Два аравийских рыцаря
| Два аравийских рыцаря | |
| Two Arabian Knights | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Продюсер |
Говард Хьюз |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
92 мин. |
| Страна | |
| Год | |
«Два аравийских рыцаря» (иногда — «Два арабских рыцаря»[1], англ. Two Arabian Knights) — фильм эпохи немого кино, приключенческая кинокомедия режиссёра Льюиса Майлстоуна, за которую он был награждён премией «Оскар» как лучший режиссёр (1927/1928 годы). Снят в США в 1927 году.
Содержание
Сюжет
Первая мировая война, западный фронт, Франция. Рядовой армии США Денджефилд Фелпс III (Бойд) плохо ладит со своим непосредственным командиром — сержантом Питером О’Гаффни (Уолхайм). Во время одного из боёв они попадают в окружение. В лагере для военнопленных, благодаря определённому сходству характеров и взаимовыручке, Денджефилд и Питер становятся товарищами. Вскоре им удаётся бежать. Для того, чтобы быть не замеченными на снегу, они крадут и переодеваются в белые одежды арабских заключённых. Однако товарищей вновь задерживают и, приняв за арабов, отправляют вместе с другими ближневосточными пленными на тюремном поезде в Константинополь. Ближе к концу транспортировки американцы вновь совершают побег и пробираются на грузовое судно, совершающее рейсы по Средиземному морю. Во время плавания они спасают красивую девушку Мирзу (Астор), чья лодка терпит кораблекрушение. Оказывается, что она дочь эмира (Вавич) — губернатора одной из близлежащих провинций Турции. Он чрезвычайно не доволен, что американцы видели его дочь без чадры, и приказывает казнить иноземцев. Кроме того, жених Мирзы Шевкет Бен Али (Кейт) также полон ревности. Чудесным образом преодолевая преграды, Денджефилд и Питер похищают Мирзу и успешно скрываются от преследователей.
В ролях
- Бойд, Уильям[en] — рядовой Денджефилд Фелпс III
- Луи Уолхайм — сержант Питер О’Гаффни
- Мэри Астор — Мирза
- Михаил Вавич — эмир
- Ян Кейт — Шевкет Бен Али
- Борис Карлофф — казначей
Художественные особенности
Как и во многих комедийных фильмах герои имеют чёткое функциональное распределение по типажам: Денджефилд Фелпс — «мозги», Питер О’Гаффни — «мышцы»[2].
Награды
Льюис Майлстоун первым и единственным в истории кино получил премию Оскар за режиссуру кинокомедии (данная номинация существовала только на первой церемонии вручения награды).
Критика
Обозреватель газеты «The New York Times» сразу после выхода картины дал ей высокую оценку[3]:«Два аравийских рыцаря» — это действительно умная комедия, в которой авторы отступают от обычной тактики и полагаются на интеллектуальную игру. Два актёра, которые создают самое интересное в этой яркой работе, — Уильям Бойд и Луи Уолхайм. Эта постановка мастерски сделана Льюисом Майлстоуном, справившимся с задачей с той степенью здравого смысла, которая может только приветствоваться.
Дополнительные факты
- Говард Хьюз, на деньги которого была поставлена картина, относился к ней абсолютно утилитарно. «Кино — это бизнес, — говорил он. — Если там и попахивает искусством, то лишь по чистой случайности»[4].
Напишите отзыв о статье "Два аравийских рыцаря"
Примечания
- ↑ Ветрова Т. Научно-исследовательский институт киноискусства. Режиссерская энциклопедия: Кино США. — Материк, 2002. — С. 231. — 275 с.
- ↑ [www.classicfilmguide.com/index8cbd.html Two Arabian Knights] (англ.). classicfilmguide.com. Проверено 9 февраля 2013. [www.webcitation.org/6EUOb8FEV Архивировано из первоисточника 17 февраля 2013].
- ↑ Hall M. [movies.nytimes.com/movie/review?res=9905E7DE1F3BE233A25757C2A9669D946695D6CF Two Arabian Knights (1927) An Intelligent Comedy] (англ.). The New York Times (24.10.1927). Проверено 9 февраля 2013.
- ↑ Гаевский А. Мафия, ЦРУ, Уотергейт: очерки об организованной преступности и политических нравах в США. — М.: Издательство политической литературы, 1983. — 288 с.
Ссылки
|
||||||
Отрывок, характеризующий Два аравийских рыцаря
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.
«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.
Он открыл глаза и поглядел вверх. Черный полог ночи на аршин висел над светом углей. В этом свете летали порошинки падавшего снега. Тушин не возвращался, лекарь не приходил. Он был один, только какой то солдатик сидел теперь голый по другую сторону огня и грел свое худое желтое тело.
«Никому не нужен я! – думал Ростов. – Некому ни помочь, ни пожалеть. А был же и я когда то дома, сильный, веселый, любимый». – Он вздохнул и со вздохом невольно застонал.
– Ай болит что? – спросил солдатик, встряхивая свою рубаху над огнем, и, не дожидаясь ответа, крякнув, прибавил: – Мало ли за день народу попортили – страсть!
Ростов не слушал солдата. Он смотрел на порхавшие над огнем снежинки и вспоминал русскую зиму с теплым, светлым домом, пушистою шубой, быстрыми санями, здоровым телом и со всею любовью и заботою семьи. «И зачем я пошел сюда!» думал он.
На другой день французы не возобновляли нападения, и остаток Багратионова отряда присоединился к армии Кутузова.
Князь Василий не обдумывал своих планов. Он еще менее думал сделать людям зло для того, чтобы приобрести выгоду. Он был только светский человек, успевший в свете и сделавший привычку из этого успеха. У него постоянно, смотря по обстоятельствам, по сближениям с людьми, составлялись различные планы и соображения, в которых он сам не отдавал себе хорошенько отчета, но которые составляли весь интерес его жизни. Не один и не два таких плана и соображения бывало у него в ходу, а десятки, из которых одни только начинали представляться ему, другие достигались, третьи уничтожались. Он не говорил себе, например: «Этот человек теперь в силе, я должен приобрести его доверие и дружбу и через него устроить себе выдачу единовременного пособия», или он не говорил себе: «Вот Пьер богат, я должен заманить его жениться на дочери и занять нужные мне 40 тысяч»; но человек в силе встречался ему, и в ту же минуту инстинкт подсказывал ему, что этот человек может быть полезен, и князь Василий сближался с ним и при первой возможности, без приготовления, по инстинкту, льстил, делался фамильярен, говорил о том, о чем нужно было.
Пьер был у него под рукою в Москве, и князь Василий устроил для него назначение в камер юнкеры, что тогда равнялось чину статского советника, и настоял на том, чтобы молодой человек с ним вместе ехал в Петербург и остановился в его доме. Как будто рассеянно и вместе с тем с несомненной уверенностью, что так должно быть, князь Василий делал всё, что было нужно для того, чтобы женить Пьера на своей дочери. Ежели бы князь Василий обдумывал вперед свои планы, он не мог бы иметь такой естественности в обращении и такой простоты и фамильярности в сношении со всеми людьми, выше и ниже себя поставленными. Что то влекло его постоянно к людям сильнее или богаче его, и он одарен был редким искусством ловить именно ту минуту, когда надо и можно было пользоваться людьми.
