Девлет I Герай

Девлет I Герай I Devlet Geray, ١ دولت كراى<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr> <tr><td colspan="2" style="text-align: center;">Миниатюра Лицевого летописного свода</td></tr>
Хан Крыма
1551 — 1577
Предшественник:	Сахиб I Герай
Преемник:	Мехмед II Герай
Вероисповедание:	Ислам, суннитского толка
Рождение:	1512(1512)
Смерть:	1577(1577) Крым
Место погребения:	Бахчисарай
Род:	Гераи
Отец:	Мубарек Герай
Дети:	Ахмед Герай, Мехмед II Герай, Ислям II Герай, Хаджи Герай, Хаспулад Герай, Шардан Герай, Адиль Герай, Алп Герай, Мубарек (Шакай) Герай, Гази II Герай, Фетих I Герай, Селямет I Герай

Девле́т I Гера́й (Гире́й) (крым. I Devlet Geray, ١ دولت كراى‎; Taht Alğan Devlet Geray, تخت آلغان دولت كراى‎; 1512−1577) — хан Крыма в 1551—1577 годах из династии Гераев, материнский двоюродный брат османского султана Сулеймана Великолепного.

В работах по истории России хана чаще всего называют Девлет Гирей I, также в разных источниках встречаются варианты: Девлет I Гирей, Девлет I Гирай, Давлет Гирей I, Девлет Гирай I.

Биография

Сын царевича Мубарека Герая (ум. 1516/1517) и внук крымского хана Менгли I Герая. Мубарек Герай участвовал в завоевательных походах османского султана Селима Явуза и погиб во время египетской кампании. Согласно историку Халиму Гераю, вдова Мубарека Герая вышла замуж за крымских ханов Мехмеда I Герая (1515—1523) и Саадета I Герая (1524—1532). В 1530-1532 годах при своем дяде, крымском хане Саадете I Герае, царевич Девлет Герай занимал должность калги, то есть наследника ханского престола. В 1532 году после отречения Саадета Герая и вступления на престол нового хана Сахиба I Герая Девлет Герай был заключен в темницу, где провел несколько лет. После освобождения Девлет Герай уехал из Крыма в Стамбул, где постепенно добился расположения османского султана Сулеймана Великолепного.

Правление

В 1551 году османский султан назначил Девлета I Герая новым крымским ханом вместо его родного дяди Сахиба I Герая. Прежний хан Сахиб I Герай был отстранён от власти и убит своим внучатым племянником Булюком Гераем, который действовал по распоряжению нового хана Девлета Герая. Также были убиты калга-султан Эмин Герай (1537—1551), старший сын и наследник Сахиба I, вместе с другими сыновьями. В том же 1551 году в награду Девлет I назначил царевича Булюка Герая калгой, но затем лично его убил. Новым калгой хан назначил своего старшего сына Ахмеда Герая. В 1555 году после гибели Ахмеда Герая калгой стал другой сын хана — Мехмед Герай.

Став ханом, Девлет I Герай усмирил и объединил все бейские роды Крыма, и в его правление страну не сотрясали внутренние смуты.

Набеги на Русское государство

Девлет I Герай (1551—1577) известен своими многочисленными военными походами, в основном войнами с Русским государством. Добивался восстановления независимости Казанского и Астраханского ханств, завоёванных русским царём Иваном IV Грозным в 1552 и 1556 годах.

