Дворец княгини Любицы

Дворец княгини Любицы (серб. Конак кнегиње Љубице) — бывшая резиденция супруги князя Mилоша Обреновича княгини Любицы и её сыновей площадью 1400 м². Находится в центре Белграда на улице Князя Сима Марковича, д.8.

История

Конак (дворец) Княгини Любицы находится в одном из старейших районов Белграда, на углу улиц Кнеза Симе Марковића и Краља Петра, бывших Богојавленска и Дубровачка. Напротив нынешней Соборной церкви когда-то стоял старый княжеский дворец, подходивший чуть ли не вплотную к нынешнему зданию Патриархии и саду нынешнего Конака княгини Любицы. В старом дворце до 1829 года жил князь Милош с семьей, но здание было таким ветхим, что решено было его снести и построить новое. Новый дворец или конак, как его назвали в период строительства, должен был стать гораздо больше и красивее старого, чтобы показать возросшую экономическую силу и власть князя Милоша Обреновича после султанского хатт-и-шерифа (декрета) 1830 г., определившего автономию Сербии.

Конак княгини Любицы один из наиболее ярких из сохранившихся до нашего времени примеров городской архитектуры первой половины XIX века в Белграде. Он строился с 1829 по 1830 гг. По замыслу князя Милоша, дворец должен служить апартаментами для его семьи — княгини Любицы и сыновей Милана и Михаила, которые впоследствии правили в Сербии, и быть местом для приема высоких гостей. Строительством руководил пионер сербского домостроения Хаджи Никола Живкович, которому принадлежит и идейное решение этого здания.

Князь Милош пригласил Живковича из Водена, так как в Белграде, где долгое время ничего не строилось, профессиональных подрядчиков просто не нашлось. В дальнейшем он руководил всеми строительными работами в обновленной Сербии в течение первого срока правления князя Милоша.

Закладка фундамента началась в июле 1829 г., а строительство полностью закончилось поздней осенью 1830 г. В письме мужу от 22 ноября 1830 г. княгиня Любица сообщала ему о том, что они «благополучно переехали в новый конак». Позже (1836) в крыле второго этажа, где находились покои княгини Любицы, оборудован хамам (турецкая баня).

Позиция

Конак княгини Любицы находится в центре большого сада, первоначально обнесенного высоким кирпичным забором, как все объекты такого типа в то время.

Во двор перед дворцом можно было попасть через высокие ворота для экипажет. Задний двор с садом выходит на Косанчићев венац. Главный фасад с эркером диванханы по центру развернут в сторону реки Савы.

Архитектура

План конака представляет собой соразмерно большой прямоугольник, Здание трехуровневое — подземный уровень, первый и второй этажи. Подземный уровень из камня со сводами, а первый и второй этажи построены классическим методом кирпичной кладки и методом «бондрук», то есть двойного деревянного каркаса, заполненного необожженным кирпичом. В центре четырёхскатной крыши, покрытой черепицей, находится восьмигранный купол и восемь дымоходов.

Здание конака имеет все характеристики городских домов сербско-балканского стиля. Первый и второй этажи имеют центральные холлы, из которых попадаешь в другие помещения. Эта традиционная восточная концепция расположение внутренних помещений заимствована у более ранних закрытых внутренних дворов. На каждом этаже дома находится по одной диванхане, выполнявшей роль салона для приемов. Диванхана первого этажа поднята над уровнем пола остального пространства на высоту двух ступенек. Огорожена четырьмя деревянными столбиками, поддерживающими парапет. Рядом находится широкая лестница, ведущая в задний двор и сад. Вход в дом со стороны двора шире, чем вход с улицы.

Диванхана на втором этаже меньше по размерам, ограничена боковыми стенами, а в центре имеет только два столбика. Дощатые полы всех помещений второго этажа имеют один уровень. И эта диванхана обращена в сторону улицы.

Концептуально пространство Конака княгини Любицы опирается на восточную строительную традицию, однако уже тогда можно было почувствовать переломный момент в городской архитектуре. На внешнем виде и декоративных элементах фадаса дворца сказалось некоторое влияния европейской архитектуры. Оно заметно в рельефе фасада, более сложном четырёхскатном решении кровли, форме дымоходов и купола, а также в декоративных архитектурных деталях фасада — пилястрах, арочных оконных парапетах, рельефный наличниках, фасонных каркасах и в некоторых деталях интерьера. Например, эркеры в то время, как правило имели прямоугольную форму, однако здесь в плане они полукружной формы.

Развитие дворец

Одно из первых упоминаний о Конаке княгини Любицы содержится в записях писателя-путешественника Отто Дубислава Пирха(1829): «Одна малая часть Белграда отличается от остальных и находится на юго-западном крае главной улицы верхнего посада. (…) Пусть это не самое высокое, но по форме — самое красивое из всех здание, которые я видел в Сербии. Новый дворец отличался от обычных частных домов и содержит элементы, которые ставят его (…) в один ряд с известными резиденциями великих пашей и богатых бегов».

