Девятый крестовый поход

Девятый крестовый поход
Основной конфликт: Крестовые походы
Боевые действия во время Девятого крестового похода.
Дата	1271—1272
Место	Ближний Восток
Итог	Перемирие в Кесарии. Снятие осады Триполи. Уничтожение флота мамлюков. Перемирие на 10 лет между крестоносцами и мамлюками.
Противники
Королевство Англия Королевство Франция Киликийская Армения Кипрское королевство Иерусалимское королевство Графство Триполи Государство Хулагуидов Мамлюки
Командующие
Эдуард I Карл I Анжуйский Гуго III Боэмунд IV Абака-хан Бейбарс I
Силы сторон
Крестоносцы: Неизвестно: 1 000 человек с Эдуардом (изначально) Хулагуиды: 10 000 всадников Неизвестно
Потери
Неизвестно Назарет: гарнизон перебит 17 галер уничтожено 1 500 человек убито при Какуне

Девятый крестовый поход, который некоторыми историками считается частью Восьмого крестового похода, был последним крупным крестовым походом в Святую Землю. Состоялся в 1271—1272-х годах.

Неспособность Людовика IX захватить Тунис во время Восьмого крестового похода заставила Эдуарда, сына английского короля Генриха III, отплыть в Акру. Дальнейшие события вошли в историю под названием «Девятый крестовый поход». Во время него Эдуарду удалось одержать ряд побед над султаном Бейбарсом I. Однако в конечном итоге Эдуарду пришлось отплыть домой, поскольку там его ожидали неотложные дела по вопросу престолонаследия, а в Отремере ему не удавалось разрешить конфликты между местными лордами. Можно утверждать, что к этому времени дух крестовых походов уже угасал. Над последними оплотами крестоносцев на берегу Средиземного моря нависла угроза полного уничтожения.

Предыстория

После победы мамлюков над монголами в 1260 году в битве при Айн-Джалуте султан Кутуз был убит своим полководцем Бейбарсом, который затем сам стал султаном. После того, как Бейбарс взошёл на престол, он продолжил теснить крестоносцев, которые по-прежнему удерживали Арсуф, Атлит, Хайфу, Цфат, Яффу, Аскалон и Кесарию. Христиане обратились за помощью к правителям Европы, однако те медлили с подмогой.

В 1268 году Бейбарс захватил Антиохию, тем самым уничтожив Антиохийское княжество и обезопасив своё положение на севере. Над небольшим графством Триполи нависала серьёзная угроза.

Людовик IX, уже однажды организовавший крестовый поход в Египет, на этот раз решил двинуться в Тунис, где, однако, умер в 1270 году во время осады. Принц Эдуард прибыл в Тунис слишком поздно, чтобы внести значительный вклад в ведение войны, и вместо этого он продолжил свой путь в Святую Землю чтобы помочь Боэмунду VI, князю Антиохии и графу Триполи в борьбе против мамлюков. 9 мая 1271 года Эдуард, наконец, прибыл в Акру.. С собой он привёл немногочисленный, но тем не менее весьма боеспособный отряд, который насчитывал 1000 человек, в том числе 225 рыцарей.

Действия крестоносцев в Святой Земле

Было решено, что Эдуард вместе с братом Людовика, Карлом Анжуйским, поведёт армию на Акру, столицу Иерусалимского королевства и окончательную цель кампании Бейбарса. Армия Эдуарда и Карла прибыла в 1271 году, в то время, когда Бейбарс осаждал Триполи, которая оставалась одним из последних владений крестоносцев. В городе находились десятки тысяч христианских беженцев. Эдуард прибыл в Акру в то время, когда она ещё находилась в осаде. Его появление вынудило Бейбарса изменить свои планы и отказаться от осады Акры.

Набеги крестоносцев

Эдуард располагал слишком малым войском, чтобы иметь возможность разбить мамлюков в поле. Он не смог даже помешать им захватить замок Монфор, принадлежавший тевтонским рыцарям. Поэтому принц решил организовать несколько рейдов по тылам противника (которые современные историки называют «военными променадами»).. Взяв Назарет штурмом, он предал его жителей мечу. и затем организовал рейд на Сен-Жорж-де-Лебен, хотя почти ничего этим предприятием не добился: его воины сожгли несколько домов и урожай, при этом потеряв несколько человек в огне.

Позже прибыли дополнительные силы из Англии, которыми командовал младший брат Эдуарда, Эдмунд, и войска короля Кипра Гуго III, тем самым ободрив Эдуарда. При поддержке тамплиеров, госпитальеров и тевтонцев он организовал набег на небольшой город Какун. Крестоносцы застали врасплох большой отряд туркменов (которые в основном были кочевниками), и, по некоторым данным, убили 1500 из них и угнали 5000 голов скота. Эти туркмены поступили на службу к Бейбарсу относительно недавно, после вторжений монголов: им выдавались оружие, лошади, даровались земли и титулы в обмен на несение военной службы. Мусульманские источники сообщают, что во время этого набега был убит один эмир и ещё один был ранен. Более того, комендант местного замка был вынужден сдать его. Эдуард, однако, замок не занял и отступил, пока Бейбарс ещё не успел собрать силы для ответного удара (в это время он со своей армией находился в Алеппо, готовясь отразить монгольское вторжение)

В декабре 1271 года Эдуард со своим войском отразил нападение Бейбарса на Акру. Бейбарс также отказался продолжать осаду Триполи, хотя доподлинная причина к этому решению неизвестна. Современные историки утверждают, что Бейбарс был обеспокоен рейдами крестоносцев в своём тылу, хотя некоторые другие исследователи отвергают это предположение, и вместо этого считают, что он не желал концентрироваться исключительно на одном направлении, поскольку не знал о настоящей численности войска крестоносцев.

Набеги монголов

Как только Эдуард прибыл в Акру, он сразу же послал посольство в Персию к монгольскому правителю Абака-Хану с предложением о союзе. Посольство возглавил Реджинальд де Россель, Годфруа де Вос и Иоанн де Паркер. Их миссия заключалась в том, чтобы добиться военной поддержки со стороны монголов, которые также враждовали с мусульманами. 4 сентября 1271 года Абака-Хан послал ответ, в котором согласился на сотрудничество и спросил, в какой день следует совместно выступить на мамлюков

В конце октября 1271 года армия монголов прибыла в Сирию. Сам хан, однако, был занят конфликтами в Туркестане, и поэтому смог отправить только 10000 всадников под командованием темника Самагара. Это войско составляли солдаты, ранее размещённые в Анатолии, а также вспомогательные отряды Сельджукидов. Несмотря на сравнительно небольшие силы монголов, их появление вызвало исход мусульманского населения (поскольку память о нашествии Китбуки была ещё свежа), которые бежали вплоть до Каира. Монголы разбили силы туркменов, которые защищали Алеппо, и продолжили нашествие к югу, грабя земли до Апамеи. Но монголы не задержались в Сирии, и когда Бейбарс выступил с войском из Египта 12 ноября 1271 г., монголы уже отступили за Евфрат вместе со взятой добычей.

Сражения на море в близи Кипра

Тем временем Бейбарс пришел к выводу о том, что скоро крестоносцы начнут нападение на Египет одновременно с моря и с суши. Осознавая опасность своего положения, он решил пресечь такой манёвр и приступил к постройке флота. После завершения постройки кораблей Бейбарс, вместо того, чтобы прямо атаковать армию крестоносцев, попытался высадиться на Кипре в 1271 году, надеясь отвлечь Гуго III (который также был номинальным королём Иерусалима) и его флот из Акры, завоевать остров и изолировать армию крестоносцев в Святой Земле. 17 галер мамлюков, выдававших себя за христианские суда, совершили нападение на Лимасол. Однако в последовавшем морском сражении флот был уничтожен и войска Бейбарса были вынуждены отступить.

Конец крестового похода

После этой победы Эдуард понял, что для создания сил, способных освободить Иерусалим, необходимо прекратить внутренние беспорядки в христианских владениях. Поэтому он выступил в качестве посредника между Гуго III и Ибелинами. Параллельно с этим, принц Эдуард и король Гуго начали вести переговоры о перемирии с султаном Бейбарсом. Перемирие на 10 лет, 10 месяцев и 10 дней было заключено в мае 1272 г. в Кесарии. Почти сразу же принц Эдмунд отплыл в Англию, в то время как Эдуард остался, чтобы посмотреть, будет ли Бейбарс соблюдать соглашение. В следующем же месяце на Эдуарда было совершено покушение. Существует несколько версий о том, кто подослал убийцу. Согласно первой версии, убийца был послан эмиром Рамлы или Бейбарсом. Некоторые легенды также говорят, что убийца был послан Старейшиной гор (Рашидом ад-Дин Синан), хотя тот умер ещё в 1192 году, задолго до начала Девятого крестового похода. Эдуард убил наёмника, но остался с гноящейся раной, полученной в результате удара отравленным кинжалом, из-за которой он был вынужден отложить свой отъезд. В сентябре 1272 года Эдуард покинул Акру и приплыл на Сицилию, и пока он выздоравливал на острове, он сначала получил весть о смерти своего сына Иоанна, а затем, несколько месяцев спустя, — известие о смерти своего отца. В 1273 году Эдуард начал свой путь домой через Италию, Гасконь и Париж. Эдуард наконец приехал в Англию в середине 1274 г. и был коронован 19 августа того же года.

Последствия похода

Эдуард сопровождал Теобальдо Висконти, который впоследствии стал Папой Григорием X в 1271 году. Григорий призывал к новому крестовому походу на Втором Лионском соборе в 1274 году, но эта идея не воплотилась в жизнь. Между тем, в пределах христианских государств возникли новые раздоры, когда Карл Анжуйский воспользовался конфликтом между Гуго III, тамплиерами и венецианцами и предпринял попытку установить контроль над христианскими владениями в Святой Земле. Купив притязания Марии Антиохийской на иерусалимский престол, он начал гражданской войну на Кипре. В 1277 году Роджер де Сан-Северино занял Акру для Карла.

Хотя междоусобные войны крестоносцев были изнурительными для королевства, они предоставляли возможность одному полководцу объединить вокруг себя силы для крестового похода. Таким человеком и был Карл Анжуйский. Впрочем, эта надежда не оправдалась, поскольку венецианцы предложили провести крестовый поход не против мамлюков, а против Константинополя, где Михаил VIII недавно возродил Византийскую империю и изгнал венецианцев. Папа Григорий не поддержал бы такого похода, но в 1281 г. Мартин IV одобрил его. Впрочем, последовавшая Сицилийская вечерня, произошедшая 31 марта 1282 и подстрекаемая Михаилом VIII, вынудила Карла вернуться домой. Это была последняя экспедиция, начатая против византийцев в Европе и против мусульман в Святой Земле.

В последовавшие девять лет Мамлюки начали выдвигать всё новые требования, включая уплату дани. Усиливались гонения на паломников. Всё это нарушало условия перемирия. В 1289 году Султан Калаун собрал большую армию и двинулся на Триполи, взяв город в осаду и захватив его после кровопролитного штурма. Взятие города, однако, было для мамлюков особенно тяжёлым: христиане оказали фанатичное сопротивлением, сам Калаун потерял своего старшего и самого способного сына. Ему пришлось ждать ещё два года, чтобы оправиться от потерь и набрать новое войско.

В 1275 году Абака-хан послал гонца к Эдуарду с письмом. Хан просил Эдуарда организовать очередной крестовый поход, и сказал, что в следующий раз он сможет предложить большую помощь. Эдуард ответил ему в том же году, поблагодарив хана за содействие в Девятом крестовом походе, а также отметив его привязанность к христианству. Он также написал, что не знает, когда будет очередной крестовый поход, но с радостью готов вернуться в Святую Землю и проинформирует Абаку, если Папа Римский объявит ещё один поход. Письмо было почти наверняка лишь формальностью, поскольку Эдуард не начинал каких-либо приготовлению к новому крестовому походу. В 1276 году ещё один гонец был послан к Эдуарду с тем же посланием, и в дополнении к этому хан извинялся за то, что не смог существенно помочь королю в 1271 году.

В 1291 году группа паломников из Акры подверглась нападению. В отместку были убиты 19 мусульманских купцов, следовавших в караване из Сирии. Калаун потребовал заплатить большую сумму в качестве компенсации, но ответа не последовало, и султан использовал этот инцидент в качестве предлога для войны. Он осадил и взял штурмом Акру, тем самым прекратив существование последнего независимого государства крестоносцев на Святой Земле. Сам Калаун умер во время осады, и Халил, единственный оставшийся в живых член его семьи, стал новым султаном. Опорный пункт крестоносцев был перенесён на север, в Тартус, а затем — на Кипр. В 1299 году монгольская армия во главе с Газан-ханом провела ряд успешных набегов на мамлюков в районе северо-востока от Хомса и на юг, к Газе. Он ушёл из Сирии в 1300 году. Затем монголы и армяне провели ещё одну кампанию, чтобы отвоевать Сирию, но были побеждены мамлюками в битве при Шакхабе в 1303 году. Последний оставшийся плацдарм крестоносцев на Святой Земле, остров Руад, был потерян в 1302 году. Тем самым закончилась эпоха Крестовых походов в Святую Землю, которая продолжалась 208 лет после начала Первого крестового похода.

См. также

• Бейбарс
• Крестовый поход на Александрию

Литература

• «Histoire des Croisades III», René Grousset
• «Edward I», Michael Prestwich, University of California Press, 1988
• «The Crusades: A History of One of the Most Epic Military Campaigns of All Time», Jonathan Howard, 2011
• «God’s War: A New History of the Crusades», Christopher Tyerman
• «Mongols and Mamluks», Reuven Amitai-Preiss, 2005
• «A History of the Crusades: The Kingdom of Acre and the Later Crusades», Steven Runciman, 1987

Отрывок, характеризующий Девятый крестовый поход

– Vous parlez de Buonaparte? [Вы говорите про Буонапарта?] – сказал ему улыбаясь генерал.
Борис вопросительно посмотрел на своего генерала и тотчас же понял, что это было шуточное испытание.
– Mon prince, je parle de l'empereur Napoleon, [Князь, я говорю об императоре Наполеоне,] – отвечал он. Генерал с улыбкой потрепал его по плечу.
– Ты далеко пойдешь, – сказал он ему и взял с собою.
Борис в числе немногих был на Немане в день свидания императоров; он видел плоты с вензелями, проезд Наполеона по тому берегу мимо французской гвардии, видел задумчивое лицо императора Александра, в то время как он молча сидел в корчме на берегу Немана, ожидая прибытия Наполеона; видел, как оба императора сели в лодки и как Наполеон, приставши прежде к плоту, быстрыми шагами пошел вперед и, встречая Александра, подал ему руку, и как оба скрылись в павильоне. Со времени своего вступления в высшие миры, Борис сделал себе привычку внимательно наблюдать то, что происходило вокруг него и записывать. Во время свидания в Тильзите он расспрашивал об именах тех лиц, которые приехали с Наполеоном, о мундирах, которые были на них надеты, и внимательно прислушивался к словам, которые были сказаны важными лицами. В то самое время, как императоры вошли в павильон, он посмотрел на часы и не забыл посмотреть опять в то время, когда Александр вышел из павильона. Свидание продолжалось час и пятьдесят три минуты: он так и записал это в тот вечер в числе других фактов, которые, он полагал, имели историческое значение. Так как свита императора была очень небольшая, то для человека, дорожащего успехом по службе, находиться в Тильзите во время свидания императоров было делом очень важным, и Борис, попав в Тильзит, чувствовал, что с этого времени положение его совершенно утвердилось. Его не только знали, но к нему пригляделись и привыкли. Два раза он исполнял поручения к самому государю, так что государь знал его в лицо, и все приближенные не только не дичились его, как прежде, считая за новое лицо, но удивились бы, ежели бы его не было.
Борис жил с другим адъютантом, польским графом Жилинским. Жилинский, воспитанный в Париже поляк, был богат, страстно любил французов, и почти каждый день во время пребывания в Тильзите, к Жилинскому и Борису собирались на обеды и завтраки французские офицеры из гвардии и главного французского штаба.
24 го июня вечером, граф Жилинский, сожитель Бориса, устроил для своих знакомых французов ужин. На ужине этом был почетный гость, один адъютант Наполеона, несколько офицеров французской гвардии и молодой мальчик старой аристократической французской фамилии, паж Наполеона. В этот самый день Ростов, пользуясь темнотой, чтобы не быть узнанным, в статском платье, приехал в Тильзит и вошел в квартиру Жилинского и Бориса.
В Ростове, также как и во всей армии, из которой он приехал, еще далеко не совершился в отношении Наполеона и французов, из врагов сделавшихся друзьями, тот переворот, который произошел в главной квартире и в Борисе. Все еще продолжали в армии испытывать прежнее смешанное чувство злобы, презрения и страха к Бонапарте и французам. Еще недавно Ростов, разговаривая с Платовским казачьим офицером, спорил о том, что ежели бы Наполеон был взят в плен, с ним обратились бы не как с государем, а как с преступником. Еще недавно на дороге, встретившись с французским раненым полковником, Ростов разгорячился, доказывая ему, что не может быть мира между законным государем и преступником Бонапарте. Поэтому Ростова странно поразил в квартире Бориса вид французских офицеров в тех самых мундирах, на которые он привык совсем иначе смотреть из фланкерской цепи. Как только он увидал высунувшегося из двери французского офицера, это чувство войны, враждебности, которое он всегда испытывал при виде неприятеля, вдруг обхватило его. Он остановился на пороге и по русски спросил, тут ли живет Друбецкой. Борис, заслышав чужой голос в передней, вышел к нему навстречу. Лицо его в первую минуту, когда он узнал Ростова, выразило досаду.
– Ах это ты, очень рад, очень рад тебя видеть, – сказал он однако, улыбаясь и подвигаясь к нему. Но Ростов заметил первое его движение.
– Я не во время кажется, – сказал он, – я бы не приехал, но мне дело есть, – сказал он холодно…
– Нет, я только удивляюсь, как ты из полка приехал. – «Dans un moment je suis a vous», [Сию минуту я к твоим услугам,] – обратился он на голос звавшего его.
– Я вижу, что я не во время, – повторил Ростов.
Выражение досады уже исчезло на лице Бориса; видимо обдумав и решив, что ему делать, он с особенным спокойствием взял его за обе руки и повел в соседнюю комнату. Глаза Бориса, спокойно и твердо глядевшие на Ростова, были как будто застланы чем то, как будто какая то заслонка – синие очки общежития – были надеты на них. Так казалось Ростову.
– Ах полно, пожалуйста, можешь ли ты быть не во время, – сказал Борис. – Борис ввел его в комнату, где был накрыт ужин, познакомил с гостями, назвав его и объяснив, что он был не статский, но гусарский офицер, его старый приятель. – Граф Жилинский, le comte N.N., le capitaine S.S., [граф Н.Н., капитан С.С.] – называл он гостей. Ростов нахмуренно глядел на французов, неохотно раскланивался и молчал.
Жилинский, видимо, не радостно принял это новое русское лицо в свой кружок и ничего не сказал Ростову. Борис, казалось, не замечал происшедшего стеснения от нового лица и с тем же приятным спокойствием и застланностью в глазах, с которыми он встретил Ростова, старался оживить разговор. Один из французов обратился с обыкновенной французской учтивостью к упорно молчавшему Ростову и сказал ему, что вероятно для того, чтобы увидать императора, он приехал в Тильзит.
– Нет, у меня есть дело, – коротко ответил Ростов.
Ростов сделался не в духе тотчас же после того, как он заметил неудовольствие на лице Бориса, и, как всегда бывает с людьми, которые не в духе, ему казалось, что все неприязненно смотрят на него и что всем он мешает. И действительно он мешал всем и один оставался вне вновь завязавшегося общего разговора. «И зачем он сидит тут?» говорили взгляды, которые бросали на него гости. Он встал и подошел к Борису.
– Однако я тебя стесняю, – сказал он ему тихо, – пойдем, поговорим о деле, и я уйду.
– Да нет, нисколько, сказал Борис. А ежели ты устал, пойдем в мою комнатку и ложись отдохни.
– И в самом деле…
Они вошли в маленькую комнатку, где спал Борис. Ростов, не садясь, тотчас же с раздраженьем – как будто Борис был в чем нибудь виноват перед ним – начал ему рассказывать дело Денисова, спрашивая, хочет ли и может ли он просить о Денисове через своего генерала у государя и через него передать письмо. Когда они остались вдвоем, Ростов в первый раз убедился, что ему неловко было смотреть в глаза Борису. Борис заложив ногу на ногу и поглаживая левой рукой тонкие пальцы правой руки, слушал Ростова, как слушает генерал доклад подчиненного, то глядя в сторону, то с тою же застланностию во взгляде прямо глядя в глаза Ростову. Ростову всякий раз при этом становилось неловко и он опускал глаза.
– Я слыхал про такого рода дела и знаю, что Государь очень строг в этих случаях. Я думаю, надо бы не доводить до Его Величества. По моему, лучше бы прямо просить корпусного командира… Но вообще я думаю…
– Так ты ничего не хочешь сделать, так и скажи! – закричал почти Ростов, не глядя в глаза Борису.
Борис улыбнулся: – Напротив, я сделаю, что могу, только я думал…
В это время в двери послышался голос Жилинского, звавший Бориса.
– Ну иди, иди, иди… – сказал Ростов и отказавшись от