Летом 1552 года Девлет Герай, пытавшийся предотвратить завоевание Иваном Грозным Казанского ханства, предпринял свой первый поход на Русское государство. В ханском походе на Русь участвовали турецкие янычары с пушками. Вначале хан двинулся по Изюмскому шляху на рязанские места, откуда планировал подойти к Коломне. Однако вскоре хан узнав, что сам царь с большим войском стоит под Коломной, ожидая татар, изменил свой план и устремился к Туле. 21-22 июня крымский хан со своим войском подошел к Туле и осадил город. Обороной города руководил тульский воевода князь Григорий Иванович Темкин-Ростовский. Иван Грозный отправил на помощь тульскому гарнизону русские полки (15 тыс. чел.) под командованием князей П. М. Щенятева и А. М. Курбского. Крымцы осадили город и стали обстреливать его из артиллерии. 23 июня тульский гарнизон, узнав о приближении посланных царём на помощь полков, предпринял вылазку из крепости и вынудил противника отступить. В сражении погиб князь Камбирдей, шурин Девлета Герая. Русские захватили всю турецкую артиллерию.

Летом 1555 года царь Иван Грозный организовал военный поход на Крымское ханство. 13-тысячное русское войско под командованием воевод И. В. Шереметева и Л. А. Салтыкова выступило из Белёва в поход на крымские улусы. По пути московские воеводы узнали о том, что крымский хан с большим войском (60 тыс. чел.) переправился через реку Северский Донец, намереваясь напасть на рязанские и тульские места. По сообщению князя А. М. Курбского, под командованием крымского хана находились отряды турецких янычар и пушки. Русские воеводы, разделив свои силы на два отряда, напали на крымское войско. 3 июля 1555 года в сражении у села Судбищи (в 150 км от Тулы) силы крымского хана потерпели поражение от русского войска под командованием боярина Ивана Васильевича Шереметева Большого. В сражении «на Судьбищах» татары и турки понесли большие потери, среди убитых были ханские сыновья, калга Ахмед Герай и Хаджи Герай. В это время сам царь Иван Грозный с главными силами русской армии выступил в Тулу, откуда планировал выступить на помощь своему передовому отряду. Опасаясь подхода русской армии, Девлет I Герай прекратил бой и ушел в степные улусы.

В 1556 году русские ратные люди и донские казаки совершили несколько набегов на турецкие и крымские владения. Были разорены окрестности Ислам-Кермена, Очакова и Керчи, разбиты несколько крымских отрядов и захвачены «языки».

Весной 1557 года Девлет Герай с большим войском в течение 24 дней осаждал и штурмовал крепость запорожских казаков на днепровском острове Хортице. Запорожские казаки под командованием князя Дмитрия Вишневецкого отбили все атаки противника и заставили его отступить.

В январе 1558 года крымский хан, узнав о походе русских войск в Ливонию, организовал большой поход на южнорусские земли. 100-тысячное войско под предводительством калги Мехмеда Герая, старшего сына хана, перешла через реку Донец, намереваясь напасть на Рязань, Тулу и Каширу. Калга Мехмед Герай дошёл до реки Мечи, где получил данные о соборе русских войск на реке Оке, и отступил назад в степи. Русские воеводы преследовали татар до р. Оскола, но не смогли настигнуть противника. Летом того же года русские ратные люди и запорожские казаки под предводительством князя Дмитрия Вишневецкого на речных судах спустились по Днепру и дошли до Перекопа, уничтожая и крымскотатарские отряды, и поселения.

Летом 1559 года князь Дмитрий Иванович Вишневецкий вместе с запорожцами и русскими воинами спустился на судах в низовья Дона, совершил новый рейд вглубь крымских владений и разгромил на реке Айдар крымскотатарский отряд в 250 человек. В это же время второй русский отряд под командованием Даниила Адашева спустился вниз по Днепру и разорил западное побережье Крыма. Русские разбили посланные против них крымские отряды и освободили множество русских и литовских пленников.

В мае-июле 1562 года Девлет I Герай предпринял новый поход на южнорусские земли. 15-тысячное крымскотатарское войско разорило окрестности Мценска, Одоева, Новосиля, Болхова, Черни и Белёва.

Весной 1563 года крымские царевичи, братья Мехмед Герай и Адиль Герай, сыновья Девлета I Герая, возглавили очередной набег на пограничные московские владения. 10-тысячное крымскотатарское войско разорило дедиловские, пронские и рязанские места.