Несмотря на то, что княгиня Любица была скромной женщиной, ей хотелось организовать жизнь во дворце на высоком уровне. В сохранившейся переписке между княгиней и князем Милошем есть письмо от 1 января 1831 года, в котором она просит мужа «…для слуг дворца купить красных носков». Можно предположить, что ответ князя был отрицательным, потому что в своем другом письме от 24 января княгиня пишет, что она «может угощать гостей сама, без слуг».

В период первого правительства князя Милоша в Конаке княгини Любицы находилась главное государственное казначейство. До возвращения князя Михаила в Сербию (1840) там проходили заседания княжеского наместничества, а князь Михаило жил в нём до 1842 г.

Из лицея в галерею и музей

Некоторое время в здании находился лицей, затем — Первая белградская гимназия, Апелляционный суд. В 1912 г. там разместили интернат для глухонемых детей, а с 1929 г. — Музей современного искусства. До 6-го апреля 1941 г. там находился Церковный музей. С 1945 по 1947 гг. размещались некоторые отделы Патриархии. С 1947 г. — Республиканский институт охраны памятников культуры.

С 1971 по 1979 гг. шли работы по реставрации и консервации, в рамках которых здание было санировано, обновлен фасад и интерьер. Вместе с тем Конак княгини Любицы, который сегодня находится в составе Музея города Белграда, превращен в музейную экспозицию.

Дворец княгини Любицы объявлен памятником культуры особого значения в 1979 г.

Ссылки

• [www.tob.rs/ru/see_in.php?id=5015 Дворец княгини Любицы — Туристическая организация Белграда]  (рус.)
• [www.mgb.org.rs/sr/stalne-postavke/konak-kneginje-ljubice КОНАК КНЕГИЊЕ ЉУБИЦЕ — Музей города Белграда]  (серб.)
• [spomenicikulture.mi.sanu.ac.rs/spomenik.php?id=532 КОНАК КЊЕГИЊЕ ЉУБИЦЕ — spomenicikulture]  (серб.)
• [www.saborna-crkva.com/index.php?option=com_content&task=view&id=198&Itemid=187 Принцесса Любица]  (серб.)
• [beogradskonasledje.rs/kd/zavod/stari_grad/konak_kneginje_ljubice.html Споменик културе од изузетног значаја Конак кнегиње Љубице — beogradskonasledje.rs]  (серб.) (англ.)

