Дебуккализация

Дебуккализация — фонетический процесс, закон или явление, при котором согласный звук теряет своё первоначальное место образования и переходит в глухой глоттальный щелевой [h] или в гортанную смычку [ʔ]. Произношение согласного как [h] иногда называется аспирацией, но аспирацией правильнее называть придыхание, сопровождающее взрывные согласные.

Слово «дебуккализация» образовано от лат. bucca «щека» и означает потерю места образования во рту, так что остаётся только место образования в гортанной щели (glottis).

Дебуккализация — вторая и последняя стадия фонетического процесса лениции (ослабления) типа «открытия».

Гортанная смычка

Английский

Большинство англоговорящих в Британии и многие в США дебуккализуют /t/ до [ʔ] в двух позициях.

• В конце слова перед другим согласным.
  • get ready [ˈɡɛʔˈɹɛɾi]
  • not much [ˈnɑʔˈmʌtʃ]
  • not good [ˈnɑʔˈɡʊd]
  • it says [ɪʔˈsɛz]
• Перед слоговым [n̩], следующим за /l/, /r/, /n/ или гласным (/t/ в этой может также подвергаться фаукальному взрыву).
  • Milton [ˈmɪlʔn̩]
  • Martin [ˈmɑɹʔn̩]
  • mountain [ˈmaʊnʔn̩]
  • cotton [ˈkɑʔn̩]

В кокни /t/ заменяется на [ʔ] между гласными, плавными и носовыми (особенно заметно в слове bottle). Для этого явления существует также более специальное название — t-глоттализация.

Немецкий

Баварский диалект дебуккализует p, t, k, b, d, g между согласными до [ʔ] (гласные в той же позиции подвергаются элизии). Так, Antn (утки) и Andn (Анды) произносятся одинаково: [anʔn], хотя говорящие в этих случаях реализуют различные фонемы: t и d. Вместо обычной баварской формы sàn(d) ([мы] есть) иногда произносят hàn(d).

Глухой глоттальный или фарингальный щелевой

Шотландский английский

В некоторых говорах шотландского диалекта английского вместо звука /θ/ (на письме — th) произносится [h].

Протогреческий

В протогреческом /s/ перешло в [h] в начале слова и между сонорантами (то есть гласными и наиболее звучными согласными: плавными и носовыми), например *septḿ̥ «семь» > др.-греч. ἑπτά heptá, но > лат. septem. /h/ между сонорантами был утрачен к древнегреческой эпохе. Древнегреческое /h/ (в начале слова) называется «густое придыхание».

Башкирский

В башкирском /s/ в начале слова перешло в [h], что отличает этот язык от прочих кыпчакских языков. Например, татарскому сагыз («смола», «жвачка») соответствует башкирское һағыҙ («жевательная сера»).

Бурятский

В бурятском /s/ в начале слова перешло в глухой фарингальный фрикатив. Пример: бур. Һарьдаг при монг. сарьдаг «голец».

Санскрит

В санскрите /s/ переходит в [h] (обозначается как ḥ) перед паузой, kā́mas → kā́maḥ («желание»).

Авестийский

Примеры:

• авест. ahurō при санскр. asura

• авест. haoma при санскр. soma.

Западно-иберийские языки

Испанский

В некоторых испанских диалектах и говорах /s/ в конце слога переходит в [h] или [ɦ]. Это характерно для большинства латиноамериканских диалектов испанского, канарского испанского и некоторых диалектов южной части Пиренейского полуострова.

Галисийский

В некоторых говорах галисийского (и говорах испанского под галисийским влиянием) /g/ в большинстве случаев даёт [h], хотя возможны также [x] или глухой фарингальный фрикатив ħ. Это явление называется gheada. (Известна также гиперкоррекция (gueada), когда галисийцы, говоря на испанском, заменяют нормативное [x] на якобы правильное [g].)

Отрывок, характеризующий Дебуккализация

– А, милый князь, нет приятнее гостя, – сказал Билибин, выходя навстречу князю Андрею. – Франц, в мою спальню вещи князя! – обратился он к слуге, провожавшему Болконского. – Что, вестником победы? Прекрасно. А я сижу больной, как видите.
Князь Андрей, умывшись и одевшись, вышел в роскошный кабинет дипломата и сел за приготовленный обед. Билибин покойно уселся у камина.
Князь Андрей не только после своего путешествия, но и после всего похода, во время которого он был лишен всех удобств чистоты и изящества жизни, испытывал приятное чувство отдыха среди тех роскошных условий жизни, к которым он привык с детства. Кроме того ему было приятно после австрийского приема поговорить хоть не по русски (они говорили по французски), но с русским человеком, который, он предполагал, разделял общее русское отвращение (теперь особенно живо испытываемое) к австрийцам.
Билибин был человек лет тридцати пяти, холостой, одного общества с князем Андреем. Они были знакомы еще в Петербурге, но еще ближе познакомились в последний приезд князя Андрея в Вену вместе с Кутузовым. Как князь Андрей был молодой человек, обещающий пойти далеко на военном поприще, так, и еще более, обещал Билибин на дипломатическом. Он был еще молодой человек, но уже немолодой дипломат, так как он начал служить с шестнадцати лет, был в Париже, в Копенгагене и теперь в Вене занимал довольно значительное место. И канцлер и наш посланник в Вене знали его и дорожили им. Он был не из того большого количества дипломатов, которые обязаны иметь только отрицательные достоинства, не делать известных вещей и говорить по французски для того, чтобы быть очень хорошими дипломатами; он был один из тех дипломатов, которые любят и умеют работать, и, несмотря на свою лень, он иногда проводил ночи за письменным столом. Он работал одинаково хорошо, в чем бы ни состояла сущность работы. Его интересовал не вопрос «зачем?», а вопрос «как?». В чем состояло дипломатическое дело, ему было всё равно; но составить искусно, метко и изящно циркуляр, меморандум или донесение – в этом он находил большое удовольствие. Заслуги Билибина ценились, кроме письменных работ, еще и по его искусству обращаться и говорить в высших сферах.
Билибин любил разговор так же, как он любил работу, только тогда, когда разговор мог быть изящно остроумен. В обществе он постоянно выжидал случая сказать что нибудь замечательное и вступал в разговор не иначе, как при этих условиях. Разговор Билибина постоянно пересыпался оригинально остроумными, законченными фразами, имеющими общий интерес.
Эти фразы изготовлялись во внутренней лаборатории Билибина, как будто нарочно, портативного свойства, для того, чтобы ничтожные светские люди удобно могли запоминать их и переносить из гостиных в гостиные. И действительно, les mots de Bilibine se colportaient dans les salons de Vienne, [Отзывы Билибина расходились по венским гостиным] и часто имели влияние на так называемые важные дела.
Худое, истощенное, желтоватое лицо его было всё покрыто крупными морщинами, которые всегда казались так чистоплотно и старательно промыты, как кончики пальцев после бани. Движения этих морщин составляли главную игру его физиономии. То у него морщился лоб широкими складками, брови поднимались кверху, то брови спускались книзу, и у щек образовывались крупные морщины. Глубоко поставленные, небольшие глаза всегда смотрели прямо и весело.
– Ну, теперь расскажите нам ваши подвиги, – сказал он.
Болконский самым скромным образом, ни разу не упоминая о себе, рассказал дело и прием военного министра.