В октябре 1564 года Девлет Герай совершил очередное нападение на южнорусские владения. 60-тысячное крымское войско под предводительством хана и двух его сыновей напало на Рязанскую землю. Сам хан подступил к Рязани и осадил город, но русский гарнизон отбил все вражеские приступы. Крымцы сильно разорили и опустошили рязанские окрестности. Пробыв в рязанских пределах шесть дней, они отошли в степи.

Осенью 1565 года Девлет Герай с небольшим войском снова напал на южнорусские владения. 9 октября хан осадил Болхов, но в тот же день при приближении русских полков ночью спешно бежал в степи.

Летом 1569 года османский султан Селим II организовал большой турецко-крымский поход на Астрахань. Из Кафы выступило 17-тысячное турецкое войско под командованием Касим-паши. На Переволоке к туркам присоединился Девлет Герай со своим 50-тысячным войском. Турецкое командование планировало построить канал между Доном и Волгой, перевести на Волгу корабли с пушками, затем спуститься к Астрахани и захватить город. Однако турки не смогли прорыть канал и перетащить свои суда волоком на Волгу. Касим-паша вернул корабли с артиллерией назад в Азов, а сам вместе с ханом отправился походным порядком к Волге. 16 сентября турки и крымские татары подошли к Астрахани, но из-за отсутствия артиллерии не решились штурмовать крепость. Русский гарнизон в Астрахани был усилен людьми и имел пушки. Иван Грозный отправил на помощь Астрахани речную рать под командованием князя П. С. Серебряного. Вначале Девлет Герай с войском отступил в Крым, а 26 сентября Касим-паша приказал турецкой армии начать отступление на Дон. Во время отступления турки понесли большие людские потери.

Весной 1570 года Девлет I Герай организовал новый поход на русские владения. Войско (50-60 тыс. чел.) под предводительством царевичей, калги Мехмеда Герая и Адиля Герая, опустошила рязанские и каширские места.

Весной 1571 года Девлет Герай при поддержке Османской империи и в согласовании с Речью Посполитой предпринял свой знаменитый поход на московские земли, завершившийся сожжением Москвы и разорение многих южнорусских районов. Вначале хан собирался ограничиться набегом на козельские места и повёл своё войско к верховьям реки Оки. Перейдя через Оку, крымцы устремились на Болхов и Козельск. Но на пути хан принял предложение одного из перебежчиков с русской стороны идти на Москву. Изменник Кудеяр Тишенков обещал хану провести его войско через незащищенные «перелазы» в верховьях реки Жиздры, где русские воеводы не ожидали нападения. В середине мая 40-тысячное войско, обойдя русские полки, под Перемышлем перешло через реку Жиздру и двинулось по направлению к Москве. Иван Грозный, опасаясь за свою жизнь, бежал с «берега» мимо Москвы в Ростов. Русские воеводы, князья И. Д. Бельский, И. Ф. Мстиславский и М. И. Воротынский, узнав о вторжении крымского войска, выступили из Коломны к Москве, стараясь опередить хана. 23 мая русские полки подошли к Москве и расположились в окрестностях столицы, приготовившись к обороне. Вскоре воеводы вступили в бой с передовыми крымскотатарскими отрядами и заставили их отступить. 24 мая сам хан Девлет I Герай с главными силами подошел к окрестностям Москвы и стал лагерем в селе Коломенском. Хан отправил на Москву 20-тысячное войско, приказав поджечь городские предместья. За три часа русская столица почти полностью выгорела. 25 мая Девлет Герай с войском отступил из-под столицы на юг в направлении Каширы и Рязани, по дороге распустив часть своих отрядов для захвата пленных. В результате московского похода Девлет I получил прозвище «Взявший Трон» (крымско-тат. Taht Alğan). Итог похода: убиты десятки тысяч русских, более 150 тысяч уведены в рабство. После этого Девлет Герай отправил к царю Ивану Грозному посольство, требуя передачи ему Казани и Астрахани. Видя, что положение критическое, Иван Грозный предложил передать Девлету Гераю Астраханское ханство. Однако, хан отказался, считая, что теперь можно подчинить всё Русское государство.

