Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии

Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии (также известен, как "Договор "Два плюс четыре" , "Договор 2+4") — государственный договор, заключённый между Германской Демократической Республикой и Федеративной Республикой Германия, а также Францией, США, Великобританией и СССР в Москве 12 сентября 1990 года. Вступил в силу 15 марта 1991 года.

Данный договор, также называемый Договором о суверенитете, стал результатом переговоров в формате «два плюс четыре», на которых обсуждались внешнеполитические аспекты объединения двух германских государств: государственные границы, принадлежность к внешнеполитическим блокам, численность вооружённых сил. Принципиальное решение о проведении такого рода переговоров было достигнуто на конференции по проблемам «открытого неба», проходившей в Оттаве 13 февраля 1990 года. Переговоры в формате «два плюс четыре» проходили в четыре раунда: 5 мая в Бонне, 22 июня в Берлине, 17 июля в Париже (с участием Польши) и 12 сентября в Москве.

До последнего момента исход переговоров в Москве оставался под вопросом. После того, как 10 сентября в ходе телефонного разговора, состоявшегося между президентом СССР М. С. Горбачёвым и федеральным канцлером Гельмутом Колем, вызывавший многочисленные разногласия срок вывода советских войск из ГДР был установлен на конец 1994 года, ход переговоров стали тормозить французская и британская стороны. Правительства обеих стран предполагали, что процесс объединения Германии затянется на более длительное время по вине советской стороны. Британское правительство предприняло последнюю попытку замедлить объединительный процесс, потребовав предоставить ей после объединения Германии право на проведение военных учений на территории бывшей ГДР. Советская сторона, как и ожидали в Великобритании, решительно отвергла это требование. В ходе переговоров в ночь с 11 на 12 сентября государственному секретарю США Джеймсу Бейкеру по просьбе его немецкого коллеги Ганса-Дитриха Геншера удалось убедить британскую сторону отказаться от своего требования.

«Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии, Соединенные Штаты Америки, Союз Советских Социалистических Республик и Французская Республика настоящим прекращают действие своих прав и ответственности в отношении Берлина и Германии в целом. В результате прекращают своё действие соответствующие связанные с ними четырёхсторонние соглашения, решения и практики, и распускаются все соответствующие институты четырёх держав.»

— п. 1 статьи 7 Договора.

Договором об окончательном урегулировании в отношении Германии союзники по Второй мировой войне отказались от своих прав в отношении Германии. Поскольку Договор «Два плюс четыре» был ратифицирован всеми его сторонами лишь в 1991 году (последней ратификация договора прошла в Верховном Совете СССР 4 марта 1991 года), представители Великобритании, США, СССР и Франции выступили 2 октября 1990 года в Нью-Йорке с заявлением о приостановлении своих прав и обязанностей в отношении Берлина и Германии в целом с момента объединения Германии до вступления в силу Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии.

Переговоры в формате «Два плюс четыре» вошли в историю как великолепный образец дипломатии: в самые короткие сроки сторонам удалось разрешить проблемы, существовавшие на протяжении целой исторической эпохи. Стоит отметить, однако, что это было достигнуто во многом в результате уступчивости тогдашнего руководства СССР.

Основные положения Договора «Два плюс четыре»

Договор, состоящий из десяти статей, урегулировал внешнеполитические аспекты объединения Германии и фактически тем самым взял на себя роль мирного договора между Германией и державами-победительницами во Второй мировой войне, хотя стороны избегали такого определения. Его результатом стало восстановление немецкого единства и окончательного «полного суверенитета Германии над своими внутренними и внешними делами».

• Объединённая Германия включает территории Германской Демократической Республики, Федеративной Республики Германии и всего Берлина.
• Её внешними границами окончательно стали существовавшие на этот момент границы Германской Демократической Республики и Федеративной Республики Германии, что означает, что объединённая Германия не имеет никаких территориальных претензий к другим государствам и не будет выдвигать таких претензий и в будущем.
• Объединённая Германия подтверждает, что с немецкой земли будет исходить только мир, и отказывается от производства, владения и распоряжения ядерным, биологическим и химическим оружием.
• Вооружённые силы объединённой Германии в течение 3—4 лет сократятся до численности 370 000 человек.
• Вывод советских войск с территории бывшей ГДР будет завершён к концу 1994 года.
• Иностранные войска и ядерное оружие или его носители не будут размещаться и развёртываться на территории бывшей ГДР.
• Прекращается ответственность четырёх держав в отношении Берлина и Германии в целом.
• Объединённая Германия обретает полный суверенитет над своими внутренними и внешними делами.

«Правительства Германской Демократической Республики и Федеративной Республики Германии обеспечат, чтобы в основном законе объединенной Германии не содержалось каких-либо положений, противоречащих этим принципам.»

— из п. 4 статьи 1 Договора.

Проблемы договора

К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)

Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии не был полноценным мирным договором держав-победительниц с Германией. Вопрос о подписании полноценного мирного договора был отложен на неопределенный срок (не устанавливались даже сроки завершения переговоров)К:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан). Следовательно, договор сохранял в силе часть ограничений суверенитета Германии, введенных Боннским договором 1952 года и Парижским протоколом 1954 года: запреты на требование вывода иностранных войск до подписания мирного договора, на развитие ряда компонентов вооружённых сил, включая оружие массового поражения. Двусмысленной осталась формула о запрете на принятие внешнеполитических решений без консультации с державами-победительницами. Московский договор отменял права союзных держав в отношении Германии.достоверность которых вызывает сомненияК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) Но в Боннском договоре 1952 г. этот запрет действовал до подписания мирного договора. Формально он не заключен до сих пор. Поэтому фактически механизмом согласования выступают политические органы НАТО.

Основной закон Германии сохранила также запрет на проведение референдумов по военно-политическим проблемам. Они были подтверждены специальным письмом канцлера Гельмута Коля от 12 сентября 1990 г. президенту СССР Михаилу Горбачеву и в заявлении канцлера ФРГ Гельмута Коля по поводу подписания Договора об окончательном урегулировании в отношении Германии.

В СМИ эти положения нередко используются для спекуляций в отношении границ между Германией и Польшей по Одеру-Нейсе. Хотя в договоре они были подтверждены как окончательные, полноценного мирного договора нет, теоретическиК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан) дискуссии между сторонами возможны.

Дополнительной нотой устанавливалась незыблемость отношений собственности, установленных земельной реформой в ГДР.

Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии подписали:

• от ФРГ — министр иностранных дел ФРГ Ганс-Дитрих Геншер,
• от ГДР — председатель Совета министров ГДР Лотар де Мезьер,
• от Франции — министр иностранных дел Франции Ролан Дюма,
• от СССР — министр иностранных дел СССР Эдуард Шеварднадзе,
• от Великобритании — министр иностранных дел Великобритании Дуглас Хёрд и
• от США — госсекретарь США Джеймс Бейкер.

См. также

• Объединение Германии (1990)
• Договор об объединении Германии
• Соглашение об урегулировании ряда вопросов по Берлину

Отрывок, характеризующий Договор об окончательном урегулировании в отношении Германии

– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг'ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег'вого не пг'ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог'ячих, ты и будешь дуг'ака то ког'чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г'асскажи ты мне пг'о себя, – сказал он.


Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c'est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N'ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]