Отрывок, характеризующий Дворец княгини Любицы

Засветились огни, и слышнее стал говор. Капитан Тушин, распорядившись по роте, послал одного из солдат отыскивать перевязочный пункт или лекаря для юнкера и сел у огня, разложенного на дороге солдатами. Ростов перетащился тоже к огню. Лихорадочная дрожь от боли, холода и сырости трясла всё его тело. Сон непреодолимо клонил его, но он не мог заснуть от мучительной боли в нывшей и не находившей положения руке. Он то закрывал глаза, то взглядывал на огонь, казавшийся ему горячо красным, то на сутуловатую слабую фигуру Тушина, по турецки сидевшего подле него. Большие добрые и умные глаза Тушина с сочувствием и состраданием устремлялись на него. Он видел, что Тушин всею душой хотел и ничем не мог помочь ему.
Со всех сторон слышны были шаги и говор проходивших, проезжавших и кругом размещавшейся пехоты. Звуки голосов, шагов и переставляемых в грязи лошадиных копыт, ближний и дальний треск дров сливались в один колеблющийся гул.
Теперь уже не текла, как прежде, во мраке невидимая река, а будто после бури укладывалось и трепетало мрачное море. Ростов бессмысленно смотрел и слушал, что происходило перед ним и вокруг него. Пехотный солдат подошел к костру, присел на корточки, всунул руки в огонь и отвернул лицо.
– Ничего, ваше благородие? – сказал он, вопросительно обращаясь к Тушину. – Вот отбился от роты, ваше благородие; сам не знаю, где. Беда!
Вместе с солдатом подошел к костру пехотный офицер с подвязанной щекой и, обращаясь к Тушину, просил приказать подвинуть крошечку орудия, чтобы провезти повозку. За ротным командиром набежали на костер два солдата. Они отчаянно ругались и дрались, выдергивая друг у друга какой то сапог.
– Как же, ты поднял! Ишь, ловок, – кричал один хриплым голосом.
Потом подошел худой, бледный солдат с шеей, обвязанной окровавленною подверткой, и сердитым голосом требовал воды у артиллеристов.
– Что ж, умирать, что ли, как собаке? – говорил он.
Тушин велел дать ему воды. Потом подбежал веселый солдат, прося огоньку в пехоту.
– Огоньку горяченького в пехоту! Счастливо оставаться, землячки, благодарим за огонек, мы назад с процентой отдадим, – говорил он, унося куда то в темноту краснеющуюся головешку.
За этим солдатом четыре солдата, неся что то тяжелое на шинели, прошли мимо костра. Один из них споткнулся.
– Ишь, черти, на дороге дрова положили, – проворчал он.
– Кончился, что ж его носить? – сказал один из них.
– Ну, вас!
И они скрылись во мраке с своею ношей.
– Что? болит? – спросил Тушин шопотом у Ростова.
– Болит.
– Ваше благородие, к генералу. Здесь в избе стоят, – сказал фейерверкер, подходя к Тушину.
– Сейчас, голубчик.
Тушин встал и, застегивая шинель и оправляясь, отошел от костра…
Недалеко от костра артиллеристов, в приготовленной для него избе, сидел князь Багратион за обедом, разговаривая с некоторыми начальниками частей, собравшимися у него. Тут был старичок с полузакрытыми глазами, жадно обгладывавший баранью кость, и двадцатидвухлетний безупречный генерал, раскрасневшийся от рюмки водки и обеда, и штаб офицер с именным перстнем, и Жерков, беспокойно оглядывавший всех, и князь Андрей, бледный, с поджатыми губами и лихорадочно блестящими глазами.
В избе стояло прислоненное в углу взятое французское знамя, и аудитор с наивным лицом щупал ткань знамени и, недоумевая, покачивал головой, может быть оттого, что его и в самом деле интересовал вид знамени, а может быть, и оттого, что ему тяжело было голодному смотреть на обед, за которым ему не достало прибора. В соседней избе находился взятый в плен драгунами французский полковник. Около него толпились, рассматривая его, наши офицеры. Князь Багратион благодарил отдельных начальников и расспрашивал о подробностях дела и о потерях. Полковой командир, представлявшийся под Браунау, докладывал князю, что, как только началось дело, он отступил из леса, собрал дроворубов и, пропустив их мимо себя, с двумя баталионами ударил в штыки и опрокинул французов.
– Как я увидал, ваше сиятельство, что первый батальон расстроен, я стал на дороге и думаю: «пропущу этих и встречу батальным огнем»; так и сделал.
Полковому командиру так хотелось сделать это, так он жалел, что не успел этого сделать, что ему казалось, что всё это точно было. Даже, может быть, и в самом деле было? Разве можно было разобрать в этой путанице, что было и чего не было?
– Причем должен заметить, ваше сиятельство, – продолжал он, вспоминая о разговоре Долохова с Кутузовым и о последнем свидании своем с разжалованным, – что рядовой, разжалованный Долохов, на моих глазах взял в плен французского офицера и особенно отличился.
– Здесь то я видел, ваше сиятельство, атаку павлоградцев, – беспокойно оглядываясь, вмешался Жерков, который вовсе не видал в этот день гусар, а только слышал о них от пехотного офицера. – Смяли два каре, ваше сиятельство.
На слова Жеркова некоторые улыбнулись, как и всегда ожидая от него шутки; но, заметив, что то, что он говорил, клонилось тоже к славе нашего оружия и нынешнего дня, приняли серьезное выражение, хотя многие очень хорошо знали, что то, что говорил Жерков, была ложь, ни на чем не основанная. Князь Багратион обратился к старичку полковнику.
– Благодарю всех, господа, все части действовали геройски: пехота, кавалерия и артиллерия. Каким образом в центре оставлены два орудия? – спросил он, ища кого то глазами. (Князь Багратион не спрашивал про орудия левого фланга; он знал уже, что там в самом начале дела были брошены все пушки.) – Я вас, кажется, просил, – обратился он к дежурному штаб офицеру.
– Одно было подбито, – отвечал дежурный штаб офицер, – а другое, я не могу понять; я сам там всё время был и распоряжался и только что отъехал… Жарко было, правда, – прибавил он скромно.
Кто то сказал, что капитан Тушин стоит здесь у самой деревни, и что за ним уже послано.
– Да вот вы были, – сказал князь Багратион, обращаясь к князю Андрею.
– Как же, мы вместе немного не съехались, – сказал дежурный штаб офицер, приятно улыбаясь Болконскому.
– Я не имел удовольствия вас видеть, – холодно и отрывисто сказал князь Андрей.
Все молчали. На пороге показался Тушин, робко пробиравшийся из за спин генералов. Обходя генералов в тесной избе, сконфуженный, как и всегда, при виде начальства, Тушин не рассмотрел древка знамени и спотыкнулся на него. Несколько голосов засмеялось.
– Каким образом орудие оставлено? – спросил Багратион, нахмурившись не столько на капитана, сколько на смеявшихся, в числе которых громче всех слышался голос Жеркова.
Тушину теперь только, при виде грозного начальства, во всем ужасе представилась его вина и позор в том, что он, оставшись жив, потерял два орудия. Он так был взволнован, что до сей минуты не успел подумать об этом. Смех офицеров еще больше сбил его с толку. Он стоял перед Багратионом с дрожащею нижнею челюстью и едва проговорил:
– Не знаю… ваше сиятельство… людей не было, ваше сиятельство.
– Вы бы могли из прикрытия взять!