Дворец ширваншахов

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Дворец Ширваншахов»)
Перейти к: навигация, поиск
<tr><th colspan="2" style="text-align:center; font-weight:bold; text-align:center; font-size:110%; background:#5B92E5; color:#ffffff;"> Объект всемирного наследия</th></tr><tr><td colspan="2" class="" style="text-align:center; "> Walled City of Baku with the Shirvanshah's Palace and Maiden Tower
(Старая крепость в Баку с Дворцом ширваншахов и Девичьей Башней) </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Ссылка</th><td class="" style=""> [whc.unesco.org/ru/list/958 № 958] в списке объектов всемирного наследия ([whc.unesco.org/en/list/958 en]) </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Тип</th><td class="" style=""> Культурный </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Критерии</th><td class="" style=""> iv </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Регион</th><td class="" style=""> Европа и Северная Америка </td></tr><tr><th style="font-weight:bold; text-align:right;border:1px solid #D3D3D3">Включение</th><td class="" style=""> 2000  (24-я сессия) </td></tr>
Дворец
Дворец ширваншахов
азерб. Şirvanşahlar sarayı

Общий вид ансамбля дворца ширваншахов
Страна Азербайджан
Город Баку
Координаты 40°21′58″ с. ш. 49°50′00″ в. д. / 40.3662278° с. ш. 49.8334694° в. д. / 40.3662278; 49.8334694 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.3662278&mlon=49.8334694&zoom=17 (O)] (Я)
Архитектурный стиль Ширвано-апшеронская школа[1]
Дата основания XIIIXVI вв.
Здания:
Дворец и «диван-хане» • мавзолей «дервиша» и Восточный портал • дворцовая мечеть и усыпальница • баня и овдан
Статус Объект Всемирного наследия ЮНЕСКО
Состояние Музей
План дворца, приведённый в труде Ильи Берёзина «Путешествие по Дагестану и Закавказью» (1850)[2]
Координаты: 40°21′58″ с. ш. 49°50′00″ в. д. / 40.3662278° с. ш. 49.8334694° в. д. / 40.3662278; 49.8334694 (G) [www.openstreetmap.org/?mlat=40.3662278&mlon=49.8334694&zoom=17 (O)] (Я)

Дворец ширваншахов (азерб. Şirvanşahlar sarayı) — бывшая резиденция ширваншахов (правителей Ширвана), расположенная в столице Азербайджана, городе Баку. Образует комплекс, куда помимо самого дворца также входят дворик Диван-хане, усыпальница ширваншахов, дворцовая мечеть 1441 года с минаретом, баня и мавзолей придворного учёного Сейида Яхья Бакуви. Дворцовый комплекс был построен в период с XIII[3] по XVI век[4] (некоторые здания, как и сам дворец, были построены в начале XV века при ширваншахе Халил-улле I)[5]. Постройка дворца была связана с переносом столицы государства Ширваншахов из Шемахи в Баку[4].

Несмотря на то, что основные постройки ансамбля строились разновременно, дворцовый комплекс производит целостное художественное впечатление. Строители ансамбля опирались на вековые традиции ширвано-апшеронской архитектурной школы[6]. Создав чёткие кубические и многогранные архитектурные объёмы, они украсили стены богатейшим резным узором, что свидетельствует о том, что создатели дворца прекрасно владели мастерством каменной кладки. Каждый из зодчих благодаря традиции и художественному вкусу воспринял архитектурный замысел своего предшественника, творчески развил и обогатил его. Разновременные постройки связаны как единством масштабов, так и ритмом и соразмерностью основных архитектурных форм — кубических объёмов зданий, куполов, порталов[6].

В 1964 году дворцовый комплекс был объявлен музеем-заповедником и взят под охрану государства. В 2000 году уникальный архитектурный и культурный ансамбль, наряду с обнесённой крепостными стенами исторической частью города и Девичьей башней, был включён в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Дворец Ширваншахов и сегодня считается одной из жемчужин архитектуры Азербайджана[7].





Местоположение дворца

Здание дворца расположено на вершине бакинского холма, в наиболее старой части города, называемой «крепостью». В настоящее время она окружена старинными городским стенами. Участок, который занимают сооружения дворцового ансамбля, невелик, всего около одного гектара[8]. Рядом с самим зданием дворца находятся ещё несколько строений, которые имели непосредственное отношение к дворцу. Вместе с дворцом эти сооружения представляют целый комплекс. Это — шахская мечеть с минаретом, рядом с ней здание усыпальницы, «диван-хана» («судилище», так называют строение, примыкающее ко дворцу с северной стороны) и мавзолей Сейида Яхья Бакуви (так называемый «мавзолей дервиша»), находящийся к югу от дворца. Ранее около этого мавзолея стояла старинная мечеть, от которой сохранились лишь руины. К строениям, находившимся при дворце, относятся и руины бани, а также овдан. Они расположены к западу от усыпальницы.

Благодаря тому, что эти сооружения находятся на вершине холма, они имеют господствующее местоположение в старом городе и видны издалека. Среди строений средневекового Баку они выделялись массивностью архитектуры, особенностью кладки и величиной[9]. В прошлом, дворец был окружён стеной с башнями и, таким образом, служил внутренней цитаделью бакинской крепости. Несмотря на то, что в настоящее время на поверхности никаких следов этой стены не сохранилось, ещё в 20-х годах XX века в северо-восточной стороне дворца можно было различить остатки по-видимому фундаментов башни и связанной с ней частью стены[9].

История дворца

На самом здании дворца никаких надписей не сохранилось. Поэтому время его постройки определяется по датам в надписях на архитектурных памятниках, которые относятся к комплексу дворца. Такие две надписи полностью сохранились только на усыпальнице и минарете шахской мечети. В обеих надписях называется имя владетеля, приказавшего воздвигнуть эти здания. Это — имя владетеля Ширвана Халил уллы I (годы правления 1417—1462). Упоминается также время постройки: на усыпальнице помечен 839 год хиджры (1435/36), на минарете шахской мечети — 845 (1441/42)[5].

Усыпальница, дворец и мечеть выстроены из одного и того же материала, теска и кладка камня одинаковы. В. Н. Левиатов приходит к выводу, что указанные сооружения и здание дворца возникли приблизительно в одно и то же время, и даже, что дворец был выстроен несколько ранее их, в первых десятилетиях XV века[5].

Комплекс в своё время занимал значительно бо́льшую территорию, на которой находились и помещения для придворной челяди и службы[10].

До 1501 года сведений о здании дворца не обнаружено. В одной же из персидских летописей рассказывается, что в 1501 году войска ширваншаха Фаррух-йессара, сына Халил-уллы I, потерпели под Шемахой решительное поражение от войск шаха Исмаила I из династии Сефевидов. В битве ширваншах Фаррух-йессар погиб; войска Исмаила I, победив под Шемахой, двинулись к Баку, осадили его и после нескольких штурмов взяли город. Тогда, по словам летописца, по приказанию шаха Исмаила I было разрушено высокое здание ширваншахов. Это выражение толковали в том смысле, что был разрушен дворец ширваншахов. Однако, В. Н. Левиатов отмечает, что это выражение, согласно духу средневековых летописей, следует понимать в том смысле, что были разрушены власть ширваншахов и их владетельные верховные права. Вполне возможно, что в обстановке, когда, после взятия Баку, в нём хозяйничали войска шаха Исмаила I, дворец был разграблен и, возможно, частично разрушен. Через некоторое время городом Баку и всей его округой, а также Ширваном стали управлять наместники, которых поставили Сефевиды. О том, кто жил во дворце и в каком состоянии он находился в первой половине XVI века, сведений не обнаружено[11].

Во второй половине XVI века между Сефевидами и Османской империей шла война. В 1578 году турки берут Баку. От времени господства Османской империи на дворцовой территории сохранились ворота в дворцовой стене, окружающей дворец с востока. Из надписи, помещённой на портале этих ворот, следует, что они были выстроены в годы правления турецкого султана Мурада III (1574—1595 годы правления). Полный текст этой надписи следующий:

Повелел строить это благородное здание в дни справедливейшего
и величайшего султана, султана Мурад-хана.
Бакуи (бакинский) в девятьсот девяносто четвёртом году (994 г. х.1585/6)[12]

В литературе упоминалось о том, что в это время во дворце жили турецкие паши[13], о чём свидетельствуют упомянутые выше Восточные ворота[14].

С XVII века дворец опустел, и в нём не жили какие-либо правительственные лица. Настоятель монастыря и представитель исфаганской миссии капуцинов Патер Рафаэль дю Ман в своём сочинении в 1660 году описывает дворец ширваншахов в бакинской крепости и говорит об его разрушении и запустении[15]. В 1723 году Баку осаждают войска Петра I, и город подвергается бомбардировкам. В связи с этим пострадали юго-восточные фасады дворца. В таком руинном состоянии дворец находился до передачи его в середине XIX века российскому военному ведомству[14].

Российское военное ведомство произвело частичный ремонт дворца. Одновременно были проведены значительные перестройки, которые приспособили дворцовые сооружения под склады военного снаряжения. Ремонтные работы, выполненные военным ведомством, наряду с восстановлением разрушенных частей, привели и к разрушению ряда деталей, необходимых при реставрации дворца[14].

Приспособляя здание дворца под склад, военное ведомство снесло ряд стен, разделявших комнаты во втором и первом этажах, и вместо них во втором этаже поставило полукруглые арки, поддерживающие кровлю. Были уничтожены остатки купольных, стрельчатых и крестовых перекрытий по всем комнатам второго этажа; они были заменены плоскими балочными перекрытиями. А оконные проёмы (двусветные окна) второго этажа были заложены так, что остались лишь небольшие оконца. В первом, а также и во втором этажах были пробиты новые широкие дверные проёмы[14].

В этот период Православная церковь в Баку добивалась сноса дворца для постройки на его месте бакинского собора. Однако, это ходатайство было отклонено царскими властями лишь по причине того, что помещение дворца использовалось под большие склады[16][17].

Ко второму этажу северного фасада дворца был сделан въезд, а в стене пробит огромный проём. Это было сделано для того, чтобы запряжённые лошадьми двуколки с улицы въезжали прямо во второй этаж дворца. Этими перестройками российское военное ведомство нанесло огромный ущерб дворцу, как историческому памятнику. Произведя перечисленные перестройки, военное ведомство пристроило к восточному фасаду дворца лестницу, а весь южный (или нижний) двор окружило каменной стеной с бойницами. Эта стена была поставлена из фундамента, оставшегося от старых стен, окружавших дворец[18]. Дворцовый ансамбль и ныне ограждён крепостными стенами, возведёнными в первой половине XIX века.[10]

В годы Азербайджанской Демократической Республики (1918—1920 гг.) был проведён ряд мероприятий по изучению и фиксации архитектурных памятников. Так, в конце 1918 года архитектором-техником Исмаил беком Наби оглы были сделаны обмерные чертежи Дворца Ширваншахов. Как отмечает М. А. Алиев, эти чертежи были высококачественными, выполнены добросовестно для своего времени, даже намного лучше, чем работа академика А. М. Павлинова. В начале 1920 года в «Обществе изучения Мусульманского востока» Исмаил беком Наби оглы было прочитано несколько циклов лекций о судьбе дворца. В периодической печати указывалось, что доклад иллюстрировался различными снимками и чертежами дворца. После докладов и прений был избран президиум общества, в состав которого входили председатель профессор Зимин, товарищ председателя И. Беляев, секретарь-учитель Сеидов и казионий Субханвердиханов. Собрание поручило президиуму организовать в ближайшем будущем экскурсию во дворец. М. А. Алиев отмечает, что фактически это было первое массовое обращение азербайджанского народа к изучению своего исторического архитектурного наследия[17].

В 1920 году правительство Азербайджанской ССР начало принимать меры по охране памятника. Один из участников этих работ пишет:

С 1920 г. началась очистка дворца от вековых слоёв мусора и частичный ремонт, сопровождаемый археологическими разведками[19]

В 1924 году работы были продолжены. После больших ремонтно-реставрационных работ 19321934 гг., проведённых АзЦУОП совместно с Московским государственными реставрационными мастерскими по проектам, составленным архитектором Борисом Засыпкиным, здание бывшего дворца ширваншахов было предоставлено Музею истории Азербайджана АзФАН. Так как глинобитные полы были непрочными, а здание дворца предназначалось под организацию в нём музея, то во время ремонтно-реставрационных работ полы были устланы паркетом. Также во время работ из оконных проёмов были вынуты заложенные в XIX веке камни, и им был возвращён первоначальный вид. Первоначальная же планировка второго этажа не была восстановлена, в связи с тем, что в помещении предполагалось устроить музей: там где сейчас всего два зала, первоначально было восемь комнат. План же первого этажа был полностью восстановлен. Здесь сохранились старые перекрытия — своды[21].

В 19371938 гг. под руководством археолога В. Н. Левиатова во дворце были проведены археологические раскопки и было найдено большое количество артефактов, относящихся к XII—XV вв. А проводимые В. Н. Левиатовым в 1945 году археологические раскопки на территории дворцового ансамбля глубоко под фундаментами сохранившихся строений выявили остатки некогда плотно заселённого жилого квартала. Многочисленные фрагменты керамических изделий и монеты датируют его VIIIIX веками[22].

Некоторое время в здании дворца размещался Азербайджанский народный музей и Музей истории религии[23]. В 1960 году дворец был превращен в архитектурный заповедник, который в 1964 году был преобразован в Государственный историко-архитектурный музей-заповедник «Комплекс дворца Ширваншахов»[24].

В 1992 году начались новые реставрационные работы. Автором проекта реставрации комплекса дворца был Ниязи Рзаев. Началась же реставрация с тронного зала[25]. В 2000 году на 24-й сессии Комитета Всемирного наследия ЮНЕСКО историческая часть города Баку Ичери-шехер, наряду с дворцом, были объявлены объектом Всемирного наследия ЮНЕСКО от Азербайджана. Это были первые включённые в список ЮНЕСКО объекты, расположенные на территории Азербайджана. В 2006 году завершилась очередная реставрация дворца[26].

План дворца

1 — Дворец; 2 — Диван-хане; 3 — Мавзолей Сейида Яхья Бакуви; 4 — Место разрушенной мечети Кей-Кубада; 5 — Восточный портал; 6 — Дворцовая мечеть; 7 — Усыпальница; 8 — Место бани; 9 — Овдан.

Строения и объекты дворцового комплекса

Панорама дворца Ширваншахов. Слева направо: минарет шахской мечети, здание дворца (южный фасад), руины мечети Кей-Кубада, мавзолей Сейида Яхья Бакуви. На переднем плане выставлены так называемые «Баиловские камни» — каменные плиты с высеченными на них рельефными надписями и изображениями — остатки Баиловского замка XIII века

Дворец

Здание дворца не возникло единовременно. Наиболее ранней постройкой (вероятно, конца XIV века) является центральная часть (восьмиугольный зал второго этажа)[27]. Примыкающая к западному фасаду часть была пристроена несколько позже. В плане дворец представляет собою сложную фигуру. Так, западный, северный и небольшая часть восточного фасадов составляют неполный прямоугольник; остальная же часть восточного фасада и весь южный фасад образованы двумя трёхгранными фонарями и ломаной линией между ними, заключающими в себе четыре прямых угла[28].

В здании дворца изначально имелись соединённые тремя узкими винтовыми лестницами 52 комнаты: 27 на первом и 25 на втором этаже[28] (в настоящее время на втором этаже 16 комнат)[23], причём планировка второго этажа в основном воспроизводила план первого этажа. Центральная часть дворца (восьмиугольный зал второго этажа, вход в который украшен порталом) имеет более толстые стены. Устроенный в западном фасаде главный вход во дворец украшен высоким порталом. Лестница портала ведёт в высокий восьмиугольный парадный зал, перекрытый куполом[29]. Предполагается, что этот зал служил для приёмов. Расположенный за ним небольшой восьмиугольный вестибюль соединял зал с остальными комнатами. Щелевидные отверстия в гранях служили для переговорной связи с нижним этажом, где были расположены служебные помещения. Залы и комнаты второго этажа более парадны. Среди них выделяются южный и восточный фасады с раскрывающими вид на залив эркерами[30]. На втором этаже также расположены комнаты для шаха и его семьи[23].

Гладь больших каменных плоскостей дворца оттенена чередованием рядов кладки, отличающихся цветом, шириной и фактурой, а также ажуром «шебеке» — каменных решёток в небольших световых проёмах[30].

Во дворце выставлены найденные во время археологических раскопок как на территории дворцового комплекса, так и на территории исторического центра Ичери-шехер и Ширвана различные предметы быта, монеты XII—XV вв., медная посуда, оружия и украшения XIX века, музыкальные инструменты XV века. Также среди экспонатов имеются женские костюмы и вышивка XIX века, шемахинские ковры XIX века и ковёр, сотканный в XVII веке в Баку. В центре зала расположен макет исторической части города.

Диван-хане

Небольшой проём, расположенный на северной стороне дворцового сада, ведёт в замкнутый дворик Диван-хане, который с трёх сторон обрамлён стрельчатой аркадой. В композиционном центре Диван-хане на высоком стилобате стоит восьмигранная ротонда-павильон. Зал этой ротонды окружён открытой аркадой того же ордера. Эллиптическое покрытие со слегка заострённой макушкой защищено снаружи гранёным каменным куполом. Западный фасад ротонды выделен украшенным арабесками[31] порталом, каннелированный полукупол стрельчатой конхи которого опирается на систему тонко промоделированных сталактитов (мукарнасы). Тимпаны и надпроёмные плоскости покрыты орнаментом. Портал ведёт в сени, соединяющие зал с размещённым в стилобате склепом и служебными комнатами, расположенными одна над другой[32].

Существует несколько версий о назначении Диван-хане. Предполагалось, что оно служило зданием для судопроизводства[33], приёмов или государственного совета[34], либо было мавзолеем[35]. В основу наиболее распространённой гипотезы положено бытующее наименование памятника, согласно которому предполагалось, что он является судилищем, либо приёмными покоями дворца, либо зданием какого либо «приказа». Черты стиля и незавершённость части отделочных работ позволяют датировать Диван-хане концом XV века, временем взятия Баку войсками Сефевидов. Особенности же плана, подземелье-склеп и содержание лапидарной надписи над входом в зал (Коран, Сура 10, стихи 26 и 27) указывают на его мемориальное назначение[36]. Бретаницкий предполагал, что Диван-хане строилось в самом конце XV века, при ширваншахе Фаррух-Йасаре, а военные события этого времени (захват Баку войсками Сефевидов) не позволили его закончить[37].

Происхождение оригинальной архитектурной структуры связывают и с доисламской погребальной традицией[38]. Историк Сара Ашурбейли полагает, что ещё в домусульманское время занятая Диван-хане территория была священным местом (предполагается, что чашеобразные углубления служили для собирания жертвенной крови животных)[39].

Мавзолей Сейида Яхья Бакуви

На южном дворе, рядом с дворцом, стоит построенный во второй половине XV века мавзолей, именуемый мавзолеем «дервиша» и известный погребением придворного учёного Халил уллы I Сейида Яхья Бакуви, который занимался медициной, математикой и астрологией. Мавзолей имеет восьмигранный корпус, который завершает пирамидальный шатёр. Внутреннее же убранство мавзолея состоит из подземного склепа, где расположено надгробие Бакуви, и камеры над ним. Небольшими тромпами восьмигранный объём мавзолея переходит в барабан, покрытый очерченным куполом. По сторонам мавзолея имеются три небольших оконца, высеченные в цельных плитах известняка, и, как и в старину[40], представляющие собой сквозные каменные решётки, состоящие из многолучевых звёзд. Имеющийся в северной части арочный проём соединял мавзолей с более древней мечетью[41]. По сведениям Аббаскули-ага Бакиханова, «келья, где молился он [Бакуви], училище и могила, находящиеся при мечети, названной его именем, ещё и поныне существуют»[42].

Мечеть Кей-Кубада

В старину к мавзолею Сейида Яхья Бакуви была пристроена мечеть, которую называли «старой» мечетью. Она известна под названием «мечеть Кей-Кубада»[43]. Эта мечеть была построена в конце XIV—начала XV века после разрушения более древнего здания, на месте которого она была построена[44]. Перекрывалась мечеть куполом, который опирался на четыре каменные колонны, стоявшие внутри мечети. Кладка мечети была перевязана с кладкой мавзолея. В 1918 году «старая» мечеть сгорела во время пожара[45]. Изображение этой мечети и краткое её описание было дано в статье побывавшего в Баку и видевшего мечеть в 1888 году Андрея Павлинова, опубликованной в 3-м выпуске журнала «Материалы по археологии Кавказа» (Москва, 1893):

Самая мечеть, сравнительно, обширна; купол её расположен на 4-х столбах, как это видно по плану; главные арки, или своды, на которых покоится купол, стрельчатые; купол в основании своеё имеет ряд выступов, как в ханской мечети и освещается четырьмя окнами. Мечеть эта надписей не имеет. С задней стороны мечети имеются пристройки, которые находятся частью в развалинах; здесь, вероятно, помещалась лестница на крышу…[46]

В 20-х годах XX века при обследовании Е. А. Пахомовым мавзолея и руин старой мечети было установлено, что постамент, на котором стояла база одной из колонн мечети, перекрывает узкую, сделанную в земле и оштукатуренную траншейку, ведущую в помещение склепа мавзолея. В этой траншейке лежало несколько каменных надгробий. При обследовании склепа было обнаружено, что в нём находились разрозненные кости до двадцати человеческих скелетов. Кости были сложены без соблюдения каких-либо правил. Это объясняется тем, что на том месте где стоял мавзолей и вокруг него, когда-то было кладбище. А во время постройки мечети и рытья котлованов под фундаменты был нарушен ряд погребений. Кости из нарушенных могил были собраны и сложены в мавзолее, а надгробия — в траншейку. Эти надгробия не сохранились[47]. В настоящее время на месте, где когда-то стояла мечеть, находятся две колонны, некогда стоявшие внутри мечети, а также часть стены с крышей.

Восточный портал

На территорию южного двора комплекса вёл так называемый Восточный портал, известный также как «Ворота Мурада». Строительством этого портала было завершено формирование ансамбля. Судя по надписи на портальной нише, портал был построен в годы занятия Баку войсками Османской империи по велению знатного бакинца Раджаб-бабы в 994 году хиджры (1585/86) зодчим Амир-шахом из Вальянкуха (предместье Тебриза). По сравнению с порталами Диван-хане и усыпальницы Ширваншахов, структура и формы портала несколько упрощены[41]. Он отличается менее богатым и изящным декором. Верхняя часть портала украшена строительной надписью на арабском языке:

Повелел построить это благородное здание в дни справедливейшего и величайшего султана, султана Мурад-хана, Улу. Раджаб-баба Бакуйи в девятьсот девяносто четвёртом году.[48]

Надпись имеет с обеих сторон розетки с растительным орнаментом. В нижней же части портала имеется глубокая ниша, образованная сталактитовым полукуполом. В отличие от других порталов дворца Восточный портал имеет широкий стрельчатый входной проём, похожий на ворота. Сара Ашурбейли предполагает, что это сооружение являлось входом в здание, которое не сохранилось, либо не было возведено[48].

Дворцовая мечеть

В парадной части нижнего двора расположено здание мечети с минаретом. В плане мечеть прямоугольная, имеет большой зал, небольшую женскую молельню и служебные комнаты. Северный портал обращён к усыпальнице ширваншахов. Этот портал более торжествен чем восточный, который был предназначен для обитателей дворца, спускавшихся по полуподземному проходу. Двусветный молельный зал покрыт куполом на сферических парусах[49].

Михраб мечети находится в южном торце зала. Над односветной женской молельней тоже расположено купольное помещение. Оно уступает размерами куполу зала и повторяет его очертания. На фоне призматического объёма, завершенного двумя куполами со слегка заострёнными скуфьями чётко рисуется глубоко затенённый проём портала мечети[49].

Над северо-восточным углом мечети возвышается минарет, заканчивающийся сталактитовым карнизом, поддерживающим балкончик, который имел прежде каменный барьер. Стоит также отметить тонко промоделированные детали сталактитов шерефе. Надпись опоясывает минарет ниже сталактитового карниза. Она исполнена шрифтом «насх» и содержит следующую надпись[50]:

Хвала высочайшему и всесильному Аллаху и молитва (благословение) на избранном Мухаммеде. А затем приказал открыть (раскрыть) этот минарет величайший султан Халиллулах. Да возвеличит Аллах дни его правления (владычества) и царствования. Восемьсот сорок пятый год. (845 г. х. — 1441/2 г.)

Надпись говорит о построении минарета, но не мечети, которая была построена в более раннее время. Это подтверждает отсутствие на ней декорированного богатого портала и художественных надписей[51].

Усыпальница

Рядом с шахской мечетью в нижнем дворике, в стене, отделяющей нижнюю площадку от верхней, расположено здание усыпальницы Ширваншахов, так называемое «Тюрбе»[52]. Это здание расположено прямо напротив входа, перекрытого стрельчатым сводом. Гладкая стена фасада облицована бакинским известняком с тщательной пригонкой швов. Над зданием возвышается богато декорированный портал в усыпальницу. Этот портал повторяет композиционный приём портала Диван-хане, но по сравнению с последним трактован несколько проще (сталактитовый свод состоит только из четырёх рядов сталактитов, боковые стенки решены гладко, без ниш, а во входном проёме орнаментированы только тимпаны арок, над которыми высечены в два ряда надписи[53] шрифтом «насх» — кораническая (сура XII, стих 92-й) и хадис).

Справа и слева от стрельчатого проёма портала в двух луковицеобразных медальонах помещены надписи с именем строителя-архитектора усыпальницы. В каждом медальоне одна и та же надпись повторена дважды (в прямом и зеркальном изображении) и содержит следующие слова: Аллах Мухаммад Али мемар («Аллах, Мухаммад Али, архитектор»). Судя по имени, зодчий был шиитом[54]. Над орнаментом тимпанов сталактитового свода имеется полоса с надписью религиозного характера. В самих тимпанах вкомпонованы с каждой стороны медальоны, также с надписью. Надпись над входным проёмом портала датирует строительство усыпальницы 839 годом хиджры (1435/36 год) и сообщает, что усыпальница была сооружена ширваншахом Халил-Уллою для его матери и сына[55]:

Величайший султан (и) великий Ширваншах, тёзка пророка Аллаха, защита религии Халилуллах — да увековечит Аллах его царство и власть — приказал выстроить светлую усыпальницу (гробницу) для своей матери и своего сына, — да помилует их Аллах — в восемьсот девятом году.[54]

Портал ведёт в сени, по правую и левую сторону от которых расположены связанные с ними проёмом небольшие помещения, по всей вероятности предназначавшиеся для служителей культа. Сени ведут в основной зал, который в плане крестообразный, а центральная его часть покрыта куполом, опирающимся на своды ветвей креста и каменные стены посредством системы сферических парусов. Интересно, что снаружи каменный купол некогда был покрыт бирюзовой глазурью[55].

Во время археологических раскопок в усыпальнице были обнаружены фрагменты архитектурных деталей надгробий в зале, а также ряд захоронений членов семьи Халилуллаха. Так, археологическими работами 1946 года под деревянным полом усыпальницы был обнаружен склеп с пятью погребениями, перекрытыми каменными плитами (одна из них содержала останки ребёнка 6-7 лет, по видимому сына Халилуллаха, другая — женщины пожилого возраста, вероятно матери Халилуллаха, ещё одна — скелет мужчины 18-19 лет). Продолжение работ в усыпальнице обнаружило ещё ряд нетронутых гробниц, общее число которых достигло 14[56]. Имена членов семьи Халилуллаха можно выяснить на основании од, элегий и хронограмм из дивана Бадра Ширвани: мать Халилуллаха Бике ханум (умерла в 839 году хиджры / 1435/6 году), его сыновья — Фаррух Йамин (родился в 839 году хиджры / 1435/6 году — умер в 846 году хиджры / 1442/3 году в семилетнем возрасте), Шейх Салех (родился в 847 году хиджры / 1443 году — умер в 849 году хиджры / 1445/6 году в возрасте 2 лет), Мир Бахрам (убит (шахид) в степи Кайтага в юном возрасте 20 мухаррама 850 года хиджры / 17 апреля 1446 года), принц (шахзаде) Мухаммад Ибрахим (родился 20 мухаррама 836 года хиджры / 16 сентября 1432 года), Фаррух Йасар (родился 12 мухаррама 845 года хиджры / 2 июня 1441 года)[57].

Бани Ширваншахов

В нижнем дворе комплекса сохранилась баня, расположение которой не позволяет оконтурить территорию, которая принадлежала дворцу. Предполагается однако, что, построенная в XV веке[58] баня действительно была дворцовой. Баня была расчищена от завалов, а внутреннюю планировку бани удалось восстановить благодаря консервации нижних рядов кладки стен[59].

Дворцовая баня, как и подавляющее большинство бань стран Востока, была заглублена в землю, снаружи же были видны только входной портал и купола больших залов, макушки которых завершались дырчатыми фонариками, которые служили для проветривания[59]. Подобная сильная заглубленность бани была характерна для бань всего Апшеронского полуострова[60].

Посетитель бани из вестибюля-раздевальни попадал в мыльню, где находился бассейн для общего омовения. К мыльне примыкали большие и малые помещения, предназначавшиеся для всяких процедур, требовавших различной температуры[59]. Необходимую температуру различных помещений в зависимости от их назначения старались сохранить внутренней планировкой бани[60]. В одной из последних камер бани находился резервуар с горячей водой. Под ним имелся топливник, служивший для обогрева всех помещений бани. Подполье, лежанки и стены бани обогревались разветвлённой системой жаропроводящих каналов[59].

Овдан

Неподалёку от бани расположен овдан — водохранилище, которое было одним из самых крупных в Крепости овданов. Этот овдан снабжал питьевой водой не только дворец, но и одновременно и весь окрестный район. Данное предположение подтверждает расположенная рядом небольшая, построенная в XIV веке Чин-мечеть, которая, как считается, обслуживала жителей близлежащего района. Овдан снабжал водой дворцовую баню[59].

Овдан представляет собой находящееся глубоко под землёй просторное водохранилище, которое вентилировалось при помощи специальной вертикальной шахты. Подобное строение характерно и для большинства сохранившихся до наших дней овданов. Спуститься в водохранилище можно было по пологой лестнице, которая была перекрыта стрельчатым сводом[59].

Вода поступала в овдан из хорошо содержавшегося подземного водопровода-кяхриза. Водозаборные сооружения этого водопровода находились довольно далеко от города[59].

В культуре

Изображения дворца Ширваншахов можно встретить на работах таких художников, как Григорий Гагарин, Георгий Гогенфельден, на фотографиях Ричарда Тиле. В 1990 году была выпущена почтовая марка СССР, посвящённая дворцу. Позднее изображение дворца появлялось и на почтовых марках Азербайджанской Республики. Также дворец Ширваншахов был изображен на азербайджанской банкноте номиналом в 10000 манат. Описание дворца встречается в романе Курбана Саида «Али и Нино». Архитектура дворца несколько раз попадала в кадры фильма Леонида Гайдая «Бриллиантовая рука»[61], снимавшегося также и в «старом городе» Баку.

Напишите отзыв о статье "Дворец ширваншахов"

Примечания

  1. Малюга Ю. Я. Культурология. Учебное пособие. — Москва: ИНФРА-М, 1998. — С. 84. — 331 с.
  2. 1 2 3 4 И. Н. Берёзин. часть III-я // Путешествие по Дагестану и Закавказью. — 2-е. — Казань: Университетская типография, 1850.
  3. Бретаницкий Л. С., Веймарн Б. В. Искусство Азербайджана IV — XVIII веков / Редактор И. А. Шкирич. — Москва: Искусство, 1976. — С. 106. — 272 с.
  4. 1 2 Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 106.
  5. 1 2 3 Левиатов, 1944, с. 19.
  6. 1 2 [www.bibliotekar.ru/Iskuss2/7.htm Искусство Азербайджана] // Всеобщая история искусств. — Искусство, 1961. — Т. 2-й. — С. 113.
  7. [whc.unesco.org/en/list/958 Walled City of Baku with the Shirvanshah's Palace and Maiden Tower] (англ.). Официальный сайт ЮНЕСКО. (2000). [www.webcitation.org/66LOy9fX7 Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].
  8. Бретаницкий, 1970, с. 47.
  9. 1 2 Левиатов, 1944, с. 7.
  10. 1 2 Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 108.
  11. Левиатов, 1944, с. 20.
  12. Перевод всех надписей комплекса дворца ширваншахов сделан А. Алескерзаде и взят из приложения к книге И. П. Щеблыкина — «Краткий очерк истории дворца ширваншахов». Изд. АзФАН, 1939 г. Перевод им же исправлен и дополнен в 1942 г.
  13. Пахомов, 1924, с. 106.
  14. 1 2 3 4 Левиатов, 1944, с. 21.
  15. Средневековый Восток / Редколлегия: Г. Ф. Гирс (председатель), Е. А. Давидович, С. Б. Певзнер, И. В. Стеблева. — Наука, 1980. — С. 22. — 318 с.
  16. История Азербайджана. — Б.: Издательство Академии наук Азербайджанской ССР, 1960. — Т. 2-й. — С. 359.
  17. 1 2 Алиев М. А. Об изучении исторического наследия по архитектуре Азербайджана дореволюционного периода // Доклады Академии наук Азербайджанской ССР. — 1971. — С. 78-80.
  18. Левиатов, 1944, с. 22.
  19. Пахомов, 1924, с. 107.
  20. А. М. Павлинов. Баку // Материалы по археологии Кавказа (выпуск III). — М.: Издательство БОНО, 1893. — С. 81-91.
  21. Левиатов, 1944, с. 25.
  22. Бретаницкий, 1970, с. 11.
  23. 1 2 3 [www.icherisheher.gov.az/static,19/lang,az/ Dünya Əhəmiyyətli Abidələr] (азерб.)(недоступная ссылка — история). Официальный сайт Управления государственного историко-архитектурного заповедника Ичери-Шехер.. [web.archive.org/20091115103426/www.icherisheher.gov.az/static,19/lang,az/ Архивировано из первоисточника 15 ноября 2009].
  24. Советский музей. — Искусство, 1984. — С. 28.
  25. [lib.aliyev-heritage.org/ru/69918027.html Встреча Президента Азербайджанской Республики Гейдара Алиева во дворе Музея дворца Ширваншахов с известными представителями интеллигенции, деятелями литературы и искусства, музыкантами по случаю Новруз байрама - 21 марта 1998 года] // Бакинский рабочий : газета. — 26 марта 1998 года.
  26. [www.azerizv.az/news/a-8353.html Рена Рзаева, директор Дворца Ширваншахов: «Наши двери всегда открыты для гостей»] // Азербайджанские известия : газета. — 13 августа 2011.
  27. Ашурбейли, 1992, с. 175.
  28. 1 2 Левиатов, 1944, с. 10.
  29. Левиатов, 1944, с. 13.
  30. 1 2 Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 110.
  31. Jonathan M. Bloom, Sheila Blair. The Grove Encyclopedia of Islamic Art and Architecture. — Oxford University Press, 2009. — Т. 2. — С. 240. — 513 с. — ISBN 9780195309911.
  32. Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 113.
  33. Сысоев В. М. Баку прежде и теперь. — Б., 1928. — С. 16.
  34. Дадашев, Усейнов, 1946, с. 22.
  35. Бретаницкий Л. К. К вопросу назначения и датировки «Диван-хане». — Б.: Искусство Азербайджана, 1956. — Т. V. — С. 138, 142, 161.
  36. Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 115.
  37. Бретаницкий, 1970, с. 58.
  38. Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 116.
  39. Ашурбейли, 1992, с. 167.
  40. Левиатов, 1944, с. 41.
  41. 1 2 Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 120.
  42. А. К. Бакиханов. Гюлистан-Ирам. — Баку, 1970. — С. 209.
  43. Ашурбейли, 1992, с. 171.
  44. Ашурбейли, 1992, с. 172.
  45. Левиатов, 1944, с. 42.
  46. А. М. Павлинов. Баку // Материалы по археологии Кавказа (выпуск III). — М.: Издательство БОНО, 1893. — С. 85.
  47. Левиатов, 1944, с. 43.
  48. 1 2 Ашурбейли, 1992, с. 173.
  49. 1 2 Бретаницкий, Веймарн, 1976, с. 118.
  50. Бретаницкий Л. С., 1966, с. 239.
  51. Дадашев, Усейнов, 1946, с. 11.
  52. Дадашев, Усейнов, 1946, с. 25.
  53. Дадашев, Усейнов, 1946, с. 26.
  54. 1 2 Ашурбейли, 1992, с. 168.
  55. 1 2 Дадашев, Усейнов, 1946, с. 27.
  56. Ашурбейли, 1992, с. 169.
  57. Ашурбейли, 1992, с. 169-170.
  58. Бретаницкий Л. С., 1966, с. 540.
  59. 1 2 3 4 5 6 7 Бретаницкий, 1970, с. 67.
  60. 1 2 Мамед-заде, 1983, с. 53.
  61. [www.trend.az/life/interesting/2113905.html Леонид Гайдай - 90 лет: "Бриллиантовая рука" - история съемок в Баку] // trend.az. — 30 января 2013.

