Дворец Ольденбургских (Рамонь)

Дворец
Дворец Ольденбургских
Вид на дворец
Страна	Россия
Посёлок городского типа	Рамонь
Основатель	Евгения Максимилиановна Лейхтенбергская
Дата основания	1883
Строительство	1883—1887 годы
Статус	Объект культурного наследия РФ № 3600268000
Состояние	реставрация

 памятник архитектуры Дворец Ольденбургских — усадебный дом конца XIX века в посёлке городского типа Рамонь Воронежской области. Редкий для русской глубинки памятник кирпичной неоготики. Принадлежал русской ветви Ольденбургского дома.

История

В 1879 году император Александр II подарил своей родственнице, светлейшей княгине Евгении Максимилиановне Романовской, герцогине Лейхтенбергской (по мужу — принцессе Ольденбургской), имение в посёлке Рамонь Воронежской губернии. В 1883 году по проекту архитектора Христофора Нейслера началось возведение замка для супругов. За три года были возведены стены метровой толщины, а к 1887 году была завершена внутренняя отделка.

Дворец построен в «староанглийском» стиле. Напротив господского дома — ворота с башней и вмонтированными в неё часами швейцарской фирмы «Винтер», названный «свитским корпусом», так как там размещалась свита, сопровождавшая знатных особ, посещавших усадьбу.

Принцесса занималась тем, что обустраивала жизнь в селе. В частности, она построила первую в России конфетную фабрику с применением паровых машин, которая получила название «Паровая фабрика конфет и шоколада» и позднее стала прародительницей Воронежской кондитерской фабрики. Продукция фабрики имела международное признание, завоевав большое количество наград на различных всемирных выставках.

Также в селе появилась водонапорная башня (во дворце был водопровод как с горячей, так и с холодной водой), а рядом с ней — два дома для прислуги принцессы. Именно при ней была учреждена стипендия Её высочества принцессы Ольденбургской, появились столовая и лечебница для местных жителей и железная дорога. При этом в посёлок постоянно приезжали новые крестьяне. В итоге Рамонь стала расширяться и из захолустного поселения превратилась в довольно зажиточное.

В 1901 году 33-х летний сын Евгении и Александра Ольденбургских Пётр женился на 19-летней сестре императора Николая II Ольге. В подарок им неподалёку от замка был построен особняк, прозванный «Уютным». Однако подарок не понравился Ольге, и для молодожёнов было куплено соседнее имение, названное впоследствии Ольгино.

После Октябрьской революции хозяйка замка была вынуждена перебраться во Францию, а затем в Канаду, город Торонто. Имение было разорено неким управляющим по фамилии Кох. После революции здесь по очереди располагались казарма, школа, больница, заводоуправление и т. д.

Существует легенда, будто в годы войны немецкие войска, узнав, что у хозяев замка немецкие корни, отказались его бомбить, разослав листовки: «Дворец бомбить не будем». Во время бомбардировок местные жители стали прятаться в нём.

Современность

С конца 1970-х годов дворец закрыт на реставрацию. Всё это время здание непригодно для эксплуатации, но несмотря на это в нём проводятся экскурсии. Дворец принцессы Ольденбургской стал первым культурным объектом, попавшим в сферу контроля только что созданного Фонда поддержки культурного наследия Воронежской области (5 июля 2010 г.). В конце того же года (28 декабря) памятник перешёл в областную собственность.

• Shower Oldenburgskaya.JPG

  Душевая в июле 2009 г.

• Room Oldenburgskaya.JPG

  Комната в замке

• Window Oldenburgskaya.JPG

  Окно замка

• Wall Oldenburgskaya.JPG

  Трещина

• Gallery Oldenburgskaya.JPG

  Восстановленная стеклянная галерея

• Balcony Oldenburgskaya.JPG

  Балкон

Проекты реставрации

В 2007 году территориальным управлением Росимущества по Воронежской области, администрацией области и администрацией Рамонского района было принято решение о сдаче замка в аренду сроком на 25 лет. Одним из основных условий арендного договора является сохранение замка как памятника архитектуры федерального значения. Однако конкурс не состоялся по причине того, что его участники высказались за увеличение срока аренды и включение в арендную плату (от 2 миллионов рублей в год) инвестиционной составляющей.

Весной 2007 года в Рамонь с дружественным визитом прибыл праправнук русского царя Александра II, принц Майкл Кентский. Он учредил именную стипендию лучшим студентам Воронежского государственного университета и, по слухам, собирался выкупить дворец, однако местные власти не дали добро на эту сделку, поскольку объект является федеральной собственностью.

20 октября 2009 года в Рамони состоялась презентация проекта реставрации замка, выполненного немецкими архитекторами. Дворец также посетила Бибиан Дорнер, принадлежащая к семейству бывших владельцев. В планах инвесторов восстановление исторической части замка и воссоздание окружающей территории с сохранением всех имевшихся зданий, а также строительство гостиничного комплекса, который, по планам архитекторов, должен гармонично вписаться в исторический ансамбль. Инвестиции в проект планируются полностью с немецкой стороны. Общая сумма инвестиций составит около 40 миллионов евро. Инициатором проекта выступила немецкая компания «Ониксдата», автор проекта — архитектор Жан Пьер де Л'Ор.

4 февраля 2010 года губернатор Воронежской области Алексей Гордеев объявил, что до конца года в Рамонском районе планируется создать туристический центр. В рамках проекта будут произведены строительство гостиницы «Замок „Рамонь“» и реконструкция дворца.

9 сентября планировалось провести ещё один аукцион на право аренды замка сроком на 49 лет, однако 1 сентября ГУ «Фонд государственного имущества Воронежской области» объявило о его переносе на неопределённый срок. В Правительстве Воронежской области было пояснено, что причина «в технических недоработках при составлении документации для проведения аукциона».

Очередная встреча с немецкими инвесторами состоялась в конце ноября 2010 года. Компания ONIKSDATA не отказалась от участия в проекте. Областное правительство предложило инвесторам два варианта сотрудничества: либо через заключение договора аренды, либо через концессионное соглашение. Также было обещано, что в течение декабря будут определены объёмы, условия и сроки проведения реконструкции.

14 июня 2012 года государственный эксперт министерства культуры Франции Оливье Даме представил губернатору Воронежской области Алексею Гордееву проект дизайна парка вокруг замка. План территории подразумевает два основных пространства. Первое, ближайшее к замку, будет открытым, практически полностью освобождённым от деревьев, чтобы не закрывать вид на дворец. Второе же и будет представлять собой собственно парк с обширными кустарниками, цветниками и деревьями. Эта часть будет разделена осями, разделяющими всю площадку на зелёные комнаты: по мнению автора проекта, они существовали здесь изначально. Центральной её частью станет так называемая «розетка» — основной цветник, который будет выполнен во французской технике, широко распространённой в XIX веке, в том числе и в России. При этом сам Алексей Гордеев отметил, что работа по восстановлению замка и территории вокруг него будет вестись постепенно и что проект реконструкции самого дворца будет полностью разработан к концу года.

Дарственный камень

В 2011 году воронежские поисковики нашли на территории посёлка дарственный камень «Бомарзунд», по легенде подаренный принцессе Ольденбургской императором Александром II. Памятник получил название от крепости Бомарсунд, расположенной на Аландском архипелаге в Балтийском море и уничтоженной в 1854 году англо-французскими войсками в ходе Крымской войны. Считается, что именно там император Александр II подписал дарственную на имение в Рамони, а вместе с документом отправил в подарок гранитный монолит из камня, оставшегося от крепости, с дарственной надписью.

По словам местных жителей, в 1960-е или 1970-е годы монумент был подкопан кладоискателями. Клад они так и не нашли, а памятник провалился в подкоп. 30 лет на его месте была свалка, в которую местные жители сбрасывали бытовые отходы. От памятника остались фотографии, найденные в местном краеведческом музее. Однако в ленинградском архиве существует фотография точно такого же памятника, на постаменте которого дарственная надпись уже от императора Александра III. Он мог стать ещё одним доказательством версии историков о том, что имение было подарено принцессе императором, а не было выкуплено Ольденбургскими, однако никакой надписи на памятнике так и не было найдено.

«Бомарзунд» был найден во многом благодаря рамонским школьникам, в течение 2 лет собиравшим информацию о нём и вычислившим его предполагаемое местоположение. Подключившаяся к поиску памятника поисковая организация «Дон» нашла его ровно в указанном месте.

