Два веронца

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Два веронца
The Two Gentlemen of Verona
Жанр:

комедия

Автор:

Уильям Шекспир

Язык оригинала:

английский

Дата написания:

1591—1595

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

«Два веро́нца» (англ. The Two Gentlemen of Verona) — одна из ранних пьес Уильяма Шекспира. При жизни писателя не издавалась и впервые была напечатана в посмертном фолио Шекспира. Сведений о её постановках на сцене в то время не сохранилось, но Френсис Мерес упоминал о ней в своём обзоре английской литературы в 1598 году. Исследователями дата создания пьесы определяется по-разному в пределах 1591—1595 годов. По мнению Э. К. Чэмберса, пьеса появилась в начале сезона 1594/95 года.





Сюжет

Валентин и Протей — два друга, выросшие вместе в Вероне. Отец Валентина решает послать его ко двору миланского герцога, чтобы сын повидал мир и себя показал. Протей не отправляется вместе с другом, так как в Вероне он ухаживает за Джулией, в которую без ума влюблён. Спустя некоторое время Антонио, отцу Протея, советуют послать сына ко двору герцога, что тут же и происходит. На прощание Протей и Джулия обмениваются кольцами.

Прибыв в Милан, Протей обнаруживает, что Валентин оказался сражён стрелой Купидона, и уже успел тайно обвенчаться с Сильвией, дочерью герцога. Друг также посвящает его в планы сбежать с любимой из города этой ночью. Увидев Сильвию сам, Протей вдруг осознаёт, что любовью всей его жизни была отнюдь не Джулия, а дочь миланского герцога. Терзаясь угрызениями совести, он всё равно выдаёт план побега герцогу. Герцог изобличает Валентина и изгоняет юношу навсегда из города, а Сильвию запирает в её покоях.

Протей начинает плести интриги, изображая, что желает уговорить Сильвию выйти замуж за Турио — жениха, назначенного ей отцом. На самом деле веронец стремится завоевать сердце Сильвии для себя, но та ему резко отказывает. В то же время в Милан, переодевшись юношей, прибывает Джулия, соскучившаяся по любимому, и случайно узнаёт, что Протей уже любит другую. Ланс, посланный вручить милого щенка Сильвии в подарок от господина, вместо этого дарит свою собаку, которая оказывается недостаточно хорошо воспитанна для покоев леди, за что и выгоняется назад. Протей гневается, узнав об этом, и с радостью нанимает нового слугу — юношу, которым притворяется Джулия.

Одной ночью Сильвия решает сбежать из Милана и отправиться искать Валентина и просит Эгламура быть её спутником. В лесу на них нападают разбойники, доблестный рыцарь тут же сбегает прочь, а Сильвия попадает в плен. По пути к атаману шайки их настигает пустившийся в погоню за девушкой Протей и спасает от разбойников, взамен требуя хотя бы улыбки Сильвии. Всю эту сцену слышит Валентин, после своего изгнания из Милана возглавивший отряд благородных разбойников. Он вмешивается в разговор Протея и Сильвии, обвиняя друга в предательстве. Протей кается в содеянном и тут же получает прощение. Разбойники приводят пойманных Турио и герцога. Властитель Милана наконец соглашается с желанием дочери выйти за Валентина, прогоняя Турио прочь.

Действующие лица

  • Герцог Миланский, отец Сильвии
  • Валентин[1], дворянин из Вероны
  • Протей, его друг
  • Антонио, отец Протея
  • Турио, глупый соперник Валентина
  • Эгламур, пособник Сильвии в бегстве
  • Спид, слуга-шут Валентина
  • Ланс, слуга-шут Протея
  • Пантино, слуга Антонио
  • Хозяин гостиницы в Милане, где поселилась Джулия
  • Разбойники
  • Джулия, дама из Вероны, любимая Протеем
  • Сильвия, дочь герцога, любимая Валентином
  • Лючетта, прислужница Джулии

Слуги, музыканты

Прототипы комедии

Источником сюжета является история Феликса и Фелисмены из испанского романа Монтемайора «Диана». Однако, считается маловероятным, что Шекспир был знаком с оригиналом. Скорее всего он читал перевод Бартоломью Юнга или видел пьесу «Феликс и Феломена», представление которой в 1585 году давалось при дворе труппой королевы.

Художественная ценность

«Два веронца» — первая «романтическая» комедия Шекспира, в отличие от «Укрощения строптивой» и «Комедии ошибок», бывших «фарсовыми».

В пьесе чередуются серьёзные сцены с явно шутовскими. Пара слуг-шутов обращает на себя особое внимание. Они контрастируют с остальными персонажами, резко отличаясь от них. Энгельс писал, что один только Ланс со своей собакой Крэбсом стоит всех немецких комедий, вместе взятых.

Неточности сюжета

  • Валентин едет из Вероны в Милан на корабле, хотя оба города не расположены на берегу моря. Противниками антистратфордианских версий это используется как аргумент против того, чтобы приписывать пьесы Шекспира человеку, действительно бывавшему в Италии (например, графу Ретленду, который учился в Италии).
  • Слуга Валентина Спид в Милане приветствует Ланса с прибытием в Падую.

История постановок

Первая известная постановка пьесы состоялась в Друри-Лейн в 1762 году, но в ней наблюдались различия с оригинальным текстом. Строго по Шекспиру комедия была представлена в 1784 году в королевском театре Ковент-Гарден.

Постановки в России

Адаптации

По пьесе Шекспира был поставлен мюзикл и создана радиопостановка.

Кинематограф

Давид Мамет в интервью на канале WNYC утверждал, что сюжет его любимого фильма «Борат: культурные исследования Америки в пользу славного государства Казахстан» основан на пьесе Шекспира «Два веронца».

Напишите отзыв о статье "Два веронца"

Примечания

  1. Имена персонажей даны по переводу В. Левика и М. Морозова
В Викитеке есть оригинал текста по этой теме.

Отрывок, характеризующий Два веронца

– Asile? – повторил Пьер. – Asile en allemand – Unterkunft. [Убежище? Убежище – по немецки – Unterkunft.]
– Comment dites vous? [Как вы говорите?] – недоверчиво и быстро переспросил капитан.
– Unterkunft, – повторил Пьер.
– Onterkoff, – сказал капитан и несколько секунд смеющимися глазами смотрел на Пьера. – Les Allemands sont de fieres betes. N'est ce pas, monsieur Pierre? [Экие дурни эти немцы. Не правда ли, мосье Пьер?] – заключил он.
– Eh bien, encore une bouteille de ce Bordeau Moscovite, n'est ce pas? Morel, va nous chauffer encore une pelilo bouteille. Morel! [Ну, еще бутылочку этого московского Бордо, не правда ли? Морель согреет нам еще бутылочку. Морель!] – весело крикнул капитан.
Морель подал свечи и бутылку вина. Капитан посмотрел на Пьера при освещении, и его, видимо, поразило расстроенное лицо его собеседника. Рамбаль с искренним огорчением и участием в лице подошел к Пьеру и нагнулся над ним.
– Eh bien, nous sommes tristes, [Что же это, мы грустны?] – сказал он, трогая Пьера за руку. – Vous aurai je fait de la peine? Non, vrai, avez vous quelque chose contre moi, – переспрашивал он. – Peut etre rapport a la situation? [Может, я огорчил вас? Нет, в самом деле, не имеете ли вы что нибудь против меня? Может быть, касательно положения?]
Пьер ничего не отвечал, но ласково смотрел в глаза французу. Это выражение участия было приятно ему.
– Parole d'honneur, sans parler de ce que je vous dois, j'ai de l'amitie pour vous. Puis je faire quelque chose pour vous? Disposez de moi. C'est a la vie et a la mort. C'est la main sur le c?ur que je vous le dis, [Честное слово, не говоря уже про то, чем я вам обязан, я чувствую к вам дружбу. Не могу ли я сделать для вас что нибудь? Располагайте мною. Это на жизнь и на смерть. Я говорю вам это, кладя руку на сердце,] – сказал он, ударяя себя в грудь.
– Merci, – сказал Пьер. Капитан посмотрел пристально на Пьера так же, как он смотрел, когда узнал, как убежище называлось по немецки, и лицо его вдруг просияло.
– Ah! dans ce cas je bois a notre amitie! [А, в таком случае пью за вашу дружбу!] – весело крикнул он, наливая два стакана вина. Пьер взял налитой стакан и выпил его. Рамбаль выпил свой, пожал еще раз руку Пьера и в задумчиво меланхолической позе облокотился на стол.
– Oui, mon cher ami, voila les caprices de la fortune, – начал он. – Qui m'aurait dit que je serai soldat et capitaine de dragons au service de Bonaparte, comme nous l'appellions jadis. Et cependant me voila a Moscou avec lui. Il faut vous dire, mon cher, – продолжал он грустным я мерным голосом человека, который сбирается рассказывать длинную историю, – que notre nom est l'un des plus anciens de la France. [Да, мой друг, вот колесо фортуны. Кто сказал бы мне, что я буду солдатом и капитаном драгунов на службе у Бонапарта, как мы его, бывало, называли. Однако же вот я в Москве с ним. Надо вам сказать, мой милый… что имя наше одно из самых древних во Франции.]
И с легкой и наивной откровенностью француза капитан рассказал Пьеру историю своих предков, свое детство, отрочество и возмужалость, все свои родственныеимущественные, семейные отношения. «Ma pauvre mere [„Моя бедная мать“.] играла, разумеется, важную роль в этом рассказе.
– Mais tout ca ce n'est que la mise en scene de la vie, le fond c'est l'amour? L'amour! N'est ce pas, monsieur; Pierre? – сказал он, оживляясь. – Encore un verre. [Но все это есть только вступление в жизнь, сущность же ее – это любовь. Любовь! Не правда ли, мосье Пьер? Еще стаканчик.]
Пьер опять выпил и налил себе третий.
– Oh! les femmes, les femmes! [О! женщины, женщины!] – и капитан, замаслившимися глазами глядя на Пьера, начал говорить о любви и о своих любовных похождениях. Их было очень много, чему легко было поверить, глядя на самодовольное, красивое лицо офицера и на восторженное оживление, с которым он говорил о женщинах. Несмотря на то, что все любовные истории Рамбаля имели тот характер пакостности, в котором французы видят исключительную прелесть и поэзию любви, капитан рассказывал свои истории с таким искренним убеждением, что он один испытал и познал все прелести любви, и так заманчиво описывал женщин, что Пьер с любопытством слушал его.
Очевидно было, что l'amour, которую так любил француз, была ни та низшего и простого рода любовь, которую Пьер испытывал когда то к своей жене, ни та раздуваемая им самим романтическая любовь, которую он испытывал к Наташе (оба рода этой любви Рамбаль одинаково презирал – одна была l'amour des charretiers, другая l'amour des nigauds) [любовь извозчиков, другая – любовь дурней.]; l'amour, которой поклонялся француз, заключалась преимущественно в неестественности отношений к женщине и в комбинация уродливостей, которые придавали главную прелесть чувству.
Так капитан рассказал трогательную историю своей любви к одной обворожительной тридцатипятилетней маркизе и в одно и то же время к прелестному невинному, семнадцатилетнему ребенку, дочери обворожительной маркизы. Борьба великодушия между матерью и дочерью, окончившаяся тем, что мать, жертвуя собой, предложила свою дочь в жены своему любовнику, еще и теперь, хотя уж давно прошедшее воспоминание, волновала капитана. Потом он рассказал один эпизод, в котором муж играл роль любовника, а он (любовник) роль мужа, и несколько комических эпизодов из souvenirs d'Allemagne, где asile значит Unterkunft, где les maris mangent de la choux croute и где les jeunes filles sont trop blondes. [воспоминаний о Германии, где мужья едят капустный суп и где молодые девушки слишком белокуры.]
Наконец последний эпизод в Польше, еще свежий в памяти капитана, который он рассказывал с быстрыми жестами и разгоревшимся лицом, состоял в том, что он спас жизнь одному поляку (вообще в рассказах капитана эпизод спасения жизни встречался беспрестанно) и поляк этот вверил ему свою обворожительную жену (Parisienne de c?ur [парижанку сердцем]), в то время как сам поступил во французскую службу. Капитан был счастлив, обворожительная полька хотела бежать с ним; но, движимый великодушием, капитан возвратил мужу жену, при этом сказав ему: «Je vous ai sauve la vie et je sauve votre honneur!» [Я спас вашу жизнь и спасаю вашу честь!] Повторив эти слова, капитан протер глаза и встряхнулся, как бы отгоняя от себя охватившую его слабость при этом трогательном воспоминании.
Слушая рассказы капитана, как это часто бывает в позднюю вечернюю пору и под влиянием вина, Пьер следил за всем тем, что говорил капитан, понимал все и вместе с тем следил за рядом личных воспоминаний, вдруг почему то представших его воображению. Когда он слушал эти рассказы любви, его собственная любовь к Наташе неожиданно вдруг вспомнилась ему, и, перебирая в своем воображении картины этой любви, он мысленно сравнивал их с рассказами Рамбаля. Следя за рассказом о борьбе долга с любовью, Пьер видел пред собою все малейшие подробности своей последней встречи с предметом своей любви у Сухаревой башни. Тогда эта встреча не произвела на него влияния; он даже ни разу не вспомнил о ней. Но теперь ему казалось, что встреча эта имела что то очень значительное и поэтическое.
«Петр Кирилыч, идите сюда, я узнала», – слышал он теперь сказанные сю слова, видел пред собой ее глаза, улыбку, дорожный чепчик, выбившуюся прядь волос… и что то трогательное, умиляющее представлялось ему во всем этом.
Окончив свой рассказ об обворожительной польке, капитан обратился к Пьеру с вопросом, испытывал ли он подобное чувство самопожертвования для любви и зависти к законному мужу.