Девчата (фильм)
Поделись знанием:
К:Фильмы 1961 года
Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
| Девчата | |
 | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария | |
| В главных ролях | |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания | |
| Длительность |
93 мин. |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Девча́та» — советский комедийный художественный фильм, снятый в 1961 году режиссёром Юрием Чулюкиным по одноимённой повести Бориса Бедного.
Премьера фильма состоялась в Центральном Доме кино (ЦДК) в Москве 7 марта 1962 года, накануне Международного женского дня[1][2].
Содержание
Сюжет
1960 год. В далёкий уральский поселковый леспромхоз приезжает работать поваром по распределению восемнадцатилетняя Тося Кислицына — миловидная девушка небольшого роста, бывшая воспитанница детского дома, выпускница Симферопольского кулинарного училища.
На танцевальном вечере в местном клубе Тося знакомится с бригадиром лесорубов Ильёй Ковригиным — «первым парнем на деревне», где при всех «ставит его на место», отказавшись принять его неподобающее приглашение на танец. Отказ «пигалицы» задевает самолюбие Ильи, и с досады он заключает пари с бригадиром-конкурентом Филиппом Егоровым о том, что легко сможет покорить сердце строптивой Тоси.
За время общения Тося и Илья действительно влюбляются друг в друга. Однако когда Тося узнаёт, что Илья на неё поспорил, она сама находит Филиппа, сообщает тому, что Илья выиграл спор, и прекращает общение с возлюбленным. Илья вместе со своими друзьями, в том числе и Филиппом, пытаются убедить Тосю в том, что он действительно её любит.
В ролях
- Надежда Румянцева — Тося Кислицына, повар леспромхоза
- Николай Рыбников — Илья Ковригин, бригадир лесорубов, передовик производства
- Люсьена Овчинникова — Катя, соседка Тоси по комнате
- Инна Макарова — Надя Ерохина, соседка Тоси по комнате
- Светлана Дружинина — Анфиса, телефонистка на коммутаторе, соседка Тоси по комнате
- Нина Меньшикова — Вера Тимофеевна Круглова («мама Вера»), соседка Тоси по комнате
- Станислав Хитров — Филя, бригадир лесорубов, конкурент Ковригина
- Николай Погодин — Сашка, гармонист, жених Кати
- Виктор Байков — Ксан Ксаныч, жених Нади Ерохиной
- Анатолий Адоскин — Вадим Петрович Дементьев, новый начальник
- Михаил Пуговкин — комендант общежития
- Пётр Кирюткин — мастер Чуркин
- Алексей Крыченков — Алёша, лесоруб из бригады Ковригина
- Роман Филиппов — Вася Зайцев, лесоруб из бригады Ковригина
- Виктор Маркин — фотокорреспондент (нет в титрах)
- Михаил Кокшенов — лесоруб (нет в титрах)[1].
- Иван Косых — Игнат Назаров, бульдозерист из бригады Ковригина (нет в титрах)
Съёмочная группа
- Автор сценария: Борис Бедный
- Режиссёр-постановщик: Юрий Чулюкин
- Художественный руководитель: Юлий Райзман
- Оператор-постановщик: Тимофей Лебешев
- Режиссёры: Г. Розенталь и Лев Инденбом
- Художник-постановщик: Ирина Шретер
- Композитор: Александра Пахмутова
- Текст песен: Михаил Матусовский
- Звукооператор: Раиса Маргачёва
- Художник-гримёр: Н. Митюшкин
- Костюмы: Л. Наумова
- Художник-декоратор: А. Самулекин
- Монтаж: М. Кузьмина
- Редактор: М. Розз
- Комбинированные съёмки:
- Оператор: П. Маланичев
- Художник: Н. Звонарёв
- Ассистент режиссёра: З. Альтшуллер
- Оркестр Управления по производству фильмов. Дирижёр: Юрий Силантьев
- Заместитель директора картины: С. Каграманов
- Директор фильма: Л. Стулова
Создание фильма
Подбор актёров
Готовясь к картине, Юрий Чулюкин пообещал роль Тоси своей жене, Наталье Кустинской. Кустинская серьёзно готовилась к пробам и ждала решения худсовета. Через некоторое время от знакомого оператора она узнала, что картина уже снимается и в главной роли занята Надежда Румянцева. Чулюкин оправдывался, что худсовет посчитал Кустинскую слишком красивой для образа Тоси, и в качестве примирения предложил ей роль Анфисы, но Кустинская отказалась[1][2][3]. Тосе по сценарию — восемнадцать лет, а Румянцевой на момент съёмок уже исполнилось тридцать. По задумке режиссёра, на экране Илья выглядит значительно старше Тоси, на самом же деле актёры Рыбников и Румянцева — ровесники. Весь гардероб Тоси Кислицыной — находка Надежды Румянцевой: актриса, по её воспоминаниям, увидела этот гардероб на своей знакомой, воспитаннице детского дома.[1]
На роль Ильи первоначально пробовали Вячеслава Шалевича и Юрия Белова, был утверждён Владимир Трещалов, но пришло распоряжение снимать Николая Рыбникова, удачно сыгравшего перед этим главного героя в фильме «Высота». Рыбникову роль очень нравилась, и, чтобы выглядеть моложе, он специально похудел на 20 кг[1][2]. Ему хотелось, чтобы Анфису непременно сыграла его жена, Алла Ларионова. Но на роль была утверждена Светлана Дружинина, и менять актрису Чулюкин не стал. Из-за этого Рыбников на протяжении съёмок общался с Дружининой с холодком[1][2].
