Дворец Юсуповых на Садовой улице

Достопримечательность

Дворец Юсуповых на Садовой улице

Юсу́повский дворе́ц на Садовой улице, 50-а и на Фонтанке, 115 в Санкт-Петербурге — бывший дворец князей Юсуповых. С 1 ноября 1810 года — первое здание Института Корпуса инженеров путей сообщения. Ныне его занимает Институт инженеров путей сообщения. Не путать с одноимённым дворцом на Мойке.

Усадьба князя Б. Г. Юсупова на реке Фонтанке в середине XVIII века была одной из богатейших в городе. На участке существовал роскошный барочный дворец, в плане представлявший собой сильно распластанную букву Н. Здание на высоких погребах представляло собой сочетание центрального двухэтажного объёма и одноэтажных поперечных ему крыльев, соединенных одноэтажными же корпусами. От реки усадьбу отделяла трельяжная решетка. По сторонам средней подъездной аллеи, ведущей от дворца к Садовой улице, располагалось по большому боскету, центры которых отмечали пруды фигурных очертаний, соединённые между собой каналом. Через канал по центральной оси комплекса переброшен мост. От прудов к граням и углам боскетов вели дополнительные окаймленные стриженной зеленью дорожки. Парк немного не доходил до Садовой улицы, и подъездная аллея проходила между строений небольших усадеб, обращённых к улице, принадлежавших другим владельцам. У Фонтанки перед Г-образной в плане оранжереей существовал небольшой партерный садик с беседками. Единственное известное сегодня изображение дворца того периода сохранилось на аксонометрическом плане де Сент-Илера.

В связи с прокладкой сквозной набережной и завершением благоустройства берегов Фонтанки дворец в 1790-х гг. перестраивается для князя Николая Борисовича Юсупова архитектором Джакомо Кваренги. При этом зодчий сохранил основные объемные членения здания (повышенный центр и более низкие крылья), но полностью сменил в духе времени декоративное решение фасадов и интерьеров, получивших в результате классицистическое оформление. Со стороны реки архитектор возвел дополнительные службы и организовал новый замкнутый парадный двор с въездом с набережной. Вместо двух фигурных крылец он соорудил по центру фасада открытый тамбур с ведущим к нему пандусом. Угловые ризалиты стянуты с повышенным средним лоджиями, украшенными тосканскими колоннами. Противоположный садовый фасад украсился шестиколонным портиком на террасе в уровне первого этажа с ведущей к нему широкой одномаршевой лестницей. Парк перепланировали в пейзажном стиле, изменив очертания береговой линии прудов на свободные и насыпав искусственный островок. На участке бывшей оранжереи Кваренги предусматривал строительство небольшого павильона с обращенной к Фонтанке открытой полуциркульной нишей, маленьким кабинетцем и залом со стороны сада, отделённого от остальной территории усадьбы оградой.

В 1836—1840 гг. была изготовлена решётка, которая ограждает здание и прилегающий к нему сад со стороны Садовой улицы; её создали инженеры К. Кольман и В. Р. Трофимович.

Примечания

Культурное наследие Российской Федерации, объект № 7810119000

Отрывок, характеризующий Дворец Юсуповых на Садовой улице

– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.