См. также

• Ольгино — близлежащее имение младшего поколения Ольденбургских
• Борки — усадьба в Липецкой области, выполненная в стиле английской неоготики

Ссылки

• [www.ramon.ru/about/history/oldenburgskie/ Генеалогическое древо Ольденбургских на сайте администрации Рамонского муниципального района Воронежской области]
• [воронежский-край.рф/blog/1950/ Замок принцессы Ольденбургской заброшен и разграблен]
• [maps.yandex.ru/-/CVgqvN1n Дворец Ольденбургских] на службе Яндекс.Панорамы

Отрывок, характеризующий Дворец Ольденбургских (Рамонь)

Ольга вышла. Пьер постоял, посмотрел на сестер и, поклонившись, сказал:
– Так я пойду к себе. Когда можно будет, вы мне скажите.
Он вышел, и звонкий, но негромкий смех сестры с родинкой послышался за ним.
На другой день приехал князь Василий и поместился в доме графа. Он призвал к себе Пьера и сказал ему:
– Mon cher, si vous vous conduisez ici, comme a Petersbourg, vous finirez tres mal; c'est tout ce que je vous dis. [Мой милый, если вы будете вести себя здесь, как в Петербурге, вы кончите очень дурно; больше мне нечего вам сказать.] Граф очень, очень болен: тебе совсем не надо его видеть.
С тех пор Пьера не тревожили, и он целый день проводил один наверху, в своей комнате.
В то время как Борис вошел к нему, Пьер ходил по своей комнате, изредка останавливаясь в углах, делая угрожающие жесты к стене, как будто пронзая невидимого врага шпагой, и строго взглядывая сверх очков и затем вновь начиная свою прогулку, проговаривая неясные слова, пожимая плечами и разводя руками.
– L'Angleterre a vecu, [Англии конец,] – проговорил он, нахмуриваясь и указывая на кого то пальцем. – M. Pitt comme traitre a la nation et au droit des gens est condamiene a… [Питт, как изменник нации и народному праву, приговаривается к…] – Он не успел договорить приговора Питту, воображая себя в эту минуту самим Наполеоном и вместе с своим героем уже совершив опасный переезд через Па де Кале и завоевав Лондон, – как увидал входившего к нему молодого, стройного и красивого офицера. Он остановился. Пьер оставил Бориса четырнадцатилетним мальчиком и решительно не помнил его; но, несмотря на то, с свойственною ему быстрою и радушною манерой взял его за руку и дружелюбно улыбнулся.
– Вы меня помните? – спокойно, с приятной улыбкой сказал Борис. – Я с матушкой приехал к графу, но он, кажется, не совсем здоров.
– Да, кажется, нездоров. Его всё тревожат, – отвечал Пьер, стараясь вспомнить, кто этот молодой человек.
Борис чувствовал, что Пьер не узнает его, но не считал нужным называть себя и, не испытывая ни малейшего смущения, смотрел ему прямо в глаза.
– Граф Ростов просил вас нынче приехать к нему обедать, – сказал он после довольно долгого и неловкого для Пьера молчания.
– А! Граф Ростов! – радостно заговорил Пьер. – Так вы его сын, Илья. Я, можете себе представить, в первую минуту не узнал вас. Помните, как мы на Воробьевы горы ездили c m me Jacquot… [мадам Жако…] давно.
– Вы ошибаетесь, – неторопливо, с смелою и несколько насмешливою улыбкой проговорил Борис. – Я Борис, сын княгини Анны Михайловны Друбецкой. Ростова отца зовут Ильей, а сына – Николаем. И я m me Jacquot никакой не знал.
Пьер замахал руками и головой, как будто комары или пчелы напали на него.
– Ах, ну что это! я всё спутал. В Москве столько родных! Вы Борис…да. Ну вот мы с вами и договорились. Ну, что вы думаете о булонской экспедиции? Ведь англичанам плохо придется, ежели только Наполеон переправится через канал? Я думаю, что экспедиция очень возможна. Вилльнев бы не оплошал!
Борис ничего не знал о булонской экспедиции, он не читал газет и о Вилльневе в первый раз слышал.
– Мы здесь в Москве больше заняты обедами и сплетнями, чем политикой, – сказал он своим спокойным, насмешливым тоном. – Я ничего про это не знаю и не думаю. Москва занята сплетнями больше всего, – продолжал он. – Теперь говорят про вас и про графа.
Пьер улыбнулся своей доброю улыбкой, как будто боясь за своего собеседника, как бы он не сказал чего нибудь такого, в чем стал бы раскаиваться. Но Борис говорил отчетливо, ясно и сухо, прямо глядя в глаза Пьеру.
– Москве больше делать нечего, как сплетничать, – продолжал он. – Все заняты тем, кому оставит граф свое состояние, хотя, может быть, он переживет всех нас, чего я от души желаю…
– Да, это всё очень тяжело, – подхватил Пьер, – очень тяжело. – Пьер всё боялся, что этот офицер нечаянно вдастся в неловкий для самого себя разговор.
– А вам должно казаться, – говорил Борис, слегка краснея, но не изменяя голоса и позы, – вам должно казаться, что все заняты только тем, чтобы получить что нибудь от богача.
«Так и есть», подумал Пьер.
– А я именно хочу сказать вам, чтоб избежать недоразумений, что вы очень ошибетесь, ежели причтете меня и мою мать к числу этих людей. Мы очень бедны, но я, по крайней мере, за себя говорю: именно потому, что отец ваш богат, я не считаю себя его родственником, и ни я, ни мать никогда ничего не будем просить и не примем от него.
Пьер долго не мог понять, но когда понял, вскочил с дивана, ухватил Бориса за руку снизу с свойственною ему быстротой и неловкостью и, раскрасневшись гораздо более, чем Борис, начал говорить с смешанным чувством стыда и досады.
– Вот это странно! Я разве… да и кто ж мог думать… Я очень знаю…
Но Борис опять перебил его:
– Я рад, что высказал всё. Может быть, вам неприятно, вы меня извините, – сказал он, успокоивая Пьера, вместо того чтоб быть успокоиваемым им, – но я надеюсь, что не оскорбил вас. Я имею правило говорить всё прямо… Как же мне передать? Вы приедете обедать к Ростовым?
И Борис, видимо свалив с себя тяжелую обязанность, сам выйдя из неловкого положения и поставив в него другого, сделался опять совершенно приятен.
– Нет, послушайте, – сказал Пьер, успокоиваясь. – Вы удивительный человек. То, что вы сейчас сказали, очень хорошо, очень хорошо. Разумеется, вы меня не знаете. Мы так давно не видались…детьми еще… Вы можете предполагать во мне… Я вас понимаю, очень понимаю. Я бы этого не сделал, у меня недостало бы духу, но это прекрасно. Я очень рад, что познакомился с вами. Странно, – прибавил он, помолчав и улыбаясь, – что вы во мне предполагали! – Он засмеялся. – Ну, да что ж? Мы познакомимся с вами лучше. Пожалуйста. – Он пожал руку Борису. – Вы знаете ли, я ни разу не был у графа. Он меня не звал… Мне его жалко, как человека… Но что же делать?
– И вы думаете, что Наполеон успеет переправить армию? – спросил Борис, улыбаясь.
Пьер понял, что Борис хотел переменить разговор, и, соглашаясь с ним, начал излагать выгоды и невыгоды булонского предприятия.
Лакей пришел вызвать Бориса к княгине. Княгиня уезжала. Пьер обещался приехать обедать затем, чтобы ближе сойтись с Борисом, крепко жал его руку, ласково глядя ему в глаза через очки… По уходе его Пьер долго еще ходил по комнате, уже не пронзая невидимого врага шпагой, а улыбаясь при воспоминании об этом милом, умном и твердом молодом человеке.
Как это бывает в первой молодости и особенно в одиноком положении, он почувствовал беспричинную нежность к этому молодому человеку и обещал себе непременно подружиться с ним.
Князь Василий провожал княгиню. Княгиня держала платок у глаз, и лицо ее было в слезах.
– Это ужасно! ужасно! – говорила она, – но чего бы мне ни стоило, я исполню свой долг. Я приеду ночевать. Его нельзя так оставить. Каждая минута дорога. Я не понимаю, чего мешкают княжны. Может, Бог поможет мне найти средство его приготовить!… Adieu, mon prince, que le bon Dieu vous soutienne… [Прощайте, князь, да поддержит вас Бог.]
– Adieu, ma bonne, [Прощайте, моя милая,] – отвечал князь Василий, повертываясь от нее.
– Ах, он в ужасном положении, – сказала мать сыну, когда они опять садились в карету. – Он почти никого не узнает.
– Я не понимаю, маменька, какие его отношения к Пьеру? – спросил сын.
– Всё скажет завещание, мой друг; от него и наша судьба зависит…
– Но почему вы думаете, что он оставит что нибудь нам?
– Ах, мой друг! Он так богат, а мы так бедны!
– Ну, это еще недостаточная причина, маменька.
– Ах, Боже мой! Боже мой! Как он плох! – восклицала мать.