Литература

  • Ахундов Д. А. Мечеть в комплексе Дворца ширваншахов в Баку // Памятники архитектуры Азербайджана : Сборник материалов. — Баку: Азернешр, 1950.
  • Ашурбейли С. Б. История города Баку. Период средневековья. — Б.: Азернешр, 1992. — 408 с. — ISBN 5-552-00479-5.
  • Бретаницкий Л. С. Баку. — Ленинград-Москва: Искусство, 1970. — 245 с.
  • Бретаницкий Л. С. Зодчество Азербайджана XII-XV вв. и его место в архитектуре Переднего Востока. — Наука, Главная редакция восточной литературы, 1966. — 556 с.
  • Бретаницкий Л. С., Веймарн Б. В. Искусство Азербайджана IV — XVIII веков / Редактор И. А. Шкирич. — Москва: Искусство, 1976. — 272 с.
  • Дадашев С. А., Усейнов М. А. Ансамбль дворца Ширваншахов в Баку. — Москва: Стройиздат, 1956. — 75 с.
  • Дадашев С. А., Усейнов М. А. Архитектурные памятники Баку. — М.: Издательство Академии архитектуры СССР, 1946.
  • Левиатов В. Н. Памятники азербайджанской культуры (Бакинский дворец ширваншахов). — Баку: Издательство Азербайджанского филиала Академии наук ССР, 1944. — 52 с.
  • Мамед-заде К. М. Строительное искусство Азербайджана (с древнейших времён до XIX века) / Научный редактор aкадемик АН Азерб. ССР А. В. Саламзаде. — Баку: Элм, 1983.
  • Щеблыкин И. П. Краткий очерк истории дворца Ширваншахов в Баку. — Баку: Издательство АзФАН, 1939. — 43 с.
  • Пахомов Е. А. Бакинский дворец ширваншахов // Путь школы : журнал. — Баку: Издательство БОНО, 1924. — № 3.

Ссылки

  • [whc.unesco.org/en/list/958 Walled City of Baku with the Shirvanshah's Palace and Maiden Tower] (англ.). Официальный сайт ЮНЕСКО. (2000). [www.webcitation.org/66LOy9fX7 Архивировано из первоисточника 22 марта 2012].


Отрывок, характеризующий Дворец ширваншахов

Все дома Можайска были заняты постоем войск, и на постоялом дворе, на котором Пьера встретили его берейтор и кучер, в горницах не было места: все было полно офицерами.
В Можайске и за Можайском везде стояли и шли войска. Казаки, пешие, конные солдаты, фуры, ящики, пушки виднелись со всех сторон. Пьер торопился скорее ехать вперед, и чем дальше он отъезжал от Москвы и чем глубже погружался в это море войск, тем больше им овладевала тревога беспокойства и не испытанное еще им новое радостное чувство. Это было чувство, подобное тому, которое он испытывал и в Слободском дворце во время приезда государя, – чувство необходимости предпринять что то и пожертвовать чем то. Он испытывал теперь приятное чувство сознания того, что все то, что составляет счастье людей, удобства жизни, богатство, даже самая жизнь, есть вздор, который приятно откинуть в сравнении с чем то… С чем, Пьер не мог себе дать отчета, да и ее старался уяснить себе, для кого и для чего он находит особенную прелесть пожертвовать всем. Его не занимало то, для чего он хочет жертвовать, но самое жертвование составляло для него новое радостное чувство.


24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)
Итак, Бородинское сражение произошло совсем не так, как (стараясь скрыть ошибки наших военачальников и вследствие того умаляя славу русского войска и народа) описывают его. Бородинское сражение не произошло на избранной и укрепленной позиции с несколько только слабейшими со стороны русских силами, а Бородинское сражение, вследствие потери Шевардинского редута, принято было русскими на открытой, почти не укрепленной местности с вдвое слабейшими силами против французов, то есть в таких условиях, в которых не только немыслимо было драться десять часов и сделать сражение нерешительным, но немыслимо было удержать в продолжение трех часов армию от совершенного разгрома и бегства.


25 го утром Пьер выезжал из Можайска. На спуске с огромной крутой и кривой горы, ведущей из города, мимо стоящего на горе направо собора, в котором шла служба и благовестили, Пьер вылез из экипажа и пошел пешком. За ним спускался на горе какой то конный полк с песельниками впереди. Навстречу ему поднимался поезд телег с раненными во вчерашнем деле. Возчики мужики, крича на лошадей и хлеща их кнутами, перебегали с одной стороны на другую. Телеги, на которых лежали и сидели по три и по четыре солдата раненых, прыгали по набросанным в виде мостовой камням на крутом подъеме. Раненые, обвязанные тряпками, бледные, с поджатыми губами и нахмуренными бровями, держась за грядки, прыгали и толкались в телегах. Все почти с наивным детским любопытством смотрели на белую шляпу и зеленый фрак Пьера.
Кучер Пьера сердито кричал на обоз раненых, чтобы они держали к одной. Кавалерийский полк с песнями, спускаясь с горы, надвинулся на дрожки Пьера и стеснил дорогу. Пьер остановился, прижавшись к краю скопанной в горе дороги. Из за откоса горы солнце не доставало в углубление дороги, тут было холодно, сыро; над головой Пьера было яркое августовское утро, и весело разносился трезвон. Одна подвода с ранеными остановилась у края дороги подле самого Пьера. Возчик в лаптях, запыхавшись, подбежал к своей телеге, подсунул камень под задние нешиненые колеса и стал оправлять шлею на своей ставшей лошаденке.
Один раненый старый солдат с подвязанной рукой, шедший за телегой, взялся за нее здоровой рукой и оглянулся на Пьера.
– Что ж, землячок, тут положат нас, что ль? Али до Москвы? – сказал он.
Пьер так задумался, что не расслышал вопроса. Он смотрел то на кавалерийский, повстречавшийся теперь с поездом раненых полк, то на ту телегу, у которой он стоял и на которой сидели двое раненых и лежал один, и ему казалось, что тут, в них, заключается разрешение занимавшего его вопроса. Один из сидевших на телеге солдат был, вероятно, ранен в щеку. Вся голова его была обвязана тряпками, и одна щека раздулась с детскую голову. Рот и нос у него были на сторону. Этот солдат глядел на собор и крестился. Другой, молодой мальчик, рекрут, белокурый и белый, как бы совершенно без крови в тонком лице, с остановившейся доброй улыбкой смотрел на Пьера; третий лежал ничком, и лица его не было видно. Кавалеристы песельники проходили над самой телегой.
– Ах запропала… да ежова голова…
– Да на чужой стороне живучи… – выделывали они плясовую солдатскую песню. Как бы вторя им, но в другом роде веселья, перебивались в вышине металлические звуки трезвона. И, еще в другом роде веселья, обливали вершину противоположного откоса жаркие лучи солнца. Но под откосом, у телеги с ранеными, подле запыхавшейся лошаденки, у которой стоял Пьер, было сыро, пасмурно и грустно.
Солдат с распухшей щекой сердито глядел на песельников кавалеристов.
– Ох, щегольки! – проговорил он укоризненно.
– Нынче не то что солдат, а и мужичков видал! Мужичков и тех гонят, – сказал с грустной улыбкой солдат, стоявший за телегой и обращаясь к Пьеру. – Нынче не разбирают… Всем народом навалиться хотят, одью слово – Москва. Один конец сделать хотят. – Несмотря на неясность слов солдата, Пьер понял все то, что он хотел сказать, и одобрительно кивнул головой.
Дорога расчистилась, и Пьер сошел под гору и поехал дальше.
Пьер ехал, оглядываясь по обе стороны дороги, отыскивая знакомые лица и везде встречая только незнакомые военные лица разных родов войск, одинаково с удивлением смотревшие на его белую шляпу и зеленый фрак.
Проехав версты четыре, он встретил первого знакомого и радостно обратился к нему. Знакомый этот был один из начальствующих докторов в армии. Он в бричке ехал навстречу Пьеру, сидя рядом с молодым доктором, и, узнав Пьера, остановил своего казака, сидевшего на козлах вместо кучера.
– Граф! Ваше сиятельство, вы как тут? – спросил доктор.
– Да вот хотелось посмотреть…
– Да, да, будет что посмотреть…
Пьер слез и, остановившись, разговорился с доктором, объясняя ему свое намерение участвовать в сражении.
Доктор посоветовал Безухову прямо обратиться к светлейшему.
– Что же вам бог знает где находиться во время сражения, в безызвестности, – сказал он, переглянувшись с своим молодым товарищем, – а светлейший все таки знает вас и примет милостиво. Так, батюшка, и сделайте, – сказал доктор.
Доктор казался усталым и спешащим.
– Так вы думаете… А я еще хотел спросить вас, где же самая позиция? – сказал Пьер.
– Позиция? – сказал доктор. – Уж это не по моей части. Проедете Татаринову, там что то много копают. Там на курган войдете: оттуда видно, – сказал доктор.
– И видно оттуда?.. Ежели бы вы…
Но доктор перебил его и подвинулся к бричке.
– Я бы вас проводил, да, ей богу, – вот (доктор показал на горло) скачу к корпусному командиру. Ведь у нас как?.. Вы знаете, граф, завтра сражение: на сто тысяч войска малым числом двадцать тысяч раненых считать надо; а у нас ни носилок, ни коек, ни фельдшеров, ни лекарей на шесть тысяч нет. Десять тысяч телег есть, да ведь нужно и другое; как хочешь, так и делай.
Та странная мысль, что из числа тех тысяч людей живых, здоровых, молодых и старых, которые с веселым удивлением смотрели на его шляпу, было, наверное, двадцать тысяч обреченных на раны и смерть (может быть, те самые, которых он видел), – поразила Пьера.
Они, может быть, умрут завтра, зачем они думают о чем нибудь другом, кроме смерти? И ему вдруг по какой то тайной связи мыслей живо представился спуск с Можайской горы, телеги с ранеными, трезвон, косые лучи солнца и песня кавалеристов.
«Кавалеристы идут на сраженье, и встречают раненых, и ни на минуту не задумываются над тем, что их ждет, а идут мимо и подмигивают раненым. А из этих всех двадцать тысяч обречены на смерть, а они удивляются на мою шляпу! Странно!» – думал Пьер, направляясь дальше к Татариновой.
У помещичьего дома, на левой стороне дороги, стояли экипажи, фургоны, толпы денщиков и часовые. Тут стоял светлейший. Но в то время, как приехал Пьер, его не было, и почти никого не было из штабных. Все были на молебствии. Пьер поехал вперед к Горкам.
Въехав на гору и выехав в небольшую улицу деревни, Пьер увидал в первый раз мужиков ополченцев с крестами на шапках и в белых рубашках, которые с громким говором и хохотом, оживленные и потные, что то работали направо от дороги, на огромном кургане, обросшем травою.
Одни из них копали лопатами гору, другие возили по доскам землю в тачках, третьи стояли, ничего не делая.
Два офицера стояли на кургане, распоряжаясь ими. Увидав этих мужиков, очевидно, забавляющихся еще своим новым, военным положением, Пьер опять вспомнил раненых солдат в Можайске, и ему понятно стало то, что хотел выразить солдат, говоривший о том, что всем народом навалиться хотят. Вид этих работающих на поле сражения бородатых мужиков с их странными неуклюжими сапогами, с их потными шеями и кое у кого расстегнутыми косыми воротами рубах, из под которых виднелись загорелые кости ключиц, подействовал на Пьера сильнее всего того, что он видел и слышал до сих пор о торжественности и значительности настоящей минуты.


