Девьен, Франсуа

Франсуа Девьен
Франсуа Девьен на портрете Жака Луи Давида
Основная информация
Дата рождения	31 января 1759(1759-01-31)
Место рождения	Жуанвиль, Департамент Верхняя Марна
Дата смерти	5 сентября 1803, Шарантон, Валь-де-Марн
Страна	Франция Франция
Профессии	музыкант, флейтист, композитор
Инструменты	Флейта Фагот

Франсуа Девьен (фр. François Devienne; 31 января 1759, Жуанвиль, Департамент Верхняя Марна — 5 сентября 1803, Шарантон, Валь-де-Марн) — французский флейтист, фаготист, композитор и преподаватель.

Биография

Четырнадцатый ребёнок в семье шорника. С раннего детства под руководством одного из старших братьев, придворного музыканта в герцогстве Цвайбрюккенском, начал заниматься музыкой. Одновременно учился играть на нескольких инструментах, пел в церковном хоре и занимался композицией. Наибольших успехов достиг в игре на флейте и фаготе. В десятилетнем возрасте написал мессу, которая была исполнена профессиональными музыкантами (the Royal Cravate regiment). C 1779 г. жил в Париже, брал уроки у флейтиста Феликса Ро. Исполнительскую карьеру начал как музыкант военного оркестра Королевской швейцарской (затем Национальной) гвардии. С 1779 играл на фаготе в оркестре Парижской опере, в 1780 стал основным фаготистом. Одновременно в 1780—1785 гг. состоял камерным музыкантом в капелле кардинала Луи де Рогана. С 1788 Девьенн играл второй фагот в оркестре театра «Монсеньёр», а через год стал солистом этого оркестра и работал там до 1801 года. В 1781 Девьен вступил в масонскую ложу Олимпик (Olympique). Играл в оркестре ложи на флейте.

Его дебют как солирующего флейтиста состоялся в 1782, когда он исполнил один из своих концертов для флейты, а через два года Девьен дебютировал как солист-фаготист со своим первым концертом для фагота.

С 1790 Девьен преподавал флейту в музыкальной школе Парижской Национальной гвардии, вошедшей 1795 г. в состав новосозданной Парижской консерватории, где Девьенн стал членом администрации и одним из пяти профессоров по классу флейты. С тех пор сложилась традиция, что лучшие парижские флейтисты преподавали в консерватории.

Политические и экономические потрясения эпохи, невероятно активная творческая и общественная деятельность отрицательно повлияли на душевное здоровье Девьена. В 1803 он попал в знаменитую психиатрическую лечебницу Шарантон, близ Парижа, где и скончался.

Творческая деятельность

Свои методические взгляды Девьен изложил в учебнике «Теоретическая и практическая школа для флейты» (фр. Méthode de Flûte Théorique et Pratique; 1793).

Композиторское наследие Девьена довольно обширно. Ему принадлежит более десятка комических опер, поставленных в Париже в 1790—1799 гг., начиная с оперы «Тайный брак» (фр. Le Mariage clandestin), — наиболее популярна, как считается, была опера «Визитандинки» (фр. Les Visitandines; 1792, либретто Луи Бенуа Пикара), мелодии которой послужили санкюлотам Французской революции основой для народных песен. Девьену принадлежит также около 300 оркестровых и инструментальных сочинений, в том числе 12 концертов для флейты, 4 концерта для фагота и 2 концерта для валторны с оркестром, 25 квартетов (преимущественно для флейты, скрипки, альта и виолончели), множество иных сочинений флейтового репертуара, песни для голоса в сопровождении флейты и фортепиано. По духу музыка Девьенна очень близка Моцарту. Современники его так и называли – «французский Моцарт».

Всю жизнь Девьенн играл на одноклапанной флейте, но своим ученикам рекомендовал использовать многоклапанные инструменты. Среди его учеников был Жозеф Гийю.

Ссылки

[www.symphozik.info/Francois+Devienne,52.html Биография Франсуа Девьенна (фр.)]

Отрывок, характеризующий Девьен, Франсуа

– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…