Айналы Кавак

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дворец Кавак»)
Перейти к: навигация, поиск
Дворцовый комплекс
Айналы Кавак

Павильон Айналы Кавак в марте 2013 года
Страна Турция
Строительство  ???—1613 годы
Координаты: 41°02′17″ с. ш. 28°57′19″ в. д. / 41.03806° с. ш. 28.95528° в. д. / 41.03806; 28.95528 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=41.03806&mlon=28.95528&zoom=12 (O)] (Я)

Айналы Кавак (тур. Aynalıkavak Kasrı) — бывший летний дворцовый комплекс османского султана, расположен на северном побережье бухты Золотой Рог в стамбульском квартале Хаскёй (тур. Hasköy) (район Бейоглу (тур. Beyoğlu )).

Считается, что строительство комплекса началось в правление султана Ахмеда I (1603—1617), в последующее время он многократно перестраивался и достраивался.

Первоначально занимал часть побережья бухты и лесистых холмов между районами Касимпаша (тур. Kasimpasa) и Хаскёй[1] и представлял собой часть парка Терзане Хасбахче (тур. Tersane Hasbahce, «Сады верфи»), названного так в честь многочисленных судостроительных верфей, расположенных в этом районе[2].

В настоящее время бывшая территория комплекса плотно застроена, а из нескольких павильонов остался лишь один, находящийся в ведении Департамента национальных дворцов Турции.





История

Считается, что первая постройка была завершена в 1613 году, в правление султана Ахмеда I[3]. Именно он построил здесь изысканный павильон, окружённый благоухающим садом, а также апартаменты для своего гарема и хозяйственные сооружения.

При султане Ибрагиме I (1640—1648) дворец был расширен и достроен. При Мехмеде IV (1648—1687) в 1677 году дворец сгорел и был заново отстроен[4]. Со временем добавились новые постройки, и дворцовый комплекс получил название Терзане.

В XVIII веке, в период расцвета дворца, он включал в себя апартаменты султана, гарем, покои главного евнуха и дворцовых преподавателей, сокровищницу и оружейное хранилище, молитвенный зал, бараки дворцовой стражи и комнаты прислуги. В комплекс дворца входили также многочисленные парковые павильоны, купальни, бассейны, мечети и даже аквариум[1].

В 1718 году при султане Ахмеде III в новом павильоне появились подаренные венецианскими купцами драгоценные зеркала необычайной высоты, которыми украсили различные залы и комнаты дворца Терсане. Благодаря этому за дворцом закрепилось и другое название: Айналы Кавак Сарай (тур. Aynalı kavak saray), что переводится как Дворец зеркальных тополей. Архитектурный стиль и убранство павильона сделали его редким и выдающимся образцом классической османской архитектуры[1].

В конце XVIII века, во время правления султана Абдул Хамида, дворец, находившийся в полуразрушенном состоянии, был отреставрирован великим визирем Коджа Юсуф-пашой. Последним правителем, проводившим здесь время, стал Селим III, который в нём сочинял свою музыку. Однако же именно при нём большинство дворцовых павильонов было снесено для расширения и модернизации верфей[2]. В конце XIX века дворец использовался преимущественно для приёма иностранных делегаций[1].

Галерея

Напишите отзыв о статье "Айналы Кавак"

Примечания

  1. 1 2 3 4 [turkey.obnovlenie.ru/places/kasimpasa-haskoy-yolu/4485/ Айналы Кавак Касры]
  2. 1 2 [stambul4you.ru/2009/11/around-stambul-beyoglu-aynali-kavak-kasri/ Павильон Айналы Кавак]
  3. Kenan Kutoğlu, Önemli Bir Turistik Mahal Olarak İstanbul ve Milli Saraylar, İstanbul, 1994, s. 174.
  4. Haluk Y. Şehsuvaroğlu, İstanbul Sarayları, T.T.O.K. Yayınları, ş.a.y., Eylül/1955, s. 21.

Ссылки

  • [www.tbmm.gov.tr/saraylar/akavak1.htm Aynalıkavak Kasrı'yla ilgili bilgi (www.tbmm.gov.tr)]
  • [www.kultur.gov.tr/TR/BelgeGoster.aspx?F6E10F8892433CFFAAF6AA849816B2EFFE22B0024275E984 Aynalıkavak Kasrı'yla ilgili bilgi (www.kultur.gov.tr)]
  • [www.beyoglubeyoglu.com/tarihveturizm/pages/ayanlikavak2_jpg.htm Aynalıkavak Kasrı'yla ilgili bilgi (www.beyoglubeyoglu.com)]

Отрывок, характеризующий Айналы Кавак

Пьер помолчал, отыскивая.
«Вино? Объедение? Праздность? Леность? Горячность? Злоба? Женщины?» Перебирал он свои пороки, мысленно взвешивая их и не зная которому отдать преимущество.
– Женщины, – сказал тихим, чуть слышным голосом Пьер. Масон не шевелился и не говорил долго после этого ответа. Наконец он подвинулся к Пьеру, взял лежавший на столе платок и опять завязал ему глаза.
– Последний раз говорю вам: обратите всё ваше внимание на самого себя, наложите цепи на свои чувства и ищите блаженства не в страстях, а в своем сердце. Источник блаженства не вне, а внутри нас…
Пьер уже чувствовал в себе этот освежающий источник блаженства, теперь радостью и умилением переполнявший его душу.


Скоро после этого в темную храмину пришел за Пьером уже не прежний ритор, а поручитель Вилларский, которого он узнал по голосу. На новые вопросы о твердости его намерения, Пьер отвечал: «Да, да, согласен», – и с сияющею детскою улыбкой, с открытой, жирной грудью, неровно и робко шагая одной разутой и одной обутой ногой, пошел вперед с приставленной Вилларским к его обнаженной груди шпагой. Из комнаты его повели по коридорам, поворачивая взад и вперед, и наконец привели к дверям ложи. Вилларский кашлянул, ему ответили масонскими стуками молотков, дверь отворилась перед ними. Чей то басистый голос (глаза Пьера всё были завязаны) сделал ему вопросы о том, кто он, где, когда родился? и т. п. Потом его опять повели куда то, не развязывая ему глаз, и во время ходьбы его говорили ему аллегории о трудах его путешествия, о священной дружбе, о предвечном Строителе мира, о мужестве, с которым он должен переносить труды и опасности. Во время этого путешествия Пьер заметил, что его называли то ищущим, то страждущим, то требующим, и различно стучали при этом молотками и шпагами. В то время как его подводили к какому то предмету, он заметил, что произошло замешательство и смятение между его руководителями. Он слышал, как шопотом заспорили между собой окружающие люди и как один настаивал на том, чтобы он был проведен по какому то ковру. После этого взяли его правую руку, положили на что то, а левою велели ему приставить циркуль к левой груди, и заставили его, повторяя слова, которые читал другой, прочесть клятву верности законам ордена. Потом потушили свечи, зажгли спирт, как это слышал по запаху Пьер, и сказали, что он увидит малый свет. С него сняли повязку, и Пьер как во сне увидал, в слабом свете спиртового огня, несколько людей, которые в таких же фартуках, как и ритор, стояли против него и держали шпаги, направленные в его грудь. Между ними стоял человек в белой окровавленной рубашке. Увидав это, Пьер грудью надвинулся вперед на шпаги, желая, чтобы они вонзились в него. Но шпаги отстранились от него и ему тотчас же опять надели повязку. – Теперь ты видел малый свет, – сказал ему чей то голос. Потом опять зажгли свечи, сказали, что ему надо видеть полный свет, и опять сняли повязку и более десяти голосов вдруг сказали: sic transit gloria mundi. [так проходит мирская слава.]
Пьер понемногу стал приходить в себя и оглядывать комнату, где он был, и находившихся в ней людей. Вокруг длинного стола, покрытого черным, сидело человек двенадцать, всё в тех же одеяниях, как и те, которых он прежде видел. Некоторых Пьер знал по петербургскому обществу. На председательском месте сидел незнакомый молодой человек, в особом кресте на шее. По правую руку сидел итальянец аббат, которого Пьер видел два года тому назад у Анны Павловны. Еще был тут один весьма важный сановник и один швейцарец гувернер, живший прежде у Курагиных. Все торжественно молчали, слушая слова председателя, державшего в руке молоток. В стене была вделана горящая звезда; с одной стороны стола был небольшой ковер с различными изображениями, с другой было что то в роде алтаря с Евангелием и черепом. Кругом стола было 7 больших, в роде церковных, подсвечников. Двое из братьев подвели Пьера к алтарю, поставили ему ноги в прямоугольное положение и приказали ему лечь, говоря, что он повергается к вратам храма.
– Он прежде должен получить лопату, – сказал шопотом один из братьев.
– А! полноте пожалуйста, – сказал другой.
Пьер, растерянными, близорукими глазами, не повинуясь, оглянулся вокруг себя, и вдруг на него нашло сомнение. «Где я? Что я делаю? Не смеются ли надо мной? Не будет ли мне стыдно вспоминать это?» Но сомнение это продолжалось только одно мгновение. Пьер оглянулся на серьезные лица окружавших его людей, вспомнил всё, что он уже прошел, и понял, что нельзя остановиться на половине дороги. Он ужаснулся своему сомнению и, стараясь вызвать в себе прежнее чувство умиления, повергся к вратам храма. И действительно чувство умиления, еще сильнейшего, чем прежде, нашло на него. Когда он пролежал несколько времени, ему велели встать и надели на него такой же белый кожаный фартук, какие были на других, дали ему в руки лопату и три пары перчаток, и тогда великий мастер обратился к нему. Он сказал ему, чтобы он старался ничем не запятнать белизну этого фартука, представляющего крепость и непорочность; потом о невыясненной лопате сказал, чтобы он трудился ею очищать свое сердце от пороков и снисходительно заглаживать ею сердце ближнего. Потом про первые перчатки мужские сказал, что значения их он не может знать, но должен хранить их, про другие перчатки мужские сказал, что он должен надевать их в собраниях и наконец про третьи женские перчатки сказал: «Любезный брат, и сии женские перчатки вам определены суть. Отдайте их той женщине, которую вы будете почитать больше всех. Сим даром уверите в непорочности сердца вашего ту, которую изберете вы себе в достойную каменьщицу». И помолчав несколько времени, прибавил: – «Но соблюди, любезный брат, да не украшают перчатки сии рук нечистых». В то время как великий мастер произносил эти последние слова, Пьеру показалось, что председатель смутился. Пьер смутился еще больше, покраснел до слез, как краснеют дети, беспокойно стал оглядываться и произошло неловкое молчание.