Пьер вышел из экипажа и мимо работающих ополченцев взошел на тот курган, с которого, как сказал ему доктор, было видно поле сражения.
Было часов одиннадцать утра. Солнце стояло несколько влево и сзади Пьера и ярко освещало сквозь чистый, редкий воздух огромную, амфитеатром по поднимающейся местности открывшуюся перед ним панораму.
Вверх и влево по этому амфитеатру, разрезывая его, вилась большая Смоленская дорога, шедшая через село с белой церковью, лежавшее в пятистах шагах впереди кургана и ниже его (это было Бородино). Дорога переходила под деревней через мост и через спуски и подъемы вилась все выше и выше к видневшемуся верст за шесть селению Валуеву (в нем стоял теперь Наполеон). За Валуевым дорога скрывалась в желтевшем лесу на горизонте. В лесу этом, березовом и еловом, вправо от направления дороги, блестел на солнце дальний крест и колокольня Колоцкого монастыря. По всей этой синей дали, вправо и влево от леса и дороги, в разных местах виднелись дымящиеся костры и неопределенные массы войск наших и неприятельских. Направо, по течению рек Колочи и Москвы, местность была ущелиста и гориста. Между ущельями их вдали виднелись деревни Беззубово, Захарьино. Налево местность была ровнее, были поля с хлебом, и виднелась одна дымящаяся, сожженная деревня – Семеновская.
Все, что видел Пьер направо и налево, было так неопределенно, что ни левая, ни правая сторона поля не удовлетворяла вполне его представлению. Везде было не доле сражения, которое он ожидал видеть, а поля, поляны, войска, леса, дымы костров, деревни, курганы, ручьи; и сколько ни разбирал Пьер, он в этой живой местности не мог найти позиции и не мог даже отличить ваших войск от неприятельских.
«Надо спросить у знающего», – подумал он и обратился к офицеру, с любопытством смотревшему на его невоенную огромную фигуру.
– Позвольте спросить, – обратился Пьер к офицеру, – это какая деревня впереди?
– Бурдино или как? – сказал офицер, с вопросом обращаясь к своему товарищу.
– Бородино, – поправляя, отвечал другой.
Офицер, видимо, довольный случаем поговорить, подвинулся к Пьеру.
– Там наши? – спросил Пьер.
– Да, а вон подальше и французы, – сказал офицер. – Вон они, вон видны.
– Где? где? – спросил Пьер.
– Простым глазом видно. Да вот, вот! – Офицер показал рукой на дымы, видневшиеся влево за рекой, и на лице его показалось то строгое и серьезное выражение, которое Пьер видел на многих лицах, встречавшихся ему.
– Ах, это французы! А там?.. – Пьер показал влево на курган, около которого виднелись войска.
– Это наши.
– Ах, наши! А там?.. – Пьер показал на другой далекий курган с большим деревом, подле деревни, видневшейся в ущелье, у которой тоже дымились костры и чернелось что то.
– Это опять он, – сказал офицер. (Это был Шевардинский редут.) – Вчера было наше, а теперь его.
– Так как же наша позиция?
– Позиция? – сказал офицер с улыбкой удовольствия. – Я это могу рассказать вам ясно, потому что я почти все укрепления наши строил. Вот, видите ли, центр наш в Бородине, вот тут. – Он указал на деревню с белой церковью, бывшей впереди. – Тут переправа через Колочу. Вот тут, видите, где еще в низочке ряды скошенного сена лежат, вот тут и мост. Это наш центр. Правый фланг наш вот где (он указал круто направо, далеко в ущелье), там Москва река, и там мы три редута построили очень сильные. Левый фланг… – и тут офицер остановился. – Видите ли, это трудно вам объяснить… Вчера левый фланг наш был вот там, в Шевардине, вон, видите, где дуб; а теперь мы отнесли назад левое крыло, теперь вон, вон – видите деревню и дым? – это Семеновское, да вот здесь, – он указал на курган Раевского. – Только вряд ли будет тут сраженье. Что он перевел сюда войска, это обман; он, верно, обойдет справа от Москвы. Ну, да где бы ни было, многих завтра не досчитаемся! – сказал офицер.
Старый унтер офицер, подошедший к офицеру во время его рассказа, молча ожидал конца речи своего начальника; но в этом месте он, очевидно, недовольный словами офицера, перебил его.
– За турами ехать надо, – сказал он строго.
Офицер как будто смутился, как будто он понял, что можно думать о том, сколь многих не досчитаются завтра, но не следует говорить об этом.
– Ну да, посылай третью роту опять, – поспешно сказал офицер.
– А вы кто же, не из докторов?
– Нет, я так, – отвечал Пьер. И Пьер пошел под гору опять мимо ополченцев.
– Ах, проклятые! – проговорил следовавший за ним офицер, зажимая нос и пробегая мимо работающих.
– Вон они!.. Несут, идут… Вон они… сейчас войдут… – послышались вдруг голоса, и офицеры, солдаты и ополченцы побежали вперед по дороге.
Из под горы от Бородина поднималось церковное шествие. Впереди всех по пыльной дороге стройно шла пехота с снятыми киверами и ружьями, опущенными книзу. Позади пехоты слышалось церковное пение.
Обгоняя Пьера, без шапок бежали навстречу идущим солдаты и ополченцы.
– Матушку несут! Заступницу!.. Иверскую!..
– Смоленскую матушку, – поправил другой.
Ополченцы – и те, которые были в деревне, и те, которые работали на батарее, – побросав лопаты, побежали навстречу церковному шествию. За батальоном, шедшим по пыльной дороге, шли в ризах священники, один старичок в клобуке с причтом и певчпми. За ними солдаты и офицеры несли большую, с черным ликом в окладе, икону. Это была икона, вывезенная из Смоленска и с того времени возимая за армией. За иконой, кругом ее, впереди ее, со всех сторон шли, бежали и кланялись в землю с обнаженными головами толпы военных.
Взойдя на гору, икона остановилась; державшие на полотенцах икону люди переменились, дьячки зажгли вновь кадила, и начался молебен. Жаркие лучи солнца били отвесно сверху; слабый, свежий ветерок играл волосами открытых голов и лентами, которыми была убрана икона; пение негромко раздавалось под открытым небом. Огромная толпа с открытыми головами офицеров, солдат, ополченцев окружала икону. Позади священника и дьячка, на очищенном месте, стояли чиновные люди. Один плешивый генерал с Георгием на шее стоял прямо за спиной священника и, не крестясь (очевидно, пемец), терпеливо дожидался конца молебна, который он считал нужным выслушать, вероятно, для возбуждения патриотизма русского народа. Другой генерал стоял в воинственной позе и потряхивал рукой перед грудью, оглядываясь вокруг себя. Между этим чиновным кружком Пьер, стоявший в толпе мужиков, узнал некоторых знакомых; но он не смотрел на них: все внимание его было поглощено серьезным выражением лиц в этой толпе солдат и оиолченцев, однообразно жадно смотревших на икону. Как только уставшие дьячки (певшие двадцатый молебен) начинали лениво и привычно петь: «Спаси от бед рабы твоя, богородице», и священник и дьякон подхватывали: «Яко вси по бозе к тебе прибегаем, яко нерушимой стене и предстательству», – на всех лицах вспыхивало опять то же выражение сознания торжественности наступающей минуты, которое он видел под горой в Можайске и урывками на многих и многих лицах, встреченных им в это утро; и чаще опускались головы, встряхивались волоса и слышались вздохи и удары крестов по грудям.
Толпа, окружавшая икону, вдруг раскрылась и надавила Пьера. Кто то, вероятно, очень важное лицо, судя по поспешности, с которой перед ним сторонились, подходил к иконе.
Это был Кутузов, объезжавший позицию. Он, возвращаясь к Татариновой, подошел к молебну. Пьер тотчас же узнал Кутузова по его особенной, отличавшейся от всех фигуре.
В длинном сюртуке на огромном толщиной теле, с сутуловатой спиной, с открытой белой головой и с вытекшим, белым глазом на оплывшем лице, Кутузов вошел своей ныряющей, раскачивающейся походкой в круг и остановился позади священника. Он перекрестился привычным жестом, достал рукой до земли и, тяжело вздохнув, опустил свою седую голову. За Кутузовым был Бенигсен и свита. Несмотря на присутствие главнокомандующего, обратившего на себя внимание всех высших чинов, ополченцы и солдаты, не глядя на него, продолжали молиться.
Когда кончился молебен, Кутузов подошел к иконе, тяжело опустился на колена, кланяясь в землю, и долго пытался и не мог встать от тяжести и слабости. Седая голова его подергивалась от усилий. Наконец он встал и с детски наивным вытягиванием губ приложился к иконе и опять поклонился, дотронувшись рукой до земли. Генералитет последовал его примеру; потом офицеры, и за ними, давя друг друга, топчась, пыхтя и толкаясь, с взволнованными лицами, полезли солдаты и ополченцы.


