Движение 9 декабря

Движение 9 декабря (кит. 一二九运动) — массовая акция протеста студентов в Бэйпине (нынешний Пекин) 9 декабря 1935 года, требовавших от Гоминьдана активного сопротивления потенциальной агрессии Японской империи.

Предыстория

После начала оккупации Японией Маньчжурии и Маньчжурского инцидента в 1931 году, Япония пыталась готовить вторжение в Северный Китай. Летом 1935 года было заключено соглашение между Японией и ГМД, что стало первым шагом в установлении японского контроля над провинцией Чахар и всего Северного Китая. Заработало марионеточное государство, известное как «Антикоммунистическое автономное правительство Восточного Цзи». В ответ на требования со стороны Японии создать отдельный режим в Северной части Китая, гоминьдановское правительство было вынуждено установить «Хэбэйско-Чахарский политический совет». Китайские коммунисты призывали в своей прокламации, опубликованной 1 августа 1935 года, к добровольной мобилизации всего китайского народа для противостояния японской агрессии.

Подготовка

18 ноября представители студентов из нескольких крупных университетов в Бэйпине собрались на тайное совещание и создали Бэйпинский Союз Студентов. Го Минцю стала исполнительным президентом в то время как коммунисты выдвинули Хуана Цзина и Яо Илиня для участия в Союзе Студентов. Многие университеты организовывали массовые петиции. 5 декабря была опубликована декларация против формирования анти-коммунистического автономного правительства Северного Китая. Она требовала от правительства ГМД ареста Инь Жугэна, а также призвала к национальному вооруженному сопротивлению Японии. Союз призвал ГМД немедленно прекратить гражданскую войну против коммунистов. 9 декабря, по слухам, в тот день, когда было создано Хэбэй-Чахарский политический комитет, Союз Студентов выбрал этот день для подачи петиции.

События

Рано утром 9 декабря, полицейские и солдаты окружили многие учебные заведения и закрыли ворота Сичжи. Студенты были возмущены. Они успешно сломали полицейскую линию ограждения. Около 10:30 они приехали в Бэйпинский филиал Военного Комитета ГМД у Чжуннаньхай. Возле ворот Синьхуа они направили письмо с петицией начальнику ГМД. Студенты выкрикивали лозунги, такие как «Долой Японский империализм» и «Немедленно прекратите Гражданскую войну», в то время как правительству ГМД были переданы следующие требования:

• Противостоять автономному правительству Северного Китая и другим подобным организациям;
• Против любых секретных сделок между Китаем и Японией немедленно обнародовать дипломатическую политическую борьбу с нынешним кризисом;
• Защитить и обеспечить свободу слова, свободу прессы и свободу собраний;
• Прекратить Гражданскую войну и готовиться к самообороне в войне против внешних угроз;
• Запретить произвольный арест людей;
• Немедленно отпустить арестованных студентов.

Число студентов впоследствии увеличилось примерно до 6000. Они подверглись нападению со стороны полицейских и солдат, вооруженных деревянными палками, кнутами, водяными пушками и саблями. Сотни были ранены и более 30 человек было арестовано. Многие из студентов, оставшихся за пределами городской стены, попали в лютый холод. Они рассказывали окружающим жителям о зверствах Японской армии, совершённых в Маньчжурии. В конце дня это бесстрашное движение заставило отложить открытие Хэбэй-Чахарского политического комитета.

Общенациональный отклик

Движение 9 декабря поддержали студенты по всей стране. Реакция была очень позитивной, аналогичные собрания были организованы во многих крупных городах. Союз Студентов в коммунистическом Особом районе выражал свою поддержку по телеграфу. 18 декабря Всекитайская Федерация Профсоюзов призвала своих работников в знак протеста против многочисленных арестов студентов провести акцию в Бэйпине. Между тем, Лу Синь и Сун Цинлин писали статьи о смелых действиях студентов в Бэйпине. Различные социальные группы жертвовали деньги на их поддержку. Была организована пропаганда, в которой студенты из Бэйпина рассказывали крестьянам из соседних провинций о необходимости сопротивления против возможной агрессии со стороны Японии. В настоящее время памятные мероприятие проходят каждый год 9 декабря в университетах всего материкового Китая.

Ссылки

• [liaoning.nen.com.cn/78007051455823872/20050813/1739295.shtml «Моя мать Го Минцю»] письмо на радио Шэньяна (кит.)

Отрывок, характеризующий Движение 9 декабря

– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!
Что прикрытия не было, этого не сказал Тушин, хотя это была сущая правда. Он боялся подвести этим другого начальника и молча, остановившимися глазами, смотрел прямо в лицо Багратиону, как смотрит сбившийся ученик в глаза экзаменатору.
Молчание было довольно продолжительно. Князь Багратион, видимо, не желая быть строгим, не находился, что сказать; остальные не смели вмешаться в разговор. Князь Андрей исподлобья смотрел на Тушина, и пальцы его рук нервически двигались.
– Ваше сиятельство, – прервал князь Андрей молчание своим резким голосом, – вы меня изволили послать к батарее капитана Тушина. Я был там и нашел две трети людей и лошадей перебитыми, два орудия исковерканными, и прикрытия никакого.
Князь Багратион и Тушин одинаково упорно смотрели теперь на сдержанно и взволнованно говорившего Болконского.
– И ежели, ваше сиятельство, позволите мне высказать свое мнение, – продолжал он, – то успехом дня мы обязаны более всего действию этой батареи и геройской стойкости капитана Тушина с его ротой, – сказал князь Андрей и, не ожидая ответа, тотчас же встал и отошел от стола.
Князь Багратион посмотрел на Тушина и, видимо не желая выказать недоверия к резкому суждению Болконского и, вместе с тем, чувствуя себя не в состоянии вполне верить ему, наклонил голову и сказал Тушину, что он может итти. Князь Андрей вышел за ним.
– Вот спасибо: выручил, голубчик, – сказал ему Тушин.
Князь Андрей оглянул Тушина и, ничего не сказав, отошел от него. Князю Андрею было грустно и тяжело. Всё это было так странно, так непохоже на то, чего он надеялся.

«Кто они? Зачем они? Что им нужно? И когда всё это кончится?» думал Ростов, глядя на переменявшиеся перед ним тени. Боль в руке становилась всё мучительнее. Сон клонил непреодолимо, в глазах прыгали красные круги, и впечатление этих голосов и этих лиц и чувство одиночества сливались с чувством боли. Это они, эти солдаты, раненые и нераненые, – это они то и давили, и тяготили, и выворачивали жилы, и жгли мясо в его разломанной руке и плече. Чтобы избавиться от них, он закрыл глаза.
Он забылся на одну минуту, но в этот короткий промежуток забвения он видел во сне бесчисленное количество предметов: он видел свою мать и ее большую белую руку, видел худенькие плечи Сони, глаза и смех Наташи, и Денисова с его голосом и усами, и Телянина, и всю свою историю с Теляниным и Богданычем. Вся эта история была одно и то же, что этот солдат с резким голосом, и эта то вся история и этот то солдат так мучительно, неотступно держали, давили и все в одну сторону тянули его руку. Он пытался устраняться от них, но они не отпускали ни на волос, ни на секунду его плечо. Оно бы не болело, оно было бы здорово, ежели б они не тянули его; но нельзя было избавиться от них.