В следующем 1572 году, получив поддержку Османской империи, Девлет I Герай собрал для нового похода на русские земли 120-тысячную армию: 80 тысяч крымцев и ногайцев, 33 тысячи турок, 7 тысяч турецких янычар. В конце июля крымская орда подошла к Серпухову, разбила небольшие русские заставы и переправилась через реку Оку. По серпуховской дороге Девлет Герай двинулся к Москве. Русские воеводы, стоявшие с полками в Серпухове, Тарусе, Калуге, Кашире и Лопасне, выступили к Москве вслед за крымским войском, отрезая ему пути к отступлению. 30 июля — 2 августа 1572 года на реке Пахре, в 50 км от Москвы крымско-османская армия была уничтожена 25-тысячным русским войском под командованием князей Михаила Ивановича Воротынского и Дмитрия Ивановича Хворостинина в битве при Молодях. В боях крымцы и турки понесли огромные людские потери, был взят в плен знаменитый крымский военачальник Дивей-мурза, погиб ногайский мурза Теребердей. Среди погибших оказались сыновья хана, царевичи Шардан Герай и Хаспулад Герай. Ночью 3 августа крымский хан поспешно отступил на юг, преследуемый русскими отрядами. Чтобы оторваться от погони, Девлет Герай выставил несколько заслонов, которые были разбиты и уничтожены русскими. Из огромного войска, перешедшего в июле 1572 года русскую границу, в Крым возвратилось 5—10 тысяч человек. Этот поход стал последней крупной военной кампанией Крымского ханства против Русского государства.

В последующие годы Девлет I Герай лично не совершал набеги на русские владения. На московские окраины нападали только его сыновья, отдельные крымские и ногайские мурзы с небольшими силами.

В конце жизни Девлета Герая резко обострились отношения между его старшими сыновьями, калгой Мехмедом Гераем и Адилем Гераем.

Девлет I Герай скончался от чумы 29 июня 1577 года. Похоронен в Бахчисарае. Ему наследовал старший сын и калга Мехмед II Герай (1577—1584).

Литература

• Волков В. А. Войны и войска Московского государства (конец XV — первая половина XVII вв.). — М.: Эксмо, 2004. — С. 133—158. — (Истоки). — ISBN 978-5-699-05914-0.
• Гайворонский О. Созвездие Гераев. — Симферополь, 2003.
• Каргалов В. В. На границах Руси стоять крепко! — М.: «Русская панорама», 1998. — С. 310—319. — ISBN 5-93165-003-2
• Новосельский А. А. Борьба Московского государства с татарами в XVII веке. — М.-Л.: Изд. Академии Наук СССР, 1948. — С. 427—431.
• Пенской В. В. [www.e-reading.ws/book.php?book=1017169 Иван Грозный и Девлет-Гирей]. — М.: Вече, 2012. — 320, [8] с. — (От Руси к империи). — ISBN 978-5-9533-6428-7.
• Халим Гирай султан «Розовый куст ханов, или история Крыма», Симферополь, Изд. «Стилос», 2008. — С. 44-46. — ISBN 978-966-8518-91-1

Ссылки

• [www.runivers.ru/doc/d2.php?SECTION_ID=7181&CENTER_ELEMENT_ID=136782&PORTAL_ID=7145 Ярлыки крымского хана Девлет Герая]

Предшественник: Сахиб I Герай

Хан Крыма 1551—1577

Преемник: Мехмед II Герай

Отрывок, характеризующий Девлет I Герай

– Чего ты боишься, Лиза? Я не могу понять, – сказал он.
– Вот как все мужчины эгоисты; все, все эгоисты! Сам из за своих прихотей, Бог знает зачем, бросает меня, запирает в деревню одну.
– С отцом и сестрой, не забудь, – тихо сказал князь Андрей.
– Всё равно одна, без моих друзей… И хочет, чтобы я не боялась.
Тон ее уже был ворчливый, губка поднялась, придавая лицу не радостное, а зверское, беличье выраженье. Она замолчала, как будто находя неприличным говорить при Пьере про свою беременность, тогда как в этом и состояла сущность дела.
– Всё таки я не понял, de quoi vous avez peur, [Чего ты боишься,] – медлительно проговорил князь Андрей, не спуская глаз с жены.
Княгиня покраснела и отчаянно взмахнула руками.
– Non, Andre, je dis que vous avez tellement, tellement change… [Нет, Андрей, я говорю: ты так, так переменился…]
– Твой доктор велит тебе раньше ложиться, – сказал князь Андрей. – Ты бы шла спать.
Княгиня ничего не сказала, и вдруг короткая с усиками губка задрожала; князь Андрей, встав и пожав плечами, прошел по комнате.
Пьер удивленно и наивно смотрел через очки то на него, то на княгиню и зашевелился, как будто он тоже хотел встать, но опять раздумывал.
– Что мне за дело, что тут мсье Пьер, – вдруг сказала маленькая княгиня, и хорошенькое лицо ее вдруг распустилось в слезливую гримасу. – Я тебе давно хотела сказать, Andre: за что ты ко мне так переменился? Что я тебе сделала? Ты едешь в армию, ты меня не жалеешь. За что?
– Lise! – только сказал князь Андрей; но в этом слове были и просьба, и угроза, и, главное, уверение в том, что она сама раскается в своих словах; но она торопливо продолжала:
– Ты обращаешься со мной, как с больною или с ребенком. Я всё вижу. Разве ты такой был полгода назад?
– Lise, я прошу вас перестать, – сказал князь Андрей еще выразительнее.
Пьер, всё более и более приходивший в волнение во время этого разговора, встал и подошел к княгине. Он, казалось, не мог переносить вида слез и сам готов был заплакать.
– Успокойтесь, княгиня. Вам это так кажется, потому что я вас уверяю, я сам испытал… отчего… потому что… Нет, извините, чужой тут лишний… Нет, успокойтесь… Прощайте…
Князь Андрей остановил его за руку.
– Нет, постой, Пьер. Княгиня так добра, что не захочет лишить меня удовольствия провести с тобою вечер.
– Нет, он только о себе думает, – проговорила княгиня, не удерживая сердитых слез.
– Lise, – сказал сухо князь Андрей, поднимая тон на ту степень, которая показывает, что терпение истощено.
Вдруг сердитое беличье выражение красивого личика княгини заменилось привлекательным и возбуждающим сострадание выражением страха; она исподлобья взглянула своими прекрасными глазками на мужа, и на лице ее показалось то робкое и признающееся выражение, какое бывает у собаки, быстро, но слабо помахивающей опущенным хвостом.
– Mon Dieu, mon Dieu! [Боже мой, Боже мой!] – проговорила княгиня и, подобрав одною рукой складку платья, подошла к мужу и поцеловала его в лоб.
– Bonsoir, Lise, [Доброй ночи, Лиза,] – сказал князь Андрей, вставая и учтиво, как у посторонней, целуя руку.


Друзья молчали. Ни тот, ни другой не начинал говорить. Пьер поглядывал на князя Андрея, князь Андрей потирал себе лоб своею маленькою рукой.
– Пойдем ужинать, – сказал он со вздохом, вставая и направляясь к двери.
Они вошли в изящно, заново, богато отделанную столовую. Всё, от салфеток до серебра, фаянса и хрусталя, носило на себе тот особенный отпечаток новизны, который бывает в хозяйстве молодых супругов. В середине ужина князь Андрей облокотился и, как человек, давно имеющий что нибудь на сердце и вдруг решающийся высказаться, с выражением нервного раздражения, в каком Пьер никогда еще не видал своего приятеля, начал говорить:
– Никогда, никогда не женись, мой друг; вот тебе мой совет: не женись до тех пор, пока ты не скажешь себе, что ты сделал всё, что мог, и до тех пор, пока ты не перестанешь любить ту женщину, какую ты выбрал, пока ты не увидишь ее ясно; а то ты ошибешься жестоко и непоправимо. Женись стариком, никуда негодным… А то пропадет всё, что в тебе есть хорошего и высокого. Всё истратится по мелочам. Да, да, да! Не смотри на меня с таким удивлением. Ежели ты ждешь от себя чего нибудь впереди, то на каждом шагу ты будешь чувствовать, что для тебя всё кончено, всё закрыто, кроме гостиной, где ты будешь стоять на одной доске с придворным лакеем и идиотом… Да что!…
Он энергически махнул рукой.
Пьер снял очки, отчего лицо его изменилось, еще более выказывая доброту, и удивленно глядел на друга.
– Моя жена, – продолжал князь Андрей, – прекрасная женщина. Это одна из тех редких женщин, с которою можно быть покойным за свою честь; но, Боже мой, чего бы я не дал теперь, чтобы не быть женатым! Это я тебе одному и первому говорю, потому что я люблю тебя.
Князь Андрей, говоря это, был еще менее похож, чем прежде, на того Болконского, который развалившись сидел в креслах Анны Павловны и сквозь зубы, щурясь, говорил французские фразы. Его сухое лицо всё дрожало нервическим оживлением каждого мускула; глаза, в которых прежде казался потушенным огонь жизни, теперь блестели лучистым, ярким блеском. Видно было, что чем безжизненнее казался он в обыкновенное время, тем энергичнее был он в эти минуты почти болезненного раздражения.
– Ты не понимаешь, отчего я это говорю, – продолжал он. – Ведь это целая история жизни. Ты говоришь, Бонапарте и его карьера, – сказал он, хотя Пьер и не говорил про Бонапарте. – Ты говоришь Бонапарте; но Бонапарте, когда он работал, шаг за шагом шел к цели, он был свободен, у него ничего не было, кроме его цели, – и он достиг ее. Но свяжи себя с женщиной – и как скованный колодник, теряешь всякую свободу. И всё, что есть в тебе надежд и сил, всё только тяготит и раскаянием мучает тебя. Гостиные, сплетни, балы, тщеславие, ничтожество – вот заколдованный круг, из которого я не могу выйти. Я теперь отправляюсь на войну, на величайшую войну, какая только бывала, а я