Покачиваясь от давки, охватившей его, Пьер оглядывался вокруг себя.
– Граф, Петр Кирилыч! Вы как здесь? – сказал чей то голос. Пьер оглянулся.
Борис Друбецкой, обчищая рукой коленки, которые он запачкал (вероятно, тоже прикладываясь к иконе), улыбаясь подходил к Пьеру. Борис был одет элегантно, с оттенком походной воинственности. На нем был длинный сюртук и плеть через плечо, так же, как у Кутузова.
Кутузов между тем подошел к деревне и сел в тени ближайшего дома на лавку, которую бегом принес один казак, а другой поспешно покрыл ковриком. Огромная блестящая свита окружила главнокомандующего.
Икона тронулась дальше, сопутствуемая толпой. Пьер шагах в тридцати от Кутузова остановился, разговаривая с Борисом.
Пьер объяснил свое намерение участвовать в сражении и осмотреть позицию.
– Вот как сделайте, – сказал Борис. – Je vous ferai les honneurs du camp. [Я вас буду угощать лагерем.] Лучше всего вы увидите все оттуда, где будет граф Бенигсен. Я ведь при нем состою. Я ему доложу. А если хотите объехать позицию, то поедемте с нами: мы сейчас едем на левый фланг. А потом вернемся, и милости прошу у меня ночевать, и партию составим. Вы ведь знакомы с Дмитрием Сергеичем? Он вот тут стоит, – он указал третий дом в Горках.
– Но мне бы хотелось видеть правый фланг; говорят, он очень силен, – сказал Пьер. – Я бы хотел проехать от Москвы реки и всю позицию.
– Ну, это после можете, а главный – левый фланг…
– Да, да. А где полк князя Болконского, не можете вы указать мне? – спросил Пьер.
– Андрея Николаевича? мы мимо проедем, я вас проведу к нему.
– Что ж левый фланг? – спросил Пьер.
– По правде вам сказать, entre nous, [между нами,] левый фланг наш бог знает в каком положении, – сказал Борис, доверчиво понижая голос, – граф Бенигсен совсем не то предполагал. Он предполагал укрепить вон тот курган, совсем не так… но, – Борис пожал плечами. – Светлейший не захотел, или ему наговорили. Ведь… – И Борис не договорил, потому что в это время к Пьеру подошел Кайсаров, адъютант Кутузова. – А! Паисий Сергеич, – сказал Борис, с свободной улыбкой обращаясь к Кайсарову, – А я вот стараюсь объяснить графу позицию. Удивительно, как мог светлейший так верно угадать замыслы французов!
– Вы про левый фланг? – сказал Кайсаров.
– Да, да, именно. Левый фланг наш теперь очень, очень силен.
Несмотря на то, что Кутузов выгонял всех лишних из штаба, Борис после перемен, произведенных Кутузовым, сумел удержаться при главной квартире. Борис пристроился к графу Бенигсену. Граф Бенигсен, как и все люди, при которых находился Борис, считал молодого князя Друбецкого неоцененным человеком.
В начальствовании армией были две резкие, определенные партии: партия Кутузова и партия Бенигсена, начальника штаба. Борис находился при этой последней партии, и никто так, как он, не умел, воздавая раболепное уважение Кутузову, давать чувствовать, что старик плох и что все дело ведется Бенигсеном. Теперь наступила решительная минута сражения, которая должна была или уничтожить Кутузова и передать власть Бенигсену, или, ежели бы даже Кутузов выиграл сражение, дать почувствовать, что все сделано Бенигсеном. Во всяком случае, за завтрашний день должны были быть розданы большие награды и выдвинуты вперед новые люди. И вследствие этого Борис находился в раздраженном оживлении весь этот день.
За Кайсаровым к Пьеру еще подошли другие из его знакомых, и он не успевал отвечать на расспросы о Москве, которыми они засыпали его, и не успевал выслушивать рассказов, которые ему делали. На всех лицах выражались оживление и тревога. Но Пьеру казалось, что причина возбуждения, выражавшегося на некоторых из этих лиц, лежала больше в вопросах личного успеха, и у него не выходило из головы то другое выражение возбуждения, которое он видел на других лицах и которое говорило о вопросах не личных, а общих, вопросах жизни и смерти. Кутузов заметил фигуру Пьера и группу, собравшуюся около него.
– Позовите его ко мне, – сказал Кутузов. Адъютант передал желание светлейшего, и Пьер направился к скамейке. Но еще прежде него к Кутузову подошел рядовой ополченец. Это был Долохов.
– Этот как тут? – спросил Пьер.
– Это такая бестия, везде пролезет! – отвечали Пьеру. – Ведь он разжалован. Теперь ему выскочить надо. Какие то проекты подавал и в цепь неприятельскую ночью лазил… но молодец!..
Пьер, сняв шляпу, почтительно наклонился перед Кутузовым.
– Я решил, что, ежели я доложу вашей светлости, вы можете прогнать меня или сказать, что вам известно то, что я докладываю, и тогда меня не убудет… – говорил Долохов.
– Так, так.
– А ежели я прав, то я принесу пользу отечеству, для которого я готов умереть.
– Так… так…
– И ежели вашей светлости понадобится человек, который бы не жалел своей шкуры, то извольте вспомнить обо мне… Может быть, я пригожусь вашей светлости.
– Так… так… – повторил Кутузов, смеющимся, суживающимся глазом глядя на Пьера.
В это время Борис, с своей придворной ловкостью, выдвинулся рядом с Пьером в близость начальства и с самым естественным видом и не громко, как бы продолжая начатый разговор, сказал Пьеру:
– Ополченцы – те прямо надели чистые, белые рубахи, чтобы приготовиться к смерти. Какое геройство, граф!
Борис сказал это Пьеру, очевидно, для того, чтобы быть услышанным светлейшим. Он знал, что Кутузов обратит внимание на эти слова, и действительно светлейший обратился к нему:
– Ты что говоришь про ополченье? – сказал он Борису.
– Они, ваша светлость, готовясь к завтрашнему дню, к смерти, надели белые рубахи.
– А!.. Чудесный, бесподобный народ! – сказал Кутузов и, закрыв глаза, покачал головой. – Бесподобный народ! – повторил он со вздохом.
– Хотите пороху понюхать? – сказал он Пьеру. – Да, приятный запах. Имею честь быть обожателем супруги вашей, здорова она? Мой привал к вашим услугам. – И, как это часто бывает с старыми людьми, Кутузов стал рассеянно оглядываться, как будто забыв все, что ему нужно было сказать или сделать.
Очевидно, вспомнив то, что он искал, он подманил к себе Андрея Сергеича Кайсарова, брата своего адъютанта.
– Как, как, как стихи то Марина, как стихи, как? Что на Геракова написал: «Будешь в корпусе учитель… Скажи, скажи, – заговорил Кутузов, очевидно, собираясь посмеяться. Кайсаров прочел… Кутузов, улыбаясь, кивал головой в такт стихов.
Когда Пьер отошел от Кутузова, Долохов, подвинувшись к нему, взял его за руку.
– Очень рад встретить вас здесь, граф, – сказал он ему громко и не стесняясь присутствием посторонних, с особенной решительностью и торжественностью. – Накануне дня, в который бог знает кому из нас суждено остаться в живых, я рад случаю сказать вам, что я жалею о тех недоразумениях, которые были между нами, и желал бы, чтобы вы не имели против меня ничего. Прошу вас простить меня.
Пьер, улыбаясь, глядел на Долохова, не зная, что сказать ему. Долохов со слезами, выступившими ему на глаза, обнял и поцеловал Пьера.
Борис что то сказал своему генералу, и граф Бенигсен обратился к Пьеру и предложил ехать с собою вместе по линии.
– Вам это будет интересно, – сказал он.
– Да, очень интересно, – сказал Пьер.
Через полчаса Кутузов уехал в Татаринову, и Бенигсен со свитой, в числе которой был и Пьер, поехал по линии.