На роль проверяющего из района режиссёр пригласил без кинопроб своего давнего друга, однокурсника Владимира Гусева, но тот отказался.
Фильм стал дебютным для Михаила Кокшенова: он сыграл лесоруба, залпом выпивающего графин воды[1].
Места съёмок
Посёлок лесорубов снимали в павильонах «Мосфильма» и на улице Мосфильмовской, где высадили около трёхсот деревьев и возвели декорации посёлка с вывеской «Леспромхоз». Натурные съёмки начались на Среднем Урале в Верх-Яйвинском леспромхозе города Александровска Пермской области, но снимать на тридцатиградусном морозе оказалось сложно, и после нескольких коротких сцен съёмочная группа продолжила работу в леспромхозе в Оленинском районе Тверской области, а финал сняли в Ялте.
Сцена с поездом снималась в Рязанской области на перегоне между станциями Спас-Клепики и Пилево[1][2].
Музыка
Песню «Старый клён» написали поэт Михаил Матусовский и композитор Александра Пахмутова, исполнили её актёры Люсьена Овчинникова и Николай Погодин. В фильме также прозвучала песня «Хорошие девчата» тех же авторов.
Ремейк
В конце 1990-х годов Светлана Дружинина (исполнительница роли Анфисы) в одном из интервью высказывала идею снять продолжение «Девчат», но проект так и не был осуществлён[1].
Различия между фильмом и книгой
 |
Данный раздел имеет чрезмерный объём или содержит маловажные подробности. Если вы не согласны с этим, пожалуйста, покажите в тексте существенность излагаемого материала. В противном случае раздел может быть удалён. Подробности могут быть на странице обсуждения.
|
- В фильме Тося говорит, что она окончила Симферопольское кулинарное училище; в книге же она вообще не имеет образования и до переезда в посёлок работала в семье учёного.
- Фамилия Фили в книге — Спиридонов, в фильме — Егоров.
- Ксан Ксаныч в начале фильма принёс Наде в общежитие макароны и банки с вареньем; в книге он ещё приколачивает к стене картину.
- Тося и Илья в фильме познакомились при весьма опасных обстоятельствах; в книге же автор пишет, что её просто заворожила работа лесоруба и она невзначай вступила в разговор.
- В клубе по фильму только Илья приглашал Тосю танцевать; в книге её приглашал ещё и Филя (правда, он был пьян, и она ему тоже отказала). Кроме того, в тот вечер Тося была в клубе дважды.
- В фильме на стене рядом с кроватью Тоси нет вырезок из кулинарных журналов, хотя в книге есть.
- По фильму Илья на портрете кажется знакомым Тосе («Ой, где я его видела?»), а по книге портрет был настолько плохо нарисован, что сам Илья узнал себя лишь по шапке.
- В клубе висят портреты Ильи и его бригады; в книге на стене висит лишь портрет Ильи.
- В книге бригада Ильи лишь упоминается, зато хулиганская ватага Фили изображена более живописно.
- В фильме Филя и его бригада — такие же лесорубы-передовики, как и Илья, постоянно соревнующиеся с бригадой Ковригина за право «висеть на стене», то есть считаться лучшими в леспромхозе. В книге же Филя и его дружки — обычные уличные хулиганы, но, по словам Сашки: «Вкалывают будь здоров!».
- После публичного смеха в клубе на обеде Илья выливает Тосины щи на снег; в книге Илья, наоборот, нахваливает их и всегда ест.
