Дача Кичкине
| Дворец | |
Дача Кичкине
| |
| |
| Страна | Крым |
| Мисхор | посёлок Кореиз |
| Архитектурный стиль | Псевдомавританский |
| Строитель | Тарасов Николай Георгиевич |
| Дата основания | XX век |
| Статус | Памятник истории и культуры |
Дача (дворец) Кичкине — здание на территории Мисхора, Крым.
История
Великий князь Дмитрий Константинович приобрёл в марте 1912 года участок земли на Южном берегу Крыма для постройки небольшого дворца у самого берега моря. Он поручил своему управляющему делами А. В. Короченцеву[1] приобрести у Ялтинского отделения Общества русских врачей небольшую дачу «Ай-Никола», расположенную на краю крутого берегового обрыва. Ранее она принадлежала известному артисту Императорских театров Н. Ф. Сазонову, а затем была куплена Обществом для расширения «Климатической колонии для слабых и болезненных детей». Этому крошечному имению, всего в 2 1/4 десятины, Дмитрий Константинович дал татарское название «Кичкине» — «маленький», «малютка».
С заказом на обустройство имения великий князь обратился к фирме Н. Г., В. Г. и А. Г. Тарасовых, жителей Ялты, имевших в то время представительство в Санкт-Петербурге. Все три брата, окончившие Петербургский институт инженеров путей сообщения, в основном специализировались на строительстве железнодорожных сооружений, а Николай Георгиевич с 1900 по 1912 годы был ялтинским городским архитектором.
В 1913 году в «Кичкине» уже поселилась и племянница Дмитрия Константиновича — Татьяна с мужем, грузинским князем Константином Александровичем Багратионом-Мухранским и маленьким сыном Теймуразом.
Известно, что вместе с княгиней Татьяной Багратион-Мухранской и её двумя детьми великий князь Дмитрий Константинович провел там декабрь 1916 и январь 1917 годов, вернувшись в Петроград перед самой Февральской революцией.
 Внешние изображения
| |
|---|---|
|
[www.crimee.com.ua/7/kis8.jpg Вход в отель «Кичкинэ»] |
В 1986 году в скале, на которой стоит дворец, была прорублена живописная лестница с многочисленными беседками и гротами, её ступени ведут на собственный пляж.
В настоящее время дворец был отдан для реставрации инвестору, который создал в этом месте отель «Кичкинэ».[2] В 2011 году на территории отеля был сделан бассейн с подогревающейся морской водой.
Строительство дворца
Уже к концу марта 1912 года Н. Г. Тарасов составил проект дворца в восточном стиле и смету на строительство и оборудование всех зданий в имении на общую сумму 125,8 тысяч рублей.
Руководство строительными работами в Кичкине взял на себя Василий Георгиевич Тарасов. По договору с Управлением делами великого князя, составленному 5 мая 1912 года, он обязался уже к октябрю построить домик для владельца имения, а остальной объем работ закончить к октябрю 1913 года (дворец, переход к домику Дмитрия Константиновича, кухню и гараж со службами, подпорные стены, дороги, заборы, ворота, водопровод, центральное водяное отопление и канализацию).
Третий из Тарасовых — Александр Георгиевич — подключился к работе уже на стадии убранства помещений дворца. В оформлении интерьеров использовались мотивы нескольких историческая стилей: «арабский» — в вестибюле, большой и малой столовых, Людовика XVI — в приемной, ампир — в большой гостиной. Эти залы отличались богатой лепкой с искусной орнаментацией, а стены комнат великого князя декорировались деревянными панелями с резьбой.
Поскольку к сроку, оговоренному с Тарасовыми, многое из запланированного оказалось недоделанным, Управление делами великого князя пригласило для скорейшего завершения работ в «Кичкине» известного ялтинского архитектора Л. Н. Шаповалова (автора проекта и строителя «Белой дачи» А. П. Чехова в Верхней Лутке). Ему, в частности, принадлежала заслуга в устройстве удобной и красиво оформленной мраморной лестницы-спуска к морю, а совместно с феодосийским скульптором Л. В. Коржиновским, архитектор завершил все работы по декорированию парадного входа и фасадов дворца лепными орнаментами в восточном вкусе.
К концу 1914 года окончательно сформировались небольшой парк и сад с цветочными клумбами, окружавший дворец. Садовники имения — А. Аул и П. Палицын — работали под руководством приглашенного из Императорского Никитского ботанического сада известного специалиста по субтропическим культурам Ф. Калайды. С учетом его рекомендаций прокладывались дорожки в парке, устраивались площадки и клумбы и подбирались деревья и красиво цветущие растения.
Фотогалерея
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Мемориальная табличка
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Веранда и балкон над ней
- Ошибка создания миниатюры: Файл не найден
Вид на Ялту со смотровой площадки дворца
Напишите отзыв о статье "Дача Кичкине"
Примечания
Ссылки
- [www.4tyrizm.ru/index.php?option=com_content&view=article&catid=126%3Advorcikrima&id=6507%3A57&Itemid=319&lang=ru Строительство дворца]
- [tsarskoye.livejournal.com/422891.html Кичкине]
| ||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Дача Кичкине
Неожиданно, в середине и не в порядке службы, который Наташа хорошо знала, дьячок вынес скамеечку, ту самую, на которой читались коленопреклоненные молитвы в троицын день, и поставил ее перед царскими дверьми. Священник вышел в своей лиловой бархатной скуфье, оправил волосы и с усилием стал на колена. Все сделали то же и с недоумением смотрели друг на друга. Это была молитва, только что полученная из Синода, молитва о спасении России от вражеского нашествия.– «Господи боже сил, боже спасения нашего, – начал священник тем ясным, ненапыщенным и кротким голосом, которым читают только одни духовные славянские чтецы и который так неотразимо действует на русское сердце. – Господи боже сил, боже спасения нашего! Призри ныне в милости и щедротах на смиренные люди твоя, и человеколюбно услыши, и пощади, и помилуй нас. Се враг смущаяй землю твою и хотяй положити вселенную всю пусту, восста на ны; се людие беззаконии собрашася, еже погубити достояние твое, разорити честный Иерусалим твой, возлюбленную тебе Россию: осквернити храмы твои, раскопати алтари и поругатися святыне нашей. Доколе, господи, доколе грешницы восхвалятся? Доколе употребляти имать законопреступный власть?
Владыко господи! Услыши нас, молящихся тебе: укрепи силою твоею благочестивейшего, самодержавнейшего великого государя нашего императора Александра Павловича; помяни правду его и кротость, воздаждь ему по благости его, ею же хранит ны, твой возлюбленный Израиль. Благослови его советы, начинания и дела; утверди всемогущною твоею десницею царство его и подаждь ему победу на врага, яко же Моисею на Амалика, Гедеону на Мадиама и Давиду на Голиафа. Сохрани воинство его; положи лук медян мышцам, во имя твое ополчившихся, и препояши их силою на брань. Приими оружие и щит, и восстани в помощь нашу, да постыдятся и посрамятся мыслящий нам злая, да будут пред лицем верного ти воинства, яко прах пред лицем ветра, и ангел твой сильный да будет оскорбляяй и погоняяй их; да приидет им сеть, юже не сведают, и их ловитва, юже сокрыша, да обымет их; да падут под ногами рабов твоих и в попрание воем нашим да будут. Господи! не изнеможет у тебе спасати во многих и в малых; ты еси бог, да не превозможет противу тебе человек.
Боже отец наших! Помяни щедроты твоя и милости, яже от века суть: не отвержи нас от лица твоего, ниже возгнушайся недостоинством нашим, но помилуй нас по велицей милости твоей и по множеству щедрот твоих презри беззакония и грехи наша. Сердце чисто созижди в нас, и дух прав обнови во утробе нашей; всех нас укрепи верою в тя, утверди надеждою, одушеви истинною друг ко другу любовию, вооружи единодушием на праведное защищение одержания, еже дал еси нам и отцем нашим, да не вознесется жезл нечестивых на жребий освященных.
Господи боже наш, в него же веруем и на него же уповаем, не посрами нас от чаяния милости твоея и сотвори знамение во благо, яко да видят ненавидящий нас и православную веру нашу, и посрамятся и погибнут; и да уведят все страны, яко имя тебе господь, и мы людие твои. Яви нам, господи, ныне милость твою и спасение твое даждь нам; возвесели сердце рабов твоих о милости твоей; порази враги наши, и сокруши их под ноги верных твоих вскоре. Ты бо еси заступление, помощь и победа уповающим на тя, и тебе славу воссылаем, отцу и сыну и святому духу и ныне, и присно, и во веки веков. Аминь».
В том состоянии раскрытости душевной, в котором находилась Наташа, эта молитва сильно подействовала на нее. Она слушала каждое слово о победе Моисея на Амалика, и Гедеона на Мадиама, и Давида на Голиафа, и о разорении Иерусалима твоего и просила бога с той нежностью и размягченностью, которою было переполнено ее сердце; но не понимала хорошенько, о чем она просила бога в этой молитве. Она всей душой участвовала в прошении о духе правом, об укреплении сердца верою, надеждою и о воодушевлении их любовью. Но она не могла молиться о попрании под ноги врагов своих, когда она за несколько минут перед этим только желала иметь их больше, чтобы любить их, молиться за них. Но она тоже не могла сомневаться в правоте читаемой колено преклонной молитвы. Она ощущала в душе своей благоговейный и трепетный ужас перед наказанием, постигшим людей за их грехи, и в особенности за свои грехи, и просила бога о том, чтобы он простил их всех и ее и дал бы им всем и ей спокойствия и счастия в жизни. И ей казалось, что бог слышит ее молитву.
С того дня, как Пьер, уезжая от Ростовых и вспоминая благодарный взгляд Наташи, смотрел на комету, стоявшую на небе, и почувствовал, что для него открылось что то новое, – вечно мучивший его вопрос о тщете и безумности всего земного перестал представляться ему. Этот страшный вопрос: зачем? к чему? – который прежде представлялся ему в середине всякого занятия, теперь заменился для него не другим вопросом и не ответом на прежний вопрос, а представлением ее. Слышал ли он, и сам ли вел ничтожные разговоры, читал ли он, или узнавал про подлость и бессмысленность людскую, он не ужасался, как прежде; не спрашивал себя, из чего хлопочут люди, когда все так кратко и неизвестно, но вспоминал ее в том виде, в котором он видел ее в последний раз, и все сомнения его исчезали, не потому, что она отвечала на вопросы, которые представлялись ему, но потому, что представление о ней переносило его мгновенно в другую, светлую область душевной деятельности, в которой не могло быть правого или виноватого, в область красоты и любви, для которой стоило жить. Какая бы мерзость житейская ни представлялась ему, он говорил себе:
