Двадцать лет спустя» — художественный фильм режиссёра Аиды Манасаровой, снятый в 1965 году на киностудии Мосфильм по мотивам одноимённой пьесы Михаила Светлова и посвящённый его памяти.





Сюжет

Зимой 1919 года группа комсомольцев по распоряжению Ревкома осталась на подпольной работе в занятом белыми городе. В целях конспирации они ставят любительский спектакль по роману Александра Дюма — любимого писателя одного из ребят.

После неудачной попытки расклеить листовки в одном из людных мест, военным патрулём арестован Саша Сергеев. По найденному у него списку актёров контрразведка собирается провести аресты.

Саша не хочет выглядеть в глазах своих товарищей предателем и бежит из-под стражи. Он успевает добраться до особняка Домбровских, где до прихода белых была их коммуна, и перед гибелью предупреждает ребят об опасности.

В ролях

Съёмочная группа

  • Автор сценария, музыки и режиссёр-постановщик: Аида Манасарова
  • Оператор-постановщик: Марк Дятлов
  • Художник-постановщик: Алексей Лебедев
  • Звукооператор: В. Зорин
  • Режиссёр: В. Берёзко
  • Дирижёр: А. Ройтман
  • Художник по костюмам: Н. Фирсова
  • Художник-гримёр: К. Ярмолюк
  • Монтажёр: К. Москвина
  • Редакторы: А. Репина, М. Рооз
  • Оператор комбинированных съёмок: Г. Шимкович
  • Ассистенты режиссёра: Л. Лобов, З. Сахновская
  • Ассистенты оператора: В. Варман, Ю. Епишин, Н. Яблоновский, С. Ильд
  • Консультант: Н. Молотков
  • Директор: М. Хавкин

Технические данные

  • третье творческое объединение
  • широкий экран
  • чёрно-белый
  • 2233 метра
  • 82 минуты

Напишите отзыв о статье "Двадцать лет спустя (фильм)"

Ссылки

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Отрывок, характеризующий Двадцать лет спустя (фильм)

– Позвольте, барышня, позвольте, – говорила девушка, стоя на коленях, обдергивая платье и с одной стороны рта на другую переворачивая языком булавки.
– Воля твоя! – с отчаянием в голосе вскрикнула Соня, оглядев платье Наташи, – воля твоя, опять длинно!
Наташа отошла подальше, чтоб осмотреться в трюмо. Платье было длинно.
– Ей Богу, сударыня, ничего не длинно, – сказала Мавруша, ползавшая по полу за барышней.
– Ну длинно, так заметаем, в одну минутую заметаем, – сказала решительная Дуняша, из платочка на груди вынимая иголку и опять на полу принимаясь за работу.
В это время застенчиво, тихими шагами, вошла графиня в своей токе и бархатном платье.
– Уу! моя красавица! – закричал граф, – лучше вас всех!… – Он хотел обнять ее, но она краснея отстранилась, чтоб не измяться.
– Мама, больше на бок току, – проговорила Наташа. – Я переколю, и бросилась вперед, а девушки, подшивавшие, не успевшие за ней броситься, оторвали кусочек дымки.
– Боже мой! Что ж это такое? Я ей Богу не виновата…
– Ничего, заметаю, не видно будет, – говорила Дуняша.
– Красавица, краля то моя! – сказала из за двери вошедшая няня. – А Сонюшка то, ну красавицы!…
В четверть одиннадцатого наконец сели в кареты и поехали. Но еще нужно было заехать к Таврическому саду.
Перонская была уже готова. Несмотря на ее старость и некрасивость, у нее происходило точно то же, что у Ростовых, хотя не с такой торопливостью (для нее это было дело привычное), но также было надушено, вымыто, напудрено старое, некрасивое тело, также старательно промыто за ушами, и даже, и так же, как у Ростовых, старая горничная восторженно любовалась нарядом своей госпожи, когда она в желтом платье с шифром вышла в гостиную. Перонская похвалила туалеты Ростовых.
Ростовы похвалили ее вкус и туалет, и, бережа прически и платья, в одиннадцать часов разместились по каретам и поехали.


Наташа с утра этого дня не имела ни минуты свободы, и ни разу не успела подумать о том, что предстоит ей.
В сыром, холодном воздухе, в тесноте и неполной темноте колыхающейся кареты, она в первый раз живо представила себе то, что ожидает ее там, на бале, в освещенных залах – музыка, цветы, танцы, государь, вся блестящая молодежь Петербурга. То, что ее ожидало, было так прекрасно, что она не верила даже тому, что это будет: так это было несообразно с впечатлением холода, тесноты и темноты кареты. Она поняла всё то, что ее ожидает, только тогда, когда, пройдя по красному сукну подъезда, она вошла в сени, сняла шубу и пошла рядом с Соней впереди матери между цветами по освещенной лестнице. Только тогда она вспомнила, как ей надо было себя держать на бале и постаралась принять ту величественную манеру, которую она считала необходимой для девушки на бале. Но к счастью ее она почувствовала, что глаза ее разбегались: она ничего не видела ясно, пульс ее забил сто раз в минуту, и кровь стала стучать у ее сердца. Она не могла принять той манеры, которая бы сделала ее смешною, и шла, замирая от волнения и стараясь всеми силами только скрыть его. И эта то была та самая манера, которая более всего шла к ней. Впереди и сзади их, так же тихо переговариваясь и так же в бальных платьях, входили гости. Зеркала по лестнице отражали дам в белых, голубых, розовых платьях, с бриллиантами и жемчугами на открытых руках и шеях.