ничего не знаю и никуда не гожусь. Je suis tres aimable et tres caustique, [Я очень мил и очень едок,] – продолжал князь Андрей, – и у Анны Павловны меня слушают. И это глупое общество, без которого не может жить моя жена, и эти женщины… Ежели бы ты только мог знать, что это такое toutes les femmes distinguees [все эти женщины хорошего общества] и вообще женщины! Отец мой прав. Эгоизм, тщеславие, тупоумие, ничтожество во всем – вот женщины, когда показываются все так, как они есть. Посмотришь на них в свете, кажется, что что то есть, а ничего, ничего, ничего! Да, не женись, душа моя, не женись, – кончил князь Андрей.
– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, вы себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас всё, всё впереди. И вы…
Он не сказал, что вы , но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он всё читал, всё знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтоб они ехали.
– Je suis un homme fini, [Я человек конченный,] – сказал князь Андрей. – Что обо мне говорить? Давай говорить о тебе, – сказал он, помолчав и улыбнувшись своим утешительным мыслям.
Улыбка эта в то же мгновение отразилась на лице Пьера.
– А обо мне что говорить? – сказал Пьер, распуская свой рот в беззаботную, веселую улыбку. – Что я такое? Je suis un batard [Я незаконный сын!] – И он вдруг багрово покраснел. Видно было, что он сделал большое усилие, чтобы сказать это. – Sans nom, sans fortune… [Без имени, без состояния…] И что ж, право… – Но он не сказал, что право . – Я cвободен пока, и мне хорошо. Я только никак не знаю, что мне начать. Я хотел серьезно посоветоваться с вами.
Князь Андрей добрыми глазами смотрел на него. Но во взгляде его, дружеском, ласковом, всё таки выражалось сознание своего превосходства.
– Ты мне дорог, особенно потому, что ты один живой человек среди всего нашего света. Тебе хорошо. Выбери, что хочешь; это всё равно. Ты везде будешь хорош, но одно: перестань ты ездить к этим Курагиным, вести эту жизнь. Так это не идет тебе: все эти кутежи, и гусарство, и всё…
– Que voulez vous, mon cher, – сказал Пьер, пожимая плечами, – les femmes, mon cher, les femmes! [Что вы хотите, дорогой мой, женщины, дорогой мой, женщины!]
– Не понимаю, – отвечал Андрей. – Les femmes comme il faut, [Порядочные женщины,] это другое дело; но les femmes Курагина, les femmes et le vin, [женщины Курагина, женщины и вино,] не понимаю!
Пьер жил y князя Василия Курагина и участвовал в разгульной жизни его сына Анатоля, того самого, которого для исправления собирались женить на сестре князя Андрея.
– Знаете что, – сказал Пьер, как будто ему пришла неожиданно счастливая мысль, – серьезно, я давно это думал. С этою жизнью я ничего не могу ни решить, ни обдумать. Голова болит, денег нет. Нынче он меня звал, я не поеду.
– Дай мне честное слово, что ты не будешь ездить?
– Честное слово!


Уже был второй час ночи, когда Пьер вышел oт своего друга. Ночь была июньская, петербургская, бессумрачная ночь. Пьер сел в извозчичью коляску с намерением ехать домой. Но чем ближе он подъезжал, тем более он чувствовал невозможность заснуть в эту ночь, походившую более на вечер или на утро. Далеко было видно по пустым улицам. Дорогой Пьер вспомнил, что у Анатоля Курагина нынче вечером должно было собраться обычное игорное общество, после которого обыкновенно шла попойка, кончавшаяся одним из любимых увеселений Пьера.
«Хорошо бы было поехать к Курагину», подумал он.
Но тотчас же он вспомнил данное князю Андрею честное слово не бывать у Курагина. Но тотчас же, как это бывает с людьми, называемыми бесхарактерными, ему так страстно захотелось еще раз испытать эту столь знакомую ему беспутную жизнь, что он решился ехать. И тотчас же ему пришла в голову мысль, что данное слово ничего не значит, потому что еще прежде, чем князю Андрею, он дал также князю Анатолю слово быть у него; наконец, он подумал, что все эти честные слова – такие условные вещи, не имеющие никакого определенного смысла, особенно ежели сообразить, что, может быть, завтра же или он умрет или случится с ним что нибудь такое необыкновенное, что не будет уже ни честного, ни бесчестного. Такого рода рассуждения, уничтожая все его решения и предположения, часто приходили к Пьеру. Он поехал к Курагину.
Подъехав к крыльцу большого дома у конно гвардейских казарм, в которых жил Анатоль, он поднялся на освещенное крыльцо, на лестницу, и вошел в отворенную дверь. В передней никого не было; валялись пустые бутылки, плащи, калоши; пахло вином, слышался дальний говор и крик.
Игра и ужин уже кончились, но гости еще не разъезжались. Пьер скинул плащ и вошел в первую комнату, где стояли остатки ужина и один лакей, думая, что его никто не видит, допивал тайком недопитые стаканы. Из третьей комнаты слышались возня, хохот, крики знакомых голосов и рев медведя.
Человек восемь молодых людей толпились озабоченно около открытого окна. Трое возились с молодым медведем, которого один таскал на цепи, пугая им другого.
– Держу за Стивенса сто! – кричал один.
– Смотри не поддерживать! – кричал другой.
– Я за Долохова! – кричал третий. – Разними, Курагин.
– Ну, бросьте Мишку, тут пари.
– Одним духом, иначе проиграно, – кричал четвертый.
– Яков, давай бутылку, Яков! – кричал сам хозяин, высокий красавец, стоявший посреди толпы в одной тонкой рубашке, раскрытой на средине груди. – Стойте, господа. Вот он Петруша, милый друг, – обратился он к Пьеру.
Другой голос невысокого человека, с ясными голубыми глазами, особенно поражавший среди этих всех пьяных голосов своим трезвым выражением, закричал от окна: «Иди сюда – разойми пари!» Это был Долохов, семеновский офицер, известный игрок и бретёр, живший вместе с Анатолем. Пьер улыбался, весело глядя вокруг себя.
– Ничего не понимаю. В чем дело?
– Стойте, он не пьян. Дай бутылку, – сказал Анатоль и, взяв со стола стакан, подошел к Пьеру.
– Прежде всего пей.
Пьер стал пить стакан за стаканом, исподлобья оглядывая пьяных гостей, которые опять столпились у окна, и прислушиваясь к их говору. Анатоль наливал ему вино и рассказывал, что Долохов держит пари с англичанином Стивенсом, моряком, бывшим тут, в том, что он, Долохов, выпьет бутылку рому, сидя на окне третьего этажа с опущенными наружу ногами.
– Ну, пей же всю! – сказал Анатоль, подавая последний стакан Пьеру, – а то не пущу!
– Нет, не хочу, – сказал Пьер, отталкивая Анатоля, и подошел к окну.
Долохов держал за руку англичанина и ясно, отчетливо выговаривал условия пари, обращаясь преимущественно к Анатолю и Пьеру.
Долохов был человек среднего роста, курчавый и с светлыми, голубыми глазами. Ему было лет двадцать пять. Он не носил усов, как и все пехотные офицеры, и рот его, самая поразительная черта его лица, был весь виден. Линии этого рта были замечательно тонко изогнуты. В средине верхняя губа энергически опускалась на крепкую нижнюю острым клином, и в углах образовывалось постоянно что то вроде двух улыбок, по одной с каждой стороны; и всё вместе, а особенно в соединении с твердым, наглым, умным взглядом, составляло впечатление такое, что нельзя было не заметить этого лица. Долохов был небогатый человек, без всяких связей. И несмотря на то, что Анатоль проживал десятки тысяч, Долохов жил с ним и успел себя поставить так, что Анатоль и все знавшие их уважали Долохова больше, чем Анатоля. Долохов играл во все игры и почти всегда выигрывал. Сколько бы он ни пил, он никогда не терял ясности головы. И Курагин, и Долохов в то время были знаменитостями в мире повес и кутил Петербурга.
Бутылка рому была принесена; раму, не пускавшую сесть на наружный откос окна, выламывали два лакея, видимо торопившиеся и робевшие от советов и криков окружавших господ.
Анатоль с своим победительным видом подошел к окну. Ему хотелось сломать что нибудь. Он оттолкнул лакеев и потянул раму, но рама не сдавалась. Он разбил стекло.
– Ну ка ты, силач, – обратился он к Пьеру.
Пьер взялся за перекладины, потянул и с треском выворотип дубовую раму.
– Всю вон, а то подумают, что я держусь, – сказал Долохов.
– Англичанин хвастает… а?… хорошо?… – говорил Анатоль.
– Хорошо, – сказал Пьер, глядя на Долохова, который, взяв в руки бутылку рома, подходил к окну, из которого виднелся свет неба и сливавшихся на нем утренней и вечерней зари.