Двойное убийство и самоубийство Криса Бенуа

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск

Смерть Криса Бенуа — двойное убийство и самоубийство, которое произошло за трёхдневный период с 21 по 24 июня 2007 года. Профессиональный рестлер, выступающий в World Wrestling Entertainment Крис Бенуа ((bəˈnwɑ) французское чтение фамилии), убил свою жену Нэнси, задушил их общего семилетнего сына Даниэля и впоследствии повесился. Убийство Нэнси было подтверждено вскрытием, у неё были обнаружены характерные синяки на шее и запястьях. Окружной прокурор Скотт Баллард также заявил, что она была замотана в полотенце, а её голова была в крови. В то же время, по словам Балларда, других следов борьбы не было обнаружено. Сын пары, Даниэль, судя по всему, умер от асфиксии, когда лежал в кровати, примерно в субботу утром. Рядом с каждым телом была найдена Библия, также она была найдена на машине Бенуа для поднятия тяжестей[1][2].

Приводятся множество попыток объяснить подобный поступок со стороны Бенуа. В их числе: сотрясение мозга[3], стероиды[4] или отсутствие нормальной жизни в браке[5]. Убийство вызвало широкую шумиху в СМИ, а также привело к крупному расследованию оборота стероидов в мире рестлинга.





Возможные мотивы

Адвокат WWE Джерри МакДевитт появился на программе Live with Dan Abrams от 17 июля 2007 года и сообщил, что Бенуа было назначено лечение тестостероном в качестве тестостероно-заменительной терапии, так как Бенуа страдал от повреждения яичек, стандартного осложнения от злоупотребления стероидами.

Бывший рестлер Кристофер Ноуински заявил, что, возможно, Бенуа страдал от повторяющихся нелеченных сотрясений мозга на протяжении всей своей карьеры рестлера. Частые сотрясения мозга приводят к формированию хронической посттравматической энцефалопатии, для неё характерна неустойчивость психики. По его словам, Бенуа «один из немногих парней, которые выстрелят себе в затылок, сидя в кресле… Это глупо»[6]. Посмертное исследование мозга Бенуа проводил доктор Джулиан Бейлс, глава департамента нейрохирургии Университета Западной Вирджинии. По его словам, «мозг Бенуа был так сильно повреждён, что напоминал мозг 85-летнего больного болезнью Альцгеймера»[7]. Бейлс и его коллеги сделали вывод, что ещё одно сотрясение мозга могло привести к тяжёлому слабоумию и вытекающим из этого серьёзным поведенческим проблемам. Ввиду этого коллеги Бенуа решили, что возможно именно это и стало причиной трагедии[8], но пресс-служба WWE отвергла их как «спекулятивные»[9].

Нэнси Бенуа уже подавала на развод в мае 2003 года, по слухам из-за насилия со стороны своего мужа. Но она забрала своё заявление уже в августе того же года[10]. В феврале 2007 года Atlanta Journal-Constitution сообщили, что Нэнси, возможно, заподозрила своего мужа в романе с одной из див WWE, и это стало причиной большой ссоры. Заявленным источником являлся шериф округа Фэйетт[11].

Эпизод с Википедией

Отрывок, характеризующий Двойное убийство и самоубийство Криса Бенуа


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.