Бенигсен от Горок спустился по большой дороге к мосту, на который Пьеру указывал офицер с кургана как на центр позиции и у которого на берегу лежали ряды скошенной, пахнувшей сеном травы. Через мост они проехали в село Бородино, оттуда повернули влево и мимо огромного количества войск и пушек выехали к высокому кургану, на котором копали землю ополченцы. Это был редут, еще не имевший названия, потом получивший название редута Раевского, или курганной батареи.
Пьер не обратил особенного внимания на этот редут. Он не знал, что это место будет для него памятнее всех мест Бородинского поля. Потом они поехали через овраг к Семеновскому, в котором солдаты растаскивали последние бревна изб и овинов. Потом под гору и на гору они проехали вперед через поломанную, выбитую, как градом, рожь, по вновь проложенной артиллерией по колчам пашни дороге на флеши [род укрепления. (Примеч. Л.Н. Толстого.) ], тоже тогда еще копаемые.
Бенигсен остановился на флешах и стал смотреть вперед на (бывший еще вчера нашим) Шевардинский редут, на котором виднелось несколько всадников. Офицеры говорили, что там был Наполеон или Мюрат. И все жадно смотрели на эту кучку всадников. Пьер тоже смотрел туда, стараясь угадать, который из этих чуть видневшихся людей был Наполеон. Наконец всадники съехали с кургана и скрылись.
Бенигсен обратился к подошедшему к нему генералу и стал пояснять все положение наших войск. Пьер слушал слова Бенигсена, напрягая все свои умственные силы к тому, чтоб понять сущность предстоящего сражения, но с огорчением чувствовал, что умственные способности его для этого были недостаточны. Он ничего не понимал. Бенигсен перестал говорить, и заметив фигуру прислушивавшегося Пьера, сказал вдруг, обращаясь к нему:
– Вам, я думаю, неинтересно?
– Ах, напротив, очень интересно, – повторил Пьер не совсем правдиво.
С флеш они поехали еще левее дорогою, вьющеюся по частому, невысокому березовому лесу. В середине этого
леса выскочил перед ними на дорогу коричневый с белыми ногами заяц и, испуганный топотом большого количества лошадей, так растерялся, что долго прыгал по дороге впереди их, возбуждая общее внимание и смех, и, только когда в несколько голосов крикнули на него, бросился в сторону и скрылся в чаще. Проехав версты две по лесу, они выехали на поляну, на которой стояли войска корпуса Тучкова, долженствовавшего защищать левый фланг.
Здесь, на крайнем левом фланге, Бенигсен много и горячо говорил и сделал, как казалось Пьеру, важное в военном отношении распоряжение. Впереди расположения войск Тучкова находилось возвышение. Это возвышение не было занято войсками. Бенигсен громко критиковал эту ошибку, говоря, что было безумно оставить незанятою командующую местностью высоту и поставить войска под нею. Некоторые генералы выражали то же мнение. Один в особенности с воинской горячностью говорил о том, что их поставили тут на убой. Бенигсен приказал своим именем передвинуть войска на высоту.
Распоряжение это на левом фланге еще более заставило Пьера усумниться в его способности понять военное дело. Слушая Бенигсена и генералов, осуждавших положение войск под горою, Пьер вполне понимал их и разделял их мнение; но именно вследствие этого он не мог понять, каким образом мог тот, кто поставил их тут под горою, сделать такую очевидную и грубую ошибку.
Пьер не знал того, что войска эти были поставлены не для защиты позиции, как думал Бенигсен, а были поставлены в скрытое место для засады, то есть для того, чтобы быть незамеченными и вдруг ударить на подвигавшегося неприятеля. Бенигсен не знал этого и передвинул войска вперед по особенным соображениям, не сказав об этом главнокомандующему.


Князь Андрей в этот ясный августовский вечер 25 го числа лежал, облокотившись на руку, в разломанном сарае деревни Князькова, на краю расположения своего полка. В отверстие сломанной стены он смотрел на шедшую вдоль по забору полосу тридцатилетних берез с обрубленными нижними сучьями, на пашню с разбитыми на ней копнами овса и на кустарник, по которому виднелись дымы костров – солдатских кухонь.
Как ни тесна и никому не нужна и ни тяжка теперь казалась князю Андрею его жизнь, он так же, как и семь лет тому назад в Аустерлице накануне сражения, чувствовал себя взволнованным и раздраженным.
Приказания на завтрашнее сражение были отданы и получены им. Делать ему было больше нечего. Но мысли самые простые, ясные и потому страшные мысли не оставляли его в покое. Он знал, что завтрашнее сражение должно было быть самое страшное изо всех тех, в которых он участвовал, и возможность смерти в первый раз в его жизни, без всякого отношения к житейскому, без соображений о том, как она подействует на других, а только по отношению к нему самому, к его душе, с живостью, почти с достоверностью, просто и ужасно, представилась ему. И с высоты этого представления все, что прежде мучило и занимало его, вдруг осветилось холодным белым светом, без теней, без перспективы, без различия очертаний. Вся жизнь представилась ему волшебным фонарем, в который он долго смотрел сквозь стекло и при искусственном освещении. Теперь он увидал вдруг, без стекла, при ярком дневном свете, эти дурно намалеванные картины. «Да, да, вот они те волновавшие и восхищавшие и мучившие меня ложные образы, – говорил он себе, перебирая в своем воображении главные картины своего волшебного фонаря жизни, глядя теперь на них при этом холодном белом свете дня – ясной мысли о смерти. – Вот они, эти грубо намалеванные фигуры, которые представлялись чем то прекрасным и таинственным. Слава, общественное благо, любовь к женщине, самое отечество – как велики казались мне эти картины, какого глубокого смысла казались они исполненными! И все это так просто, бледно и грубо при холодном белом свете того утра, которое, я чувствую, поднимается для меня». Три главные горя его жизни в особенности останавливали его внимание. Его любовь к женщине, смерть его отца и французское нашествие, захватившее половину России. «Любовь!.. Эта девочка, мне казавшаяся преисполненною таинственных сил. Как же я любил ее! я делал поэтические планы о любви, о счастии с нею. О милый мальчик! – с злостью вслух проговорил он. – Как же! я верил в какую то идеальную любовь, которая должна была мне сохранить ее верность за целый год моего отсутствия! Как нежный голубок басни, она должна была зачахнуть в разлуке со мной. А все это гораздо проще… Все это ужасно просто, гадко!
Отец тоже строил в Лысых Горах и думал, что это его место, его земля, его воздух, его мужики; а пришел Наполеон и, не зная об его существовании, как щепку с дороги, столкнул его, и развалились его Лысые Горы и вся его жизнь. А княжна Марья говорит, что это испытание, посланное свыше. Для чего же испытание, когда его уже нет и не будет? никогда больше не будет! Его нет! Так кому же это испытание? Отечество, погибель Москвы! А завтра меня убьет – и не француз даже, а свой, как вчера разрядил солдат ружье около моего уха, и придут французы, возьмут меня за ноги и за голову и швырнут в яму, чтоб я не вонял им под носом, и сложатся новые условия жизни, которые будут также привычны для других, и я не буду знать про них, и меня не будет».
Он поглядел на полосу берез с их неподвижной желтизной, зеленью и белой корой, блестящих на солнце. «Умереть, чтобы меня убили завтра, чтобы меня не было… чтобы все это было, а меня бы не было». Он живо представил себе отсутствие себя в этой жизни. И эти березы с их светом и тенью, и эти курчавые облака, и этот дым костров – все вокруг преобразилось для него и показалось чем то страшным и угрожающим. Мороз пробежал по его спине. Быстро встав, он вышел из сарая и стал ходить.
За сараем послышались голоса.
– Кто там? – окликнул князь Андрей.
Красноносый капитан Тимохин, бывший ротный командир Долохова, теперь, за убылью офицеров, батальонный командир, робко вошел в сарай. За ним вошли адъютант и казначей полка.
Князь Андрей поспешно встал, выслушал то, что по службе имели передать ему офицеры, передал им еще некоторые приказания и сбирался отпустить их, когда из за сарая послышался знакомый, пришепетывающий голос.
– Que diable! [Черт возьми!] – сказал голос человека, стукнувшегося обо что то.
Князь Андрей, выглянув из сарая, увидал подходящего к нему Пьера, который споткнулся на лежавшую жердь и чуть не упал. Князю Андрею вообще неприятно было видеть людей из своего мира, в особенности же Пьера, который напоминал ему все те тяжелые минуты, которые он пережил в последний приезд в Москву.
– А, вот как! – сказал он. – Какими судьбами? Вот не ждал.
В то время как он говорил это, в глазах его и выражении всего лица было больше чем сухость – была враждебность, которую тотчас же заметил Пьер. Он подходил к сараю в самом оживленном состоянии духа, но, увидав выражение лица князя Андрея, он почувствовал себя стесненным и неловким.
– Я приехал… так… знаете… приехал… мне интересно, – сказал Пьер, уже столько раз в этот день бессмысленно повторявший это слово «интересно». – Я хотел видеть сражение.
– Да, да, а братья масоны что говорят о войне? Как предотвратить ее? – сказал князь Андрей насмешливо. – Ну что Москва? Что мои? Приехали ли наконец в Москву? – спросил он серьезно.
– Приехали. Жюли Друбецкая говорила мне. Я поехал к ним и не застал. Они уехали в подмосковную.


Офицеры хотели откланяться, но князь Андрей, как будто не желая оставаться с глазу на глаз с своим другом, предложил им посидеть и напиться чаю. Подали скамейки и чай. Офицеры не без удивления смотрели на толстую, громадную фигуру Пьера и слушали его рассказы о Москве и о расположении наших войск, которые ему удалось объездить. Князь Андрей молчал, и лицо его так было неприятно, что Пьер обращался более к добродушному батальонному командиру Тимохину, чем к Болконскому.
– Так ты понял все расположение войск? – перебил его князь Андрей.
– Да, то есть как? – сказал Пьер. – Как невоенный человек, я не могу сказать, чтобы вполне, но все таки понял общее расположение.