Двайта-адвайта

Статья из раздела Философия индуизма

Школы Санкхья · Йога · Ньяя · Вайшешика · Миманса · Веданта (Адвайта · Вишишта-адвайта · Двайта · Ачинтья-бхеда-абхеда)

Философы и мыслители Древние Вальмики · Капила · Патанджали · Гаутама · Канада · Джаймини · Вьяса · Маркандея · Яджнавалкья Средневековые Шанкара · Рамануджа · Мадхва · Нимбарка · Вишнусвами · Валлабха · Анандавардхана · Абхинавагупта · Мадхусудана · Намдев · Тукарам · Тулсидас · Кабир · Васугупта · Чайтанья Современные Ганди · Радхакришнан · Вивекананда · Рамана Махарши · Ауробиндо · Шивананда · Кумарасвами · Прабхупада · Анандамурти

Портал «Индуизм»

Двайта-адвайта (dvaitadvaita, букв. «двойственность-в-недвойственности») — одна из школ философии вишнуитской веданты, соответствующая одной из четырёх признанных традиций бхакти — санакади-сампрадая. Сформировавшаяся под значительным влиянием вишишта-адвайты и в определенном смысле подготовившая становление двайта-веданты, двайта-адвайта предложила «симметричное» решение основной проблемы философии веданты — онтологического соотношения Божества (Брахман или Ишвара), душ (чит) и материи (ачит), что в итоге подготовило мировоззренческие измерения кришнаитского культа.

Суть учения

Три «параметра бытия» — Брахман, чит и ачит не могут быть ни вполне идентичными (ибо, согласно двайта-адвайте, это противоречило бы ведийским текстам, в первую очередь упанишадам, ясно свидетельствующим об их различии), ни вполне различными, ибо это, во-первых, ограничивало бы божественную вездесущесть и, во-вторых, исключало бы возможность их реального взаимодействия. Участие в развёртывании мира такого относительно нереального начала, как авидья или майя адвайтистов, в двайта-адвайта решительно отвергается. Брахман-Ишвара не безличное мировое сознание, но персонифицированное Божество, тождественное Кришне и наделенное всезнанием, всемогуществом, вездесущестью и способностью быть конечной причиной сущего; он преображается и в духовные, и в материальные начала, не растворяясь ни в одном из них; помимо этого, он наделен всеми добродетелями и свободен от пороков. Брахман-Кришна, является не только инструментальной, но и материальной причиной мира, поскольку создает его одной своей волей (здесь нельзя не предположить влияние неиндуистских теистических религий). Души (дживы) имеют основание в нём, зависимы от него, бесчисленны и активны. Материальный мир имеет три начала — «неприродное» (апракрита), «природное» (пракрити) и время. Двайта-адвайта как бы дифференцирует два «режима» существования Божества — статический, или самотождественный, и динамический, или саморазделительный, который выявляется в его энергии, действии. Как и вишишта-адвайта, двайта-адвайта настаивает на том, что «путь познания» неосуществим без «пути богопочитания», который состоит в полной самоотдаче (прапатти) индивида милости Божества. Для обоснования доктрины тождества-различия трёх указанных начал двайта-адвайта прибегает к аналогиям: Брахман-Кришна, находится в таком же отношении к началам мира, как жизненная сила прана, реализующаяся в многообразных функциях чувственных способностей и ума-манаса, но сохраняющая при этом свою идентичность. По другому примеру, популярному в двайта-адвайта и отчасти заимствованному из образности «Шветашватара-упанишады», Брахман, создающий духовные и материальные начала, но остающийся «чистым» и «полным» в славе и силе, подобен пауку, который вытягивает паутину из собственного тела. В среде бхактов было популярно и истолкование миросозидания как спонтанной игры (лила) вечносовершенного и всеблаженного Вишну-Хари.

История учения

Основателем двайта-адвайты был Нимбарка (XII—XIII вв.), брахман-вишнуит, происходивший, по легендам, либо из Намбапуры в южноиндийском государстве Майсур, либо из Матхуры, знаменитого северо-индийского центра кришнаизма. Ему приписывается семь сочинений, среди которых наиболее значительное «Ведантапариджата-саурабха» («Аромат небесного дерева веданты»), комментарий к «Брахма-сутрам». Ученик Нимбарки Шриниваса систематизировал его учение и комментировал его труды. Последователи же Шринивасы — Кешава Кашмири Бхатта (XVI в.), Пурушоттама Прасада (XVII в.), Мадхава Мукунда (XV в.), который предложил серьёзную разработку теории познания, прежде всего учения об источниках знания, а также Ванамали Мишра (XVIII в.) и др. сохранили целостность двайта-адвайты, защищая учение от нападок оппонентов. Они энергично полемизировали не только с адвайта-ведантой, но также с вишишта-адвайтой и бхеда-абхедой.

Литература

• Agrawal М. М. The Philosophy of Nimbärka. Agra, 1977.
• Dasgupta SJST. A History of Indian Philosophy. Vol. III. Cambridge, 1922, p. 399—444.
• Sinha J. The Philosophy of Nimbârka. Cale, 1973.
• Индийская философия: Энциклопедия / Отв. ред. М. Т. Степанянц; Институт философии РАН. — М.: Вост. лит.; Академический проект; Гаудеамус, 2009. — 950 с. ISBN 978-5-02-036357-1

Отрывок, характеризующий Двайта-адвайта

«Ну, теперь он уедет», – всякую минуту думал Петя, стоя перед костром и слушая его разговор.
Но Долохов начал опять прекратившийся разговор и прямо стал расспрашивать, сколько у них людей в батальоне, сколько батальонов, сколько пленных. Спрашивая про пленных русских, которые были при их отряде, Долохов сказал:
– La vilaine affaire de trainer ces cadavres apres soi. Vaudrait mieux fusiller cette canaille, [Скверное дело таскать за собой эти трупы. Лучше бы расстрелять эту сволочь.] – и громко засмеялся таким странным смехом, что Пете показалось, французы сейчас узнают обман, и он невольно отступил на шаг от костра. Никто не ответил на слова и смех Долохова, и французский офицер, которого не видно было (он лежал, укутавшись шинелью), приподнялся и прошептал что то товарищу. Долохов встал и кликнул солдата с лошадьми.
«Подадут или нет лошадей?» – думал Петя, невольно приближаясь к Долохову.
Лошадей подали.
– Bonjour, messieurs, [Здесь: прощайте, господа.] – сказал Долохов.
Петя хотел сказать bonsoir [добрый вечер] и не мог договорить слова. Офицеры что то шепотом говорили между собою. Долохов долго садился на лошадь, которая не стояла; потом шагом поехал из ворот. Петя ехал подле него, желая и не смея оглянуться, чтоб увидать, бегут или не бегут за ними французы.
Выехав на дорогу, Долохов поехал не назад в поле, а вдоль по деревне. В одном месте он остановился, прислушиваясь.
– Слышишь? – сказал он.
Петя узнал звуки русских голосов, увидал у костров темные фигуры русских пленных. Спустившись вниз к мосту, Петя с Долоховым проехали часового, который, ни слова не сказав, мрачно ходил по мосту, и выехали в лощину, где дожидались казаки.
– Ну, теперь прощай. Скажи Денисову, что на заре, по первому выстрелу, – сказал Долохов и хотел ехать, но Петя схватился за него рукою.
– Нет! – вскрикнул он, – вы такой герой. Ах, как хорошо! Как отлично! Как я вас люблю.
– Хорошо, хорошо, – сказал Долохов, но Петя не отпускал его, и в темноте Долохов рассмотрел, что Петя нагибался к нему. Он хотел поцеловаться. Долохов поцеловал его, засмеялся и, повернув лошадь, скрылся в темноте.

Х
Вернувшись к караулке, Петя застал Денисова в сенях. Денисов в волнении, беспокойстве и досаде на себя, что отпустил Петю, ожидал его.
– Слава богу! – крикнул он. – Ну, слава богу! – повторял он, слушая восторженный рассказ Пети. – И чег'т тебя возьми, из за тебя не спал! – проговорил Денисов. – Ну, слава богу, тепег'ь ложись спать. Еще вздг'емнем до утг'а.
– Да… Нет, – сказал Петя. – Мне еще не хочется спать. Да я и себя знаю, ежели засну, так уж кончено. И потом я привык не спать перед сражением.
Петя посидел несколько времени в избе, радостно вспоминая подробности своей поездки и живо представляя себе то, что будет завтра. Потом, заметив, что Денисов заснул, он встал и пошел на двор.
На дворе еще было совсем темно. Дождик прошел, но капли еще падали с деревьев. Вблизи от караулки виднелись черные фигуры казачьих шалашей и связанных вместе лошадей. За избушкой чернелись две фуры, у которых стояли лошади, и в овраге краснелся догоравший огонь. Казаки и гусары не все спали: кое где слышались, вместе с звуком падающих капель и близкого звука жевания лошадей, негромкие, как бы шепчущиеся голоса.
Петя вышел из сеней, огляделся в темноте и подошел к фурам. Под фурами храпел кто то, и вокруг них стояли, жуя овес, оседланные лошади. В темноте Петя узнал свою лошадь, которую он называл Карабахом, хотя она была малороссийская лошадь, и подошел к ней.
– Ну, Карабах, завтра послужим, – сказал он, нюхая ее ноздри и целуя ее.
– Что, барин, не спите? – сказал казак, сидевший под фурой.
– Нет; а… Лихачев, кажется, тебя звать? Ведь я сейчас только приехал. Мы ездили к французам. – И Петя подробно рассказал казаку не только свою поездку, но и то, почему он ездил и почему он считает, что лучше рисковать своей жизнью, чем делать наобум Лазаря.
– Что же, соснули бы, – сказал казак.
– Нет, я привык, – отвечал Петя. – А что, у вас кремни в пистолетах не обились? Я привез с собою. Не нужно ли? Ты возьми.
Казак высунулся из под фуры, чтобы поближе рассмотреть Петю.
– Оттого, что я привык все делать аккуратно, – сказал Петя. – Иные так, кое как, не приготовятся, потом и жалеют. Я так не люблю.
– Это точно, – сказал казак.
– Да еще вот что, пожалуйста, голубчик, наточи мне саблю; затупи… (но Петя боялся солгать) она никогда отточена не была. Можно это сделать?