- Тося ни разу не пользовалась бензопилой; в книге Илья давал пару раз ей испытать чудо техники.
- В книге Филя никогда не хвалил Тосину стряпню (из-за личной неприязни).
- Илья провожает Тосю до дома, а когда она убегает, то уходит домой; в книге Илья обещал Филе в тот день привести Тосю на «Камчатку», более того, после своего побега Тося находит Илью и извиняется.
- По фильму Тося и Илья в первый раз ссорятся из-за фразы Тоси «Нужен он тут больно! Сам навязался!», а по книге ссора происходит из-за того, что Тося увидела Илью разговаривающим с Анфисой после того, как Илья притворялся влюбленным в Тосю.
- В книге Илья часто захаживал к Анфисе на коммутатор.
- Фраза Фили «ключик подбираешь» принадлежит Илье, а высказывания про замужество и неудачу жизни Веры — Тосе (за это она получила пощёчину от Нади).
- В фильме Мария Гавриловна — учитель химии в вечерней школе, в книге — Мария Степановна — учитель математики в вечерней школе
- В фильме Тося всегда занималась только кулинарией; в книге она однажды перешла работать к лесорубам, но потом, из-за плохого повара, вернулась к готовке.
- Анфиса первый раз знакомится с техноруком в доме и сразу представляется телефонисткой; в книге они познакомились на улице и Анфиса представилась артисткой.
- Когда Тося узнаёт про спор, её утешают Вера, Катя и Надя; в книге есть Анфиса, зато нет Кати. Она была на свидании с Сашкой, и в дальнейшем сожалела, что не застала эту сцену.
- Фраза «Тося, ну не расстраивайся так» принадлежит Анфисе.
- Когда Тося увидела Филю, то сразу разоблачила их спор; в книге же она потанцевала с Ильёй, а Филя все время вертелся под носом.
- Илья «получает» свой выигрыш — шапку-кубанку, и, помчавшись за Тосей, бросил её Филе; в книге к кубанке прибавился пыжик (шапка Ильи). От пыжика Филя потом отказался, отдав его хулигану по кличке «Мерзлявый».
- На обеде (после разоблачения) Тося даёт Илье две добавки гречки, кроме того, они остаются вдвоём; в книге Тося подавала гороховый суп, хотя Илья вообще не прикоснулся к обеду, а в столовой за ним была целая очередь.
- Тося возвращается с лыжной прогулки и приносит Вере два письма, и Вера решает оставить письмо от мужа; в книге Вера сразу же сожгла его и вплоть до концовки не оставляет ни одного письма.
- Фраза «матриархат что ли?» принадлежит Вере, а не Анфисе.
- Любовная линия технорука Дементьева и Анфисы практически не затрагивается в фильме. В фильме Анфиса бросила его, чтобы найти настоящую любовь; в книге она его полюбила, но из-за невозможности иметь детей уехала (только Тося знала, почему).
- В фильме в сцене, где Анфиса ночью плачет в своей кровати, Тосю девчата выставляют за дверь, чтобы она ничего не слышала. В книге же как раз наоборот — Анфиса плачет о своей горемычной судьбе самой Тосе, а других девчат в это время нет в комнате.
- В книге за подарком для Тоси Илья ездил сам и купил его только на свои деньги.
- Во время стройки Тося хочет увидеть Илью и только когда приносит гвозди на чердак, находит его; в книге Тося прекрасно знает, где Илья, она видит его на крыше, а гвозди ей помогла донести Вера.
- В книге свой первый поцелуй Тося подарила Илье на крыльце общежития.
- В последней сцене «на Камчатке» к Илье и Тосе подходит комендант с фразой: «Ишь ты, уже и днём сидят! Зря сидите — свободных жилплощадей в этом году больше не предвидится!». В книге Илья с Тосей сидят «на Камчатке» не днём, а вечером, за ними из-за угла наблюдает Надя и слышит, о чём они говорят. Именно после этого Надя и решает бросить Ксан Ксаныча, потому что хочет испытать и почувствовать то же, что и Тося.
- В книге комендант был «длинноногим».
- В фильме Илья затевает спор с Филей сам, в книге же Филя умело подталкивает его к спору, желая проучить Тосю.
- Различны и характеры персонажей: в фильме Ксан Ксаныч — крайне скуп, а в книге — очень добр и не жаден; книжная Катя завистлива и мелочна по сравнению с Катей из фильма; в книге более глубоко прописан характер Анфисы и пр.
Технические данные
- Чёрно-белый художественный фильм.
- Производство: «Мосфильм».
- Формат съёмки: 35-мм, широкоэкранный.
- Издание на VHS: 1 VHS, издатель: «Крупный план», 1990-е г.
- Издание на DVD: 1 DVD, звук 5.1, моно 1.0, издатель: «Крупный план», 2004 г.
- Издание на Blu-ray Disc: 1 BD-25, звук 5.1, моно 1.0, издатель: «Крупный план», 2012 г.
- Издание на mpeg4: 1 MPEG-диск, издатели: «Крупный план», «Лизард», 2004 г.
- Издание на других носителях: 2 Video CD-дисков, издатель: «Крупный план», 2004 г.
Кинопрокат
Премьера комедии «Девчата» состоялась 7 марта 1962 года в Центральном Доме кино (ЦДК) в Москве. На премьеру пришли все, кто участвовал в создании фильма, кроме актрисы Инны Макаровой, сыгравшей роль Нади. Она была обижена на то, что в процессе монтажа режиссёр убрал из фильма сцену, в которой её героиня, хотя «ей скоро двадцать восемь, а в таком возрасте за кого угодно пойдёшь», все-таки расстаётся с нелюбимым женихом Ксан Ксанычем[1][2].
«Высокое» советское начальство охарактеризовало комедию, как «чересчур бытовую и мелковатую для советского экрана», поэтому фильму была присвоена третья прокатная категория. Но зрителям и критикам картина сразу понравилась, став одним из лидеров советского кинопроката. В 1962 премьерном году в СССР её посмотрели почти тридцать пять миллионов человек[1][2].
Награды
- 1962 — приз Международного кинофестиваля в Мар-дель-Плата (Аргентина) «За лучшее исполнение женской роли» актрисе Надежде Румянцевой. Зарубежные газеты называли актрису «Чарли Чаплином в юбке», а итальянцы — «русской Джульеттой Мазиной»[1][2].
- 1962 — почётный диплом Эдинбургского международного кинофестиваля (Шотландия)[1][2].
- 1962 — почётный диплом жюри родителей и учеников Международного фестиваля фильмов для молодёжи в Канне[1][2].
Интересные факты
- Тося говорит, что её отец погиб на фронте незадолго до того как она родилась, из чего следует, что ей не может быть больше 20 лет. Тося по сюжету самая младшая, хотя Надежда Румянцева (31 год на момент съёмок) всего на два года младше Нины Меньшиковой («мама» Вера) и на четыре Инны Макаровой (Надежда, которой «Вот-вот 28 стукнет»). В то время как самая младшая из актрис Светлана Дружинина (Анфиса) которой на момент съемок было 26 лет.
- Песни из фильма были выпущены на грампластинках Апрелевским и другими заводами, с середины 1960-х — фирмой «Мелодия».
- В 2013 году начаты работы по созданию цветной версии фильма, к тому же его реставрируют.
Напишите отзыв о статье "Девчата (фильм)"
Примечания
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 [www.vokrug.tv/product/show/Devchata/ Энциклопедия ТВ. Фильм «Девчата» (1961).] «Вокруг ТВ» // vokrug.tv
- ↑ 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 Екатерина Голдовская. [7days.ru/entertainment/cinema/devchata-kak-sibir-v-yalte-snimali.htm «Девчата»: Как Сибирь в Ялте снимали.] Журнал «7 дней» (№ 28, 2010 год) // 7days.ru
- ↑ Журнал «Интервью», № 10, 2008 год. Издательство «Креатив Медиа»
Ссылки
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=1602 «Девчата»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино» // russiancinema.ru
- «Девчата» (англ.) на сайте Internet Movie Database
- Дарья Печорина. [www.nashfilm.ru/sovietkino/1159.html «Девчата» — вечная юность советского кино.] «Наш фильм» // nashfilm.ru
- [www.kp.ru/daily/24099/326623/ Сибирские морозы в фильме «Девчата» снимали в разгар лета] // «Комсомольская правда», 17 мая 2008
- [www.1tv.ru/video_archive/projects/tonight/p75053 «Как снимали фильм „Девчата“»] в Сегодня вечером (Первый канал, 22.03.2014)
| ||||||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Девчата (фильм)
Наконец государь уезжает из армии, и как единственный и удобнейший предлог для его отъезда избирается мысль, что ему надо воодушевить народ в столицах для возбуждения народной войны. И эта поездка государя и Москву утрояет силы русского войска.Государь отъезжает из армии для того, чтобы не стеснять единство власти главнокомандующего, и надеется, что будут приняты более решительные меры; но положение начальства армий еще более путается и ослабевает. Бенигсен, великий князь и рой генерал адъютантов остаются при армии с тем, чтобы следить за действиями главнокомандующего и возбуждать его к энергии, и Барклай, еще менее чувствуя себя свободным под глазами всех этих глаз государевых, делается еще осторожнее для решительных действий и избегает сражений.
Барклай стоит за осторожность. Цесаревич намекает на измену и требует генерального сражения. Любомирский, Браницкий, Влоцкий и тому подобные так раздувают весь этот шум, что Барклай, под предлогом доставления бумаг государю, отсылает поляков генерал адъютантов в Петербург и входит в открытую борьбу с Бенигсеном и великим князем.
В Смоленске, наконец, как ни не желал того Багратион, соединяются армии.
Багратион в карете подъезжает к дому, занимаемому Барклаем. Барклай надевает шарф, выходит навстречу v рапортует старшему чином Багратиону. Багратион, в борьбе великодушия, несмотря на старшинство чина, подчиняется Барклаю; но, подчинившись, еще меньше соглашается с ним. Багратион лично, по приказанию государя, доносит ему. Он пишет Аракчееву: «Воля государя моего, я никак вместе с министром (Барклаем) не могу. Ради бога, пошлите меня куда нибудь хотя полком командовать, а здесь быть не могу; и вся главная квартира немцами наполнена, так что русскому жить невозможно, и толку никакого нет. Я думал, истинно служу государю и отечеству, а на поверку выходит, что я служу Барклаю. Признаюсь, не хочу». Рой Браницких, Винцингероде и тому подобных еще больше отравляет сношения главнокомандующих, и выходит еще меньше единства. Сбираются атаковать французов перед Смоленском. Посылается генерал для осмотра позиции. Генерал этот, ненавидя Барклая, едет к приятелю, корпусному командиру, и, просидев у него день, возвращается к Барклаю и осуждает по всем пунктам будущее поле сражения, которого он не видал.
Пока происходят споры и интриги о будущем поле сражения, пока мы отыскиваем французов, ошибившись в их месте нахождения, французы натыкаются на дивизию Неверовского и подходят к самым стенам Смоленска.
Надо принять неожиданное сражение в Смоленске, чтобы спасти свои сообщения. Сражение дается. Убиваются тысячи с той и с другой стороны.
Смоленск оставляется вопреки воле государя и всего народа. Но Смоленск сожжен самими жителями, обманутыми своим губернатором, и разоренные жители, показывая пример другим русским, едут в Москву, думая только о своих потерях и разжигая ненависть к врагу. Наполеон идет дальше, мы отступаем, и достигается то самое, что должно было победить Наполеона.
На другой день после отъезда сына князь Николай Андреич позвал к себе княжну Марью.
– Ну что, довольна теперь? – сказал он ей, – поссорила с сыном! Довольна? Тебе только и нужно было! Довольна?.. Мне это больно, больно. Я стар и слаб, и тебе этого хотелось. Ну радуйся, радуйся… – И после этого княжна Марья в продолжение недели не видала своего отца. Он был болен и не выходил из кабинета.
К удивлению своему, княжна Марья заметила, что за это время болезни старый князь так же не допускал к себе и m lle Bourienne. Один Тихон ходил за ним.
Через неделю князь вышел и начал опять прежнюю жизнь, с особенной деятельностью занимаясь постройками и садами и прекратив все прежние отношения с m lle Bourienne. Вид его и холодный тон с княжной Марьей как будто говорил ей: «Вот видишь, ты выдумала на меня налгала князю Андрею про отношения мои с этой француженкой и поссорила меня с ним; а ты видишь, что мне не нужны ни ты, ни француженка».
Одну половину дня княжна Марья проводила у Николушки, следя за его уроками, сама давала ему уроки русского языка и музыки, и разговаривая с Десалем; другую часть дня она проводила в своей половине с книгами, старухой няней и с божьими людьми, которые иногда с заднего крыльца приходили к ней.
О войне княжна Марья думала так, как думают о войне женщины. Она боялась за брата, который был там, ужасалась, не понимая ее, перед людской жестокостью, заставлявшей их убивать друг друга; но не понимала значения этой войны, казавшейся ей такою же, как и все прежние войны. Она не понимала значения этой войны, несмотря на то, что Десаль, ее постоянный собеседник, страстно интересовавшийся ходом войны, старался ей растолковать свои соображения, и несмотря на то, что приходившие к ней божьи люди все по своему с ужасом говорили о народных слухах про нашествие антихриста, и несмотря на то, что Жюли, теперь княгиня Друбецкая, опять вступившая с ней в переписку, писала ей из Москвы патриотические письма.
«Я вам пишу по русски, мой добрый друг, – писала Жюли, – потому что я имею ненависть ко всем французам, равно и к языку их, который я не могу слышать говорить… Мы в Москве все восторжены через энтузиазм к нашему обожаемому императору.
Бедный муж мой переносит труды и голод в жидовских корчмах; но новости, которые я имею, еще более воодушевляют меня.
Вы слышали, верно, о героическом подвиге Раевского, обнявшего двух сыновей и сказавшего: «Погибну с ними, но не поколеблемся!И действительно, хотя неприятель был вдвое сильнее нас, мы не колебнулись. Мы проводим время, как можем; но на войне, как на войне. Княжна Алина и Sophie сидят со мною целые дни, и мы, несчастные вдовы живых мужей, за корпией делаем прекрасные разговоры; только вас, мой друг, недостает… и т. д.
Преимущественно не понимала княжна Марья всего значения этой войны потому, что старый князь никогда не говорил про нее, не признавал ее и смеялся за обедом над Десалем, говорившим об этой войне. Тон князя был так спокоен и уверен, что княжна Марья, не рассуждая, верила ему.
Весь июль месяц старый князь был чрезвычайно деятелен и даже оживлен. Он заложил еще новый сад и новый корпус, строение для дворовых. Одно, что беспокоило княжну Марью, было то, что он мало спал и, изменив свою привычку спать в кабинете, каждый день менял место своих ночлегов. То он приказывал разбить свою походную кровать в галерее, то он оставался на диване или в вольтеровском кресле в гостиной и дремал не раздеваясь, между тем как не m lle Bourienne, a мальчик Петруша читал ему; то он ночевал в столовой.
Первого августа было получено второе письмо от кня зя Андрея. В первом письме, полученном вскоре после его отъезда, князь Андрей просил с покорностью прощения у своего отца за то, что он позволил себе сказать ему, и просил его возвратить ему свою милость. На это письмо старый князь отвечал ласковым письмом и после этого письма отдалил от себя француженку. Второе письмо князя Андрея, писанное из под Витебска, после того как французы заняли его, состояло из краткого описания всей кампании с планом, нарисованным в письме, и из соображений о дальнейшем ходе кампании. В письме этом князь Андрей представлял отцу неудобства его положения вблизи от театра войны, на самой линии движения войск, и советовал ехать в Москву.
За обедом в этот день на слова Десаля, говорившего о том, что, как слышно, французы уже вступили в Витебск, старый князь вспомнил о письме князя Андрея.
– Получил от князя Андрея нынче, – сказал он княжне Марье, – не читала?
– Нет, mon pere, [батюшка] – испуганно отвечала княжна. Она не могла читать письма, про получение которого она даже и не слышала.
– Он пишет про войну про эту, – сказал князь с той сделавшейся ему привычной, презрительной улыбкой, с которой он говорил всегда про настоящую войну.
– Должно быть, очень интересно, – сказал Десаль. – Князь в состоянии знать…
– Ах, очень интересно! – сказала m llе Bourienne.
– Подите принесите мне, – обратился старый князь к m llе Bourienne. – Вы знаете, на маленьком столе под пресс папье.
M lle Bourienne радостно вскочила.
– Ах нет, – нахмурившись, крикнул он. – Поди ты, Михаил Иваныч.
Михаил Иваныч встал и пошел в кабинет. Но только что он вышел, старый князь, беспокойно оглядывавшийся, бросил салфетку и пошел сам.
– Ничего то не умеют, все перепутают.
Пока он ходил, княжна Марья, Десаль, m lle Bourienne и даже Николушка молча переглядывались. Старый князь вернулся поспешным шагом, сопутствуемый Михаилом Иванычем, с письмом и планом, которые он, не давая никому читать во время обеда, положил подле себя.
Перейдя в гостиную, он передал письмо княжне Марье и, разложив пред собой план новой постройки, на который он устремил глаза, приказал ей читать вслух. Прочтя письмо, княжна Марья вопросительно взглянула на отца.
Он смотрел на план, очевидно, погруженный в свои мысли.
– Что вы об этом думаете, князь? – позволил себе Десаль обратиться с вопросом.
– Я! я!.. – как бы неприятно пробуждаясь, сказал князь, не спуская глаз с плана постройки.
– Весьма может быть, что театр войны так приблизится к нам…
– Ха ха ха! Театр войны! – сказал князь. – Я говорил и говорю, что театр войны есть Польша, и дальше Немана никогда не проникнет неприятель.
Десаль с удивлением посмотрел на князя, говорившего о Немане, когда неприятель был уже у Днепра; но княжна Марья, забывшая географическое положение Немана, думала, что то, что ее отец говорит, правда.
– При ростепели снегов потонут в болотах Польши. Они только могут не видеть, – проговорил князь, видимо, думая о кампании 1807 го года, бывшей, как казалось, так недавно. – Бенигсен должен был раньше вступить в Пруссию, дело приняло бы другой оборот…
– Но, князь, – робко сказал Десаль, – в письме говорится о Витебске…
– А, в письме, да… – недовольно проговорил князь, – да… да… – Лицо его приняло вдруг мрачное выражение. Он помолчал. – Да, он пишет, французы разбиты, при какой это реке?
Десаль опустил глаза.
– Князь ничего про это не пишет, – тихо сказал он.
– А разве не пишет? Ну, я сам не выдумал же. – Все долго молчали.
– Да… да… Ну, Михайла Иваныч, – вдруг сказал он, приподняв голову и указывая на план постройки, – расскажи, как ты это хочешь переделать…
Михаил Иваныч подошел к плану, и князь, поговорив с ним о плане новой постройки, сердито взглянув на княжну Марью и Десаля, ушел к себе.
Княжна Марья видела смущенный и удивленный взгляд Десаля, устремленный на ее отца, заметила его молчание и была поражена тем, что отец забыл письмо сына на столе в гостиной; но она боялась не только говорить и расспрашивать Десаля о причине его смущения и молчания, но боялась и думать об этом.
Ввечеру Михаил Иваныч, присланный от князя, пришел к княжне Марье за письмом князя Андрея, которое забыто было в гостиной. Княжна Марья подала письмо. Хотя ей это и неприятно было, она позволила себе спросить у Михаила Иваныча, что делает ее отец.
– Всё хлопочут, – с почтительно насмешливой улыбкой, которая заставила побледнеть княжну Марью, сказал Михаил Иваныч. – Очень беспокоятся насчет нового корпуса. Читали немножко, а теперь, – понизив голос, сказал Михаил Иваныч, – у бюра, должно, завещанием занялись. (В последнее время одно из любимых занятий князя было занятие над бумагами, которые должны были остаться после его смерти и которые он называл завещанием.)
– А Алпатыча посылают в Смоленск? – спросила княжна Марья.
– Как же с, уж он давно ждет.
Когда Михаил Иваныч вернулся с письмом в кабинет, князь в очках, с абажуром на глазах и на свече, сидел у открытого бюро, с бумагами в далеко отставленной руке, и в несколько торжественной позе читал свои бумаги (ремарки, как он называл), которые должны были быть доставлены государю после его смерти.
Когда Михаил Иваныч вошел, у него в глазах стояли слезы воспоминания о том времени, когда он писал то, что читал теперь. Он взял из рук Михаила Иваныча письмо, положил в карман, уложил бумаги и позвал уже давно дожидавшегося Алпатыча.
На листочке бумаги у него было записано то, что нужно было в Смоленске, и он, ходя по комнате мимо дожидавшегося у двери Алпатыча, стал отдавать приказания.
– Первое, бумаги почтовой, слышишь, восемь дестей, вот по образцу; золотообрезной… образчик, чтобы непременно по нем была; лаку, сургучу – по записке Михаила Иваныча.
Он походил по комнате и заглянул в памятную записку.
– Потом губернатору лично письмо отдать о записи.
Потом были нужны задвижки к дверям новой постройки, непременно такого фасона, которые выдумал сам князь. Потом ящик переплетный надо было заказать для укладки завещания.
Отдача приказаний Алпатычу продолжалась более двух часов. Князь все не отпускал его. Он сел, задумался и, закрыв глаза, задремал. Алпатыч пошевелился.
– Ну, ступай, ступай; ежели что нужно, я пришлю.
Алпатыч вышел. Князь подошел опять к бюро, заглянув в него, потрогал рукою свои бумаги, опять запер и сел к столу писать письмо губернатору.
Уже было поздно, когда он встал, запечатав письмо. Ему хотелось спать, но он знал, что не заснет и что самые дурные мысли приходят ему в постели. Он кликнул Тихона и пошел с ним по комнатам, чтобы сказать ему, где стлать постель на нынешнюю ночь. Он ходил, примеривая каждый уголок.
Везде ему казалось нехорошо, но хуже всего был привычный диван в кабинете. Диван этот был страшен ему, вероятно по тяжелым мыслям, которые он передумал, лежа на нем. Нигде не было хорошо, но все таки лучше всех был уголок в диванной за фортепиано: он никогда еще не спал тут.
Тихон принес с официантом постель и стал уставлять.
– Не так, не так! – закричал князь и сам подвинул на четверть подальше от угла, и потом опять поближе.
«Ну, наконец все переделал, теперь отдохну», – подумал князь и предоставил Тихону раздевать себя.
Досадливо морщась от усилий, которые нужно было делать, чтобы снять кафтан и панталоны, князь разделся, тяжело опустился на кровать и как будто задумался, презрительно глядя на свои желтые, иссохшие ноги. Он не задумался, а он медлил перед предстоявшим ему трудом поднять эти ноги и передвинуться на кровати. «Ох, как тяжело! Ох, хоть бы поскорее, поскорее кончились эти труды, и вы бы отпустили меня! – думал он. Он сделал, поджав губы, в двадцатый раз это усилие и лег. Но едва он лег, как вдруг вся постель равномерно заходила под ним вперед и назад, как будто тяжело дыша и толкаясь. Это бывало с ним почти каждую ночь. Он открыл закрывшиеся было глаза.
– Нет спокоя, проклятые! – проворчал он с гневом на кого то. «Да, да, еще что то важное было, очень что то важное я приберег себе на ночь в постели. Задвижки? Нет, про это сказал. Нет, что то такое, что то в гостиной было. Княжна Марья что то врала. Десаль что то – дурак этот – говорил. В кармане что то – не вспомню».
– Тишка! Об чем за обедом говорили?
– Об князе, Михайле…
– Молчи, молчи. – Князь захлопал рукой по столу. – Да! Знаю, письмо князя Андрея. Княжна Марья читала. Десаль что то про Витебск говорил. Теперь прочту.
Он велел достать письмо из кармана и придвинуть к кровати столик с лимонадом и витушкой – восковой свечкой и, надев очки, стал читать. Тут только в тишине ночи, при слабом свете из под зеленого колпака, он, прочтя письмо, в первый раз на мгновение понял его значение.
«Французы в Витебске, через четыре перехода они могут быть у Смоленска; может, они уже там».
– Тишка! – Тихон вскочил. – Нет, не надо, не надо! – прокричал он.
Он спрятал письмо под подсвечник и закрыл глаза. И ему представился Дунай, светлый полдень, камыши, русский лагерь, и он входит, он, молодой генерал, без одной морщины на лице, бодрый, веселый, румяный, в расписной шатер Потемкина, и жгучее чувство зависти к любимцу, столь же сильное, как и тогда, волнует его. И он вспоминает все те слова, которые сказаны были тогда при первом Свидании с Потемкиным. И ему представляется с желтизною в жирном лице невысокая, толстая женщина – матушка императрица, ее улыбки, слова, когда она в первый раз, обласкав, приняла его, и вспоминается ее же лицо на катафалке и то столкновение с Зубовым, которое было тогда при ее гробе за право подходить к ее руке.
«Ах, скорее, скорее вернуться к тому времени, и чтобы теперешнее все кончилось поскорее, поскорее, чтобы оставили они меня в покое!»
Лысые Горы, именье князя Николая Андреича Болконского, находились в шестидесяти верстах от Смоленска, позади его, и в трех верстах от Московской дороги.
В тот же вечер, как князь отдавал приказания Алпатычу, Десаль, потребовав у княжны Марьи свидания, сообщил ей, что так как князь не совсем здоров и не принимает никаких мер для своей безопасности, а по письму князя Андрея видно, что пребывание в Лысых Горах небезопасно, то он почтительно советует ей самой написать с Алпатычем письмо к начальнику губернии в Смоленск с просьбой уведомить ее о положении дел и о мере опасности, которой подвергаются Лысые Горы. Десаль написал для княжны Марьи письмо к губернатору, которое она подписала, и письмо это было отдано Алпатычу с приказанием подать его губернатору и, в случае опасности, возвратиться как можно скорее.