Когда Анна Михайловна уехала с сыном к графу Кириллу Владимировичу Безухому, графиня Ростова долго сидела одна, прикладывая платок к глазам. Наконец, она позвонила.
– Что вы, милая, – сказала она сердито девушке, которая заставила себя ждать несколько минут. – Не хотите служить, что ли? Так я вам найду место.
Графиня была расстроена горем и унизительною бедностью своей подруги и поэтому была не в духе, что выражалось у нее всегда наименованием горничной «милая» и «вы».
– Виновата с, – сказала горничная.
– Попросите ко мне графа.
Граф, переваливаясь, подошел к жене с несколько виноватым видом, как и всегда.
– Ну, графинюшка! Какое saute au madere [сотэ на мадере] из рябчиков будет, ma chere! Я попробовал; не даром я за Тараску тысячу рублей дал. Стоит!
Он сел подле жены, облокотив молодецки руки на колена и взъерошивая седые волосы.
– Что прикажете, графинюшка?
– Вот что, мой друг, – что это у тебя запачкано здесь? – сказала она, указывая на жилет. – Это сотэ, верно, – прибавила она улыбаясь. – Вот что, граф: мне денег нужно.
Лицо ее стало печально.
– Ах, графинюшка!…
И граф засуетился, доставая бумажник.
– Мне много надо, граф, мне пятьсот рублей надо.
И она, достав батистовый платок, терла им жилет мужа.
– Сейчас, сейчас. Эй, кто там? – крикнул он таким голосом, каким кричат только люди, уверенные, что те, кого они кличут, стремглав бросятся на их зов. – Послать ко мне Митеньку!
Митенька, тот дворянский сын, воспитанный у графа, который теперь заведывал всеми его делами, тихими шагами вошел в комнату.
– Вот что, мой милый, – сказал граф вошедшему почтительному молодому человеку. – Принеси ты мне… – он задумался. – Да, 700 рублей, да. Да смотри, таких рваных и грязных, как тот раз, не приноси, а хороших, для графини.
– Да, Митенька, пожалуйста, чтоб чистенькие, – сказала графиня, грустно вздыхая.
– Ваше сиятельство, когда прикажете доставить? – сказал Митенька. – Изволите знать, что… Впрочем, не извольте беспокоиться, – прибавил он, заметив, как граф уже начал тяжело и часто дышать, что всегда было признаком начинавшегося гнева. – Я было и запамятовал… Сию минуту прикажете доставить?
– Да, да, то то, принеси. Вот графине отдай.
– Экое золото у меня этот Митенька, – прибавил граф улыбаясь, когда молодой человек вышел. – Нет того, чтобы нельзя. Я же этого терпеть не могу. Всё можно.
– Ах, деньги, граф, деньги, сколько от них горя на свете! – сказала графиня. – А эти деньги мне очень нужны.
– Вы, графинюшка, мотовка известная, – проговорил граф и, поцеловав у жены руку, ушел опять в кабинет.
Когда Анна Михайловна вернулась опять от Безухого, у графини лежали уже деньги, всё новенькими бумажками, под платком на столике, и Анна Михайловна заметила, что графиня чем то растревожена.
– Ну, что, мой друг? – спросила графиня.
– Ах, в каком он ужасном положении! Его узнать нельзя, он так плох, так плох; я минутку побыла и двух слов не сказала…
– Annette, ради Бога, не откажи мне, – сказала вдруг графиня, краснея, что так странно было при ее немолодом, худом и важном лице, доставая из под платка деньги.
Анна Михайловна мгновенно поняла, в чем дело, и уж нагнулась, чтобы в должную минуту ловко обнять графиню.
– Вот Борису от меня, на шитье мундира…
Анна Михайловна уж обнимала ее и плакала. Графиня плакала тоже. Плакали они о том, что они дружны; и о том, что они добры; и о том, что они, подруги молодости, заняты таким низким предметом – деньгами; и о том, что молодость их прошла… Но слезы обеих были приятны…


Графиня Ростова с дочерьми и уже с большим числом гостей сидела в гостиной. Граф провел гостей мужчин в кабинет, предлагая им свою охотницкую коллекцию турецких трубок. Изредка он выходил и спрашивал: не приехала ли? Ждали Марью Дмитриевну Ахросимову, прозванную в обществе le terrible dragon, [страшный дракон,] даму знаменитую не богатством, не почестями, но прямотой ума и откровенною простотой обращения. Марью Дмитриевну знала царская фамилия, знала вся Москва и весь Петербург, и оба города, удивляясь ей, втихомолку посмеивались над ее грубостью, рассказывали про нее анекдоты; тем не менее все без исключения уважали и боялись ее.
В кабинете, полном дыма, шел разговор о войне, которая была объявлена манифестом, о наборе. Манифеста еще никто не читал, но все знали о его появлении. Граф сидел на отоманке между двумя курившими и разговаривавшими соседями. Граф сам не курил и не говорил, а наклоняя голову, то на один бок, то на другой, с видимым удовольствием смотрел на куривших и слушал разговор двух соседей своих, которых он стравил между собой.