Двенадцать апостолов
Двена́дцать апо́столов (греч. απόστολος — «посол, посланник») — ближайшие ученики Иисуса Христа (их не следует путать с апостолами от семидесяти).
Согласно евангельскому повествованию (Мф. 10:1-4, Мк. 3:14-19, Лк. 6:13-16), во время Своей земной жизни Иисус Христос выбрал 12 ближайших учеников, которые и называются апостолами от двенадцати. Сведения о жизни апостолов известны из Евангелия и Деяний святых апостолов (Деяния), которые входят в Новозаветный канон, а также из Священного Предания.
Список двенадцати апостолов
- Андрей (греч. Ανδρέας , ивр. אנדראס הקדוש), брат Апостола Петра, рыбак из Вифсаиды, ученик Иоанна Крестителя
- Пётр (ивр. פטרוס), он же Симон Ионин (арам. ܫܡܥܘܢ ܟܐܦܐ Шим’он Бар-Йона — сын Ионы), также называемый Кифа (ивр. כֵּיפָא), (Каменная скала), брат Апостола Андрея
- Иоанн (сын Зеведея), (ивр. יוֹחנן בן זבדי, Йоханан Бен-Заведи), также прозванный Богословом, брат Апостола Иакова. Вместе с братом прозван Иисусом «Сыны грома» (Воанергес). Согласно церковной традиции отождествляется с евангелистом Иоанном.
- Иаков Зеведеев (сын Зеведея), (ивр. יעקב בן זבדי, Яаков Бен-Заведи), брат Апостола Иоанна
- Филипп из Вифсаиды (греч. Φίλιππος, ивр. פיליפ מבית ציְדה, Филип Ми Бейт-Цаеда)
- Варфоломей (арам. ܒܪܬܘܠܡܝ ܫܠܝܚܐ сын Талмая ивр. ברתולומאוס) он же Нафанаил (ивр. נתנאל Нетанэл— «Дар Божий»), уроженец Каны Галилейской, о котором Иисус Христос сказал, что это истинный Израильтянин, в котором нет лукавства
- Матфей, мытарь, (ивр. מַתִּתְיָהוּ (מַתִּי) לוי, Матитьяѓу (Мати) Леви), он же Левий Алфеев (объединение на основании параллелизма Мф. 9:9 и Мк. 2:14), евангелист
- Фома, (ивр. תומא יהודה, Тома Йеѓуда), называемый Дидымус/Теом (Близнец)
- Иаков Алфеев (сын Алфея), (ивр. יעקב בן-חלפַי, Йааков Бен Халфай), брат Фаддея, прозванный Праведным
- Фаддей (сын Алфея), (ивр. יהודה בן יעקב, Йеѓуда Бен-Йааков), он же Иуда Иаковлев или Леввей, брат Апостола Иакова Алфеева
- Симон Кананит, он же Симон Зилот (ивр. שמעון הקנאי, Шим’он Ѓа-Канаи)
- Иуда (Искариот), (ивр. יהודה בן שמעון, Йеѓуда Бен-Шим’он) (ивр. איש קְרִיּוֹת, иш-кериййот — Иш (мужчина) из поселения Карийот), предавший Иисуса Христа.
По Преданию, все апостолы от двенадцати, за исключением Иоанна и Иуды Искариота[1], умерли мученической смертью. Апостол Иоанн единственный, кто умер собственной смертью по старости.
Павел, он же Савл из Тарса (ивр. שאול התרסי, Шауль Ѓа-Тарси), призван после смерти Иисуса Христа. Он не входит в число двенадцати апостолов, но является одним из самых почитаемых (первоверховных) апостолов христианства. Павел, так же как и подавляющее большинство из двенадцати апостолов, умер мученической смертью.
Также в число двенадцати апостолов мог войти Варнава (арам. и ивр. יוסף בר נביא, Йосеф Бар-Нави), когда была проведена жеребьёвка для замены Иуды Искариота между Матфием и Варнавой. Но жребий выбрал Матфия.
Почитание
Каждому из апостолов, за исключением Иуды Искариота, в календарях христианских церквей установлены отдельные дни памяти. Православная церковь также совершает соборную память двенадцати апостолов 30 июня (13 июля). Апостол Пётр и апостол Павел, как внесшие наибольший вклад в становление христианства (по первенству порядка и трудов), в православной традиции именуются первоверховными.
Существует обычай изображения всех двенадцати апостолов одной иконой или барельефом. К примеру, в Санкт-Петербурге была Борисоглебская церковь, в которой по периметру купола были расположены поясные барельефы всех апостолов[2].
См. также
Напишите отзыв о статье "Двенадцать апостолов"
Примечания
- ↑ Согласно евангельскому рассказу, покончил жизнь самоубийством: «бросив сребренники в храме, он вышел, пошел и удавился» (Мф. 27:5)
- ↑ Л. Ю. Сапрыкина Исчезающий Петербург // История Петербурга : Журнал. — СПб., 2009. — Вып. 1 (47). — С. 16-17.
Ссылки
- На Викискладе есть медиафайлы по теме Двенадцать апостолов
- Апостол // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). — СПб., 1890—1907.
- [www.alexandrmen.ru/books/apostoly/apostoly.html А.Мень, «Первые апостолы»]
|
Отрывок, характеризующий Двенадцать апостолов
– Что он может писать? Традиридира и т. п., всё только с целью выиграть время. Я вам говорю, что он у нас в руках; это верно! Но что забавнее всего, – сказал он, вдруг добродушно засмеявшись, – это то, что никак не могли придумать, как ему адресовать ответ? Ежели не консулу, само собою разумеется не императору, то генералу Буонапарту, как мне казалось.– Но между тем, чтобы не признавать императором, и тем, чтобы называть генералом Буонапарте, есть разница, – сказал Болконский.
– В том то и дело, – смеясь и перебивая, быстро говорил Долгоруков. – Вы знаете Билибина, он очень умный человек, он предлагал адресовать: «узурпатору и врагу человеческого рода».
Долгоруков весело захохотал.
– Не более того? – заметил Болконский.
– Но всё таки Билибин нашел серьезный титул адреса. И остроумный и умный человек.
– Как же?
– Главе французского правительства, au chef du gouverienement francais, – серьезно и с удовольствием сказал князь Долгоруков. – Не правда ли, что хорошо?
– Хорошо, но очень не понравится ему, – заметил Болконский.
– О, и очень! Мой брат знает его: он не раз обедал у него, у теперешнего императора, в Париже и говорил мне, что он не видал более утонченного и хитрого дипломата: знаете, соединение французской ловкости и итальянского актерства? Вы знаете его анекдоты с графом Марковым? Только один граф Марков умел с ним обращаться. Вы знаете историю платка? Это прелесть!
И словоохотливый Долгоруков, обращаясь то к Борису, то к князю Андрею, рассказал, как Бонапарт, желая испытать Маркова, нашего посланника, нарочно уронил перед ним платок и остановился, глядя на него, ожидая, вероятно, услуги от Маркова и как, Марков тотчас же уронил рядом свой платок и поднял свой, не поднимая платка Бонапарта.
– Charmant, [Очаровательно,] – сказал Болконский, – но вот что, князь, я пришел к вам просителем за этого молодого человека. Видите ли что?…
Но князь Андрей не успел докончить, как в комнату вошел адъютант, который звал князя Долгорукова к императору.
– Ах, какая досада! – сказал Долгоруков, поспешно вставая и пожимая руки князя Андрея и Бориса. – Вы знаете, я очень рад сделать всё, что от меня зависит, и для вас и для этого милого молодого человека. – Он еще раз пожал руку Бориса с выражением добродушного, искреннего и оживленного легкомыслия. – Но вы видите… до другого раза!
Бориса волновала мысль о той близости к высшей власти, в которой он в эту минуту чувствовал себя. Он сознавал себя здесь в соприкосновении с теми пружинами, которые руководили всеми теми громадными движениями масс, которых он в своем полку чувствовал себя маленькою, покорною и ничтожной» частью. Они вышли в коридор вслед за князем Долгоруковым и встретили выходившего (из той двери комнаты государя, в которую вошел Долгоруков) невысокого человека в штатском платье, с умным лицом и резкой чертой выставленной вперед челюсти, которая, не портя его, придавала ему особенную живость и изворотливость выражения. Этот невысокий человек кивнул, как своему, Долгорукому и пристально холодным взглядом стал вглядываться в князя Андрея, идя прямо на него и видимо, ожидая, чтобы князь Андрей поклонился ему или дал дорогу. Князь Андрей не сделал ни того, ни другого; в лице его выразилась злоба, и молодой человек, отвернувшись, прошел стороной коридора.
– Кто это? – спросил Борис.
– Это один из самых замечательнейших, но неприятнейших мне людей. Это министр иностранных дел, князь Адам Чарторижский.
– Вот эти люди, – сказал Болконский со вздохом, который он не мог подавить, в то время как они выходили из дворца, – вот эти то люди решают судьбы народов.
На другой день войска выступили в поход, и Борис не успел до самого Аустерлицкого сражения побывать ни у Болконского, ни у Долгорукова и остался еще на время в Измайловском полку.
На заре 16 числа эскадрон Денисова, в котором служил Николай Ростов, и который был в отряде князя Багратиона, двинулся с ночлега в дело, как говорили, и, пройдя около версты позади других колонн, был остановлен на большой дороге. Ростов видел, как мимо его прошли вперед казаки, 1 й и 2 й эскадрон гусар, пехотные батальоны с артиллерией и проехали генералы Багратион и Долгоруков с адъютантами. Весь страх, который он, как и прежде, испытывал перед делом; вся внутренняя борьба, посредством которой он преодолевал этот страх; все его мечтания о том, как он по гусарски отличится в этом деле, – пропали даром. Эскадрон их был оставлен в резерве, и Николай Ростов скучно и тоскливо провел этот день. В 9 м часу утра он услыхал пальбу впереди себя, крики ура, видел привозимых назад раненых (их было немного) и, наконец, видел, как в середине сотни казаков провели целый отряд французских кавалеристов. Очевидно, дело было кончено, и дело было, очевидно небольшое, но счастливое. Проходившие назад солдаты и офицеры рассказывали о блестящей победе, о занятии города Вишау и взятии в плен целого французского эскадрона. День был ясный, солнечный, после сильного ночного заморозка, и веселый блеск осеннего дня совпадал с известием о победе, которое передавали не только рассказы участвовавших в нем, но и радостное выражение лиц солдат, офицеров, генералов и адъютантов, ехавших туда и оттуда мимо Ростова. Тем больнее щемило сердце Николая, напрасно перестрадавшего весь страх, предшествующий сражению, и пробывшего этот веселый день в бездействии.