Двенадцать стульев (фильм, 1970)

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Двенадцать стульев
The Twelve Chairs
Жанр

комедия

Режиссёр

Мэл Брукс

Автор
сценария

Мэл Брукс по роману
И. Ильфа и Е. Петрова

В главных
ролях

Рон Муди
Фрэнк Ланджелла

Кинокомпания

«Universal Marion Corporation»

Длительность

94 мин.

Страна

США США

Год

1970

IMDb

ID 0066495

К:Фильмы 1970 года

«Двенадцать стульев» — комедийный кинофильм-буффонада. Экранизация одноимённого романа И. Ильфа и Е. Петрова. Сам режиссёр сыграл в фильме роль дворника Тихона.





Сюжет

Действие происходит в русском уездном городе (съёмки велись в Югославии и Финляндии). Бывший дворянин, а после революции — канцелярская крыса[1] Ипполит Матвеевич Воробьянинов узнаёт от своей умирающей тёщи тайну её дореволюционных бриллиантов, спрятанных в один стул из двенадцати. Обладателем этого секрета становится и местный священник, отец Федор, пришедший к Клавдии Ивановне, чтобы её исповедать. Священник и дворянин бросаются на поиски мебели с драгоценностями.

Ипполит Матвеевич кооперируется с бродячим ловеласом и шарлатаном Остапом Бендером, судя по костюму — бывшим гусаром. В Старгороде, где находились стулья, они останавливаются у дворника Тихона (его играет Мэл Брукс). Дворник занимается тем, что сидит в чистой одежде с новой метлой, мечтает о возвращении Царской власти и вспоминает, как ловко он прислуживал Ипполиту Матвеевичу и получал за это пятаки. От Тихона компаньоны узнают о том, что в Доме престарелых (бывшем имении Воробьянинова) остался лишь один стул. Его разрывают на кусочки Ипполит Матвеевич и отец Фёдор, выкупивший стул в Старсобесе. Судьбу остальной мебели Бендер узнаёт в жилотделе, где заодно, представившись служащим, впихивает отцу Фёдору ордера на мебель генерала Полякова.

Мебель Воробьянинова оказывается в Музее мебели, в Москве, но прямо из-под носа затаившихся на ночь в Музее компаньонов, семь стульев продают в театр «Колумб». Перепотрошив четыре оставшихся в Музее стула и ничего там не найдя, упустив мужчину, унёсшего один из стульев в неизвестном направлении, Бендер и Воробьянинов отправляются вместе с театром на гастроли (Ипполита Матвеевича выдают за актёра). До спектакля сообщникам удаётся распотрошить лишь один стул, после чего приходится выйти на сцену. Опозорившихся компаньонов снимают с парохода, после чего их путь лежит в Ялту, куда отправился на гастроли театр. Там им удаётся договориться с работником театра Савицким, который за 20 рублей выносит им ещё два стула. Деньги на стулья зарабатывают эпилептическим представлением возле памятника Фёдору Достоевскому. Третий стул из театра к тому моменту оказывается проданным финскому канатоходцу, работающему на ярмарке за городом. При виде стула в руках канатоходца у Ипполита Матвеевича открывается дар балансировки на канате, и на глазах у зрителей он отбирает стул у артиста.

Пущенный по ложному следу за гарнитуром без бриллиантов, отец Фёдор съездит в Иркутск, в заснеженную, полную двухметровых сугробов Сибирь, где попытается выкупить стулья у инженера Брунса. Потерпев неудачу, отправляется за инженером в Ялту, где ему удаётся-таки заполучить вожделенные стулья. Ничего не найдя в стульях, отец Фёдор сталкивается с главными героями, бегущими с добытым стулом из циркового шапито. Отец Фёдор отбирает стул у компаньонов, забирается по отвесной скале на вершину, потрошит стул, не находит драгоценностей и наблюдает за тем, как Бендер и Воробьянинов отправляются в Москву за последним, двенадцатым стулом.

По прибытии в Советскую столицу Остап с Ипполитом Матвеевичем попадают на открытие Московского Клуба железнодорожных рабочих, где в шахматном зале стоит последний, двенадцатый стул. Предварительно открыв оконную задвижку, компаньоны возвращаются в клуб ночью. Там они и узнают историю о том, как нашли драгоценности в стуле и на них построили этот самый клуб.

Замёрзшие и разочаровавшиеся компаньоны в центре города возвращаются к номеру, изображая эпилептический припадок — болезнь, поразившую Фёдора Достоевского.

В ролях

Различия с повестью

Сюжет фильма значительно сокращён и местами изменён.

  • В оригинале повести Остап Бендер добывает ордер на стулья вполне легально — слегка приврав архивариусу Коробейникову, у Коробейникова же позже получает липовый ордер и отец Фёдор. В фильме Бендер сам проникает в архив, открыв отмычкой дверь, и самовольно берёт ордер. А когда в архив почти в то же время приходит отец Фёдор, Бендер, прикинувшись архивариусом, сам отдаёт ему липовый ордер.
  • В оригинале Бендер и Воробьянинов, не сумев выкупить стулья на аукционе, добывают их чуть ли не по одиночке, разъезжая по всей стране. В фильме же 7 из 11 стульев забирает себе перевозной театр, а четыре оставшихся стула компаньоны сразу обыскивают. Собственно, этим отступлением от оригинала объясняется отсутствие в фильме целого ряда персонажей: мадам Грицацуевой, поэта Ляписа-Трубецкого, Эллочки Щукиной и её мужа, редакторов газеты «Станок», шахматистов…
  • В оригинале отец Фёдор нашёл инженера Брунса только в Батуми, объехав почти полстраны, и после каждой неудачной поездки писал своей жене Катерине телеграмму с просьбой выслать денег. В фильме жена отца Фёдора никак не упомянута, а сам отец Фёдор находит Брунса по первому же адресу, но получает отпор.
  • В оригинале повести Ипполит Матвеевич убивает Бендера и в одиночку идёт в клуб, где узнаёт страшную новость, на этом повесть заканчивается. В фильме же они идут в клуб вдвоём. Воробьянинов, узнав «страшную» новость, устраивает в клубе погром, стукнув заодно прибывшего милиционера. Позже, размышляя «как жить дальше», Остап предлагает разойтись, но Воробьянинов проверенным уже способом (изображая эпилептический припадок) решает заработать денег, в чём ему снова подыгрывает Остап.

Факты

  • Главной музыкальной темой фильма была песня [learning2share.blogspot.com/2009/07/jerry-ross-symposium-hope-for-best.html «Hope For The Best — Expect The Worst»], названная по русской пословице («Надейся на лучшее, жди худшего»), текст песни написал сам режиссёр Мел Брукс. Музыка написана Джоном Моррис по мотивам 4 Венгерского танца композитора И. Брамса
  • В фильме содержится пародийно-сатирическая деталь — намёк на репрессии к троцкистам в конце 1920-х годов: на табличке с названием «Улица Маркса-Энгельса-Ленина и Троцкого» имя Троцкого перечёркнуто.
  • В открывающих титрах появляется название фильма на русском. Оно написано с ошибкой: «Двенадцать Стчльев».
  • В начале фильма герои говорят с сильным русским акцентом и иногда используют русские фразы и выражения, но затем постепенно переходят на правильный английский как это принято по правилам Голливуда, если герои и история оба иностранного происхождения.

Награды

Напишите отзыв о статье "Двенадцать стульев (фильм, 1970)"

Примечания

  1. Ещё до смерти тёщи ставит ей на щёку печать [sic]

Ссылки

Отрывок, характеризующий Двенадцать стульев (фильм, 1970)

В письмах родных было вложено еще рекомендательное письмо к князю Багратиону, которое, по совету Анны Михайловны, через знакомых достала старая графиня и посылала сыну, прося его снести по назначению и им воспользоваться.
– Вот глупости! Очень мне нужно, – сказал Ростов, бросая письмо под стол.
– Зачем ты это бросил? – спросил Борис.
– Письмо какое то рекомендательное, чорта ли мне в письме!
– Как чорта ли в письме? – поднимая и читая надпись, сказал Борис. – Письмо это очень нужное для тебя.
– Мне ничего не нужно, и я в адъютанты ни к кому не пойду.
– Отчего же? – спросил Борис.
– Лакейская должность!
– Ты всё такой же мечтатель, я вижу, – покачивая головой, сказал Борис.
– А ты всё такой же дипломат. Ну, да не в том дело… Ну, ты что? – спросил Ростов.
– Да вот, как видишь. До сих пор всё хорошо; но признаюсь, желал бы я очень попасть в адъютанты, а не оставаться во фронте.
– Зачем?
– Затем, что, уже раз пойдя по карьере военной службы, надо стараться делать, коль возможно, блестящую карьеру.
– Да, вот как! – сказал Ростов, видимо думая о другом.
Он пристально и вопросительно смотрел в глаза своему другу, видимо тщетно отыскивая разрешение какого то вопроса.
Старик Гаврило принес вино.
– Не послать ли теперь за Альфонс Карлычем? – сказал Борис. – Он выпьет с тобою, а я не могу.
– Пошли, пошли! Ну, что эта немчура? – сказал Ростов с презрительной улыбкой.
– Он очень, очень хороший, честный и приятный человек, – сказал Борис.
Ростов пристально еще раз посмотрел в глаза Борису и вздохнул. Берг вернулся, и за бутылкой вина разговор между тремя офицерами оживился. Гвардейцы рассказывали Ростову о своем походе, о том, как их чествовали в России, Польше и за границей. Рассказывали о словах и поступках их командира, великого князя, анекдоты о его доброте и вспыльчивости. Берг, как и обыкновенно, молчал, когда дело касалось не лично его, но по случаю анекдотов о вспыльчивости великого князя с наслаждением рассказал, как в Галиции ему удалось говорить с великим князем, когда он объезжал полки и гневался за неправильность движения. С приятной улыбкой на лице он рассказал, как великий князь, очень разгневанный, подъехав к нему, закричал: «Арнауты!» (Арнауты – была любимая поговорка цесаревича, когда он был в гневе) и потребовал ротного командира.
– Поверите ли, граф, я ничего не испугался, потому что я знал, что я прав. Я, знаете, граф, не хвалясь, могу сказать, что я приказы по полку наизусть знаю и устав тоже знаю, как Отче наш на небесех . Поэтому, граф, у меня по роте упущений не бывает. Вот моя совесть и спокойна. Я явился. (Берг привстал и представил в лицах, как он с рукой к козырьку явился. Действительно, трудно было изобразить в лице более почтительности и самодовольства.) Уж он меня пушил, как это говорится, пушил, пушил; пушил не на живот, а на смерть, как говорится; и «Арнауты», и черти, и в Сибирь, – говорил Берг, проницательно улыбаясь. – Я знаю, что я прав, и потому молчу: не так ли, граф? «Что, ты немой, что ли?» он закричал. Я всё молчу. Что ж вы думаете, граф? На другой день и в приказе не было: вот что значит не потеряться. Так то, граф, – говорил Берг, закуривая трубку и пуская колечки.
– Да, это славно, – улыбаясь, сказал Ростов.
Но Борис, заметив, что Ростов сбирался посмеяться над Бергом, искусно отклонил разговор. Он попросил Ростова рассказать о том, как и где он получил рану. Ростову это было приятно, и он начал рассказывать, во время рассказа всё более и более одушевляясь. Он рассказал им свое Шенграбенское дело совершенно так, как обыкновенно рассказывают про сражения участвовавшие в них, то есть так, как им хотелось бы, чтобы оно было, так, как они слыхали от других рассказчиков, так, как красивее было рассказывать, но совершенно не так, как оно было. Ростов был правдивый молодой человек, он ни за что умышленно не сказал бы неправды. Он начал рассказывать с намерением рассказать всё, как оно точно было, но незаметно, невольно и неизбежно для себя перешел в неправду. Ежели бы он рассказал правду этим слушателям, которые, как и он сам, слышали уже множество раз рассказы об атаках и составили себе определенное понятие о том, что такое была атака, и ожидали точно такого же рассказа, – или бы они не поверили ему, или, что еще хуже, подумали бы, что Ростов был сам виноват в том, что с ним не случилось того, что случается обыкновенно с рассказчиками кавалерийских атак. Не мог он им рассказать так просто, что поехали все рысью, он упал с лошади, свихнул руку и изо всех сил побежал в лес от француза. Кроме того, для того чтобы рассказать всё, как было, надо было сделать усилие над собой, чтобы рассказать только то, что было. Рассказать правду очень трудно; и молодые люди редко на это способны. Они ждали рассказа о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как буря, налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса, и как он падал в изнеможении, и тому подобное. И он рассказал им всё это.
В середине его рассказа, в то время как он говорил: «ты не можешь представить, какое странное чувство бешенства испытываешь во время атаки», в комнату вошел князь Андрей Болконский, которого ждал Борис. Князь Андрей, любивший покровительственные отношения к молодым людям, польщенный тем, что к нему обращались за протекцией, и хорошо расположенный к Борису, который умел ему понравиться накануне, желал исполнить желание молодого человека. Присланный с бумагами от Кутузова к цесаревичу, он зашел к молодому человеку, надеясь застать его одного. Войдя в комнату и увидав рассказывающего военные похождения армейского гусара (сорт людей, которых терпеть не мог князь Андрей), он ласково улыбнулся Борису, поморщился, прищурился на Ростова и, слегка поклонившись, устало и лениво сел на диван. Ему неприятно было, что он попал в дурное общество. Ростов вспыхнул, поняв это. Но это было ему всё равно: это был чужой человек. Но, взглянув на Бориса, он увидал, что и ему как будто стыдно за армейского гусара. Несмотря на неприятный насмешливый тон князя Андрея, несмотря на общее презрение, которое с своей армейской боевой точки зрения имел Ростов ко всем этим штабным адъютантикам, к которым, очевидно, причислялся и вошедший, Ростов почувствовал себя сконфуженным, покраснел и замолчал. Борис спросил, какие новости в штабе, и что, без нескромности, слышно о наших предположениях?
– Вероятно, пойдут вперед, – видимо, не желая при посторонних говорить более, отвечал Болконский.
Берг воспользовался случаем спросить с особенною учтивостию, будут ли выдавать теперь, как слышно было, удвоенное фуражное армейским ротным командирам? На это князь Андрей с улыбкой отвечал, что он не может судить о столь важных государственных распоряжениях, и Берг радостно рассмеялся.
– Об вашем деле, – обратился князь Андрей опять к Борису, – мы поговорим после, и он оглянулся на Ростова. – Вы приходите ко мне после смотра, мы всё сделаем, что можно будет.
И, оглянув комнату, он обратился к Ростову, которого положение детского непреодолимого конфуза, переходящего в озлобление, он и не удостоивал заметить, и сказал:
– Вы, кажется, про Шенграбенское дело рассказывали? Вы были там?
– Я был там, – с озлоблением сказал Ростов, как будто бы этим желая оскорбить адъютанта.
Болконский заметил состояние гусара, и оно ему показалось забавно. Он слегка презрительно улыбнулся.
– Да! много теперь рассказов про это дело!
– Да, рассказов, – громко заговорил Ростов, вдруг сделавшимися бешеными глазами глядя то на Бориса, то на Болконского, – да, рассказов много, но наши рассказы – рассказы тех, которые были в самом огне неприятеля, наши рассказы имеют вес, а не рассказы тех штабных молодчиков, которые получают награды, ничего не делая.