Две Дианы

Две Дианы
Les Deux Diane
Автор:	Дюма, Александр (отец)
Жанр:	исторический роман
Язык оригинала:	французский
Оригинал издан:	1846—1847
Переводчик:	Перевод с французского А. Арго
Издатель:	Paris, Cadot, 10 vols-, 8vo., 1846-47.

«Две Дианы» — исторический роман Александра Дюма, действие которого происходит во Франции в 1551—1574 годы при королевском дворе и сосредоточено вокруг двух тезок — любовницы короля Дианы Пуатье и её дочери от монарха.

Сюжет

Главным героем романа является граф Габриэль Монтгомери, невольный убийца короля Генриха II, вымышленная история его любви к побочной дочери короля Диане де Кастро, загадка исчезновения его отца Жака Монтгомери за двадцать лет до времени действия романа, также использована реальная история крестьянина Мартена Герра и выдававшего себя за него Арно дю Тиля.

Исторические события, описанные в романе — осада Сен-Кантена (1557), взятие Кале (1558), ранение Генриха II на турнире (1559) и последовавшая за этим его смерть, Амбуазский заговор (1560), смерть Франциска II (1560) и начало Религиозных войн.

Расхождения с реальными историческими фактами

• Матерью Дианы де Кастро, скорей всего, была другая любовница короля — Филипьен Дюк (или Дучи). Пуатье воспитывала девочку, отсюда слухи о её материнстве. Более того, младшая Диана так была похожа на короля, что сомнения в его отцовстве не было, вопреки книге.
• Жак Монтгомери умер своей смертью, до этого благополучно передав чин капитана королевского швейцарского отряда своему сыну
• Любовная история между Монтгомери-отцом и Дианой де Пуатье вымышлена. Она не была официальной фавориткой отца Генриха II, любовная связь между ними не доказана.
• Любовная история между Габриэлем и Дианой де Кастро вымышлена. Диана не принимала монашеского сана, а вышла замуж за Франсуа Монморанси, родила ему 2 детей и оставалась при дворе. Габриэль был женат на женщине по имени Изабо де ля Туш и имел 8 детей. Его потомки были основателями британской линии Монтгомери.
• История двойника Мартена Герра сильно изменена для приспосабливания к сюжету, за исключением сцен, разворачивавшихся в родной деревне. Суд произошел в 1560 году, после смерти короля на турнире.
• Ко времени осады Кале Диана уже была замужем за сыном Монморанси и в городе не присутствовала.
• Губернатор Кале не покончил жизнь самоубийством, немедленно после освобождения из плена, через день после взятия Кале, как это происходит в романе: он больше года содержался в качестве пленника во Франции, после чего был отправлен в Англию, где был заключен в Тауэр по обвинению в измене из-за сдачи города, в итоге был оправдан, прожил еще 15 лет.
• Коннетабль Монморанси с битвы при Сен-Кантене в 1557 по 1559 год находился в плену, будучи освобожденным только по Като-Камбрезийскому миру — соответственно он не мог находиться в Париже и интриговать.
• При описании взятия Кале Дюма путает двух герцогов Гизов: он называет «Меченым» Франсуа де Гиза, в то время как это было прозвище его сына, Генриха I де Гиза, которому на момент взятия Кале в 1558 г. было всего 7 лет. Хотя, по мнению некоторых авторов у Франсуа де Гиза также было прозвище «Меченный» (le Balafre), но его происхождение в любом случае относят к боям за Булонь в 1544г, а никак не к битве за Кале в 1558г, и на портретах отца мы не видим никаких шрамов на лице, в отличие от сына, у которого они видны отчетливо.

Персонажи

главные:

• Габриэль Монтгомери
• Диана де Кастро

• Gabriel de Lorges comte de Montgomery 1530 1574 by Feron Eloi Firmin.jpg

  Габриэль Монтгомери

• Diane de France.jpg

  Диана де Кастро

второстепенные:

• вымышленные — Алоиза, Жан Пекуа
• Мартен Герр и Арно дю Тиль
• Диана де Пуатье
• Король Генрих II
• Королева Екатерина Медичи, его жена
• Дофин, затем король Франциск II
• Мария Стюарт, его жена
• Коннетабль Анн де Монморанси
• Франсуа де Монморанси, его сын
• Герцог Франсуа де Гиз
• Шарль де Гиз, кардинал Лотарингский
• Гаспар де Колиньи, племянник коннетабля
• Нострадамус
• Амбруаз Паре
• Томас Уэнтворт, губернатор Кале (en) — в книге — Уэнтуорс
• Маршал Пьетро Строцци, военный инженер
• Жан дю Барри, сеньор де Ла Реноди (fr)

• François Clouet 002.jpg

  Диана де Пуатье

• Henry II of France..jpg

  Генрих II

• Catherine de medicis.jpg

  Екатерина Медичи

• Francois Second Mary Stuart.jpg

  Франциск II и Мария Стюарт

• Clouet-montmorencyanne.jpg

  коннетабль Монморанси

• Clouet-montmorencyfrançois.jpg

  Франсуа де Монморанси

• Francois-duc-de-guise.jpg

  Франсуа де Гиз

• Cardinal de Lorraine.jpg

  кардинал Лотарингский

• Gaspard-II-de-coligny.jpg

  Гаспар де Колиньи

• Thomas Wentworth, 2nd Baron Wentworth from NPG.jpg

  Уэнтворт

• Piero Strozzi.jpg

  Пьетро Строцци

Литературная характеристика

Исследователи наследия Дюма в большинстве своем сходятся на том, что автором романа, как это часто у него бывало, на самом деле являлся его «литературный негр» Поль Мерис. Возможно, Дюма придумал сюжет, но главное — «одолжил» своё имя. На основе этого романа в 1865 году Полем Мерисом также была написана одноименная пьеса, выпущенная уже под своей фамилией.

В книге появляется ряд второстепенных персонажей, которые фигурировали в предшествующем хронологически романе «Асканио» (возможно, в этот роман Мерис внес небольшую лепту). В цикле исторических романов Дюма, посвященных истории Франции середины — конца XVI века периода Итальянских и Религиозных войн за этим романом хронологически следует «Паж герцога Савойского». Упомянутые выше персонажи появятся в «Паже герцога Савойского», который Дюма написал самостоятельно, и даже в его драме «Башня Сен-Жак», где они не могли появиться уже чисто хронологически.

История Мартена Герра в оригинальном виде фигурирует в сборнике Дюма «Знаменитые преступления».

Ссылки

• [lib.ru/INOOLD/DUMA/dvediany.txt Текст на lib.ru]
• [openlibrary.org/works/OL36710W/Les_deux_Diane Французский текст]

Отрывок, характеризующий Две Дианы

Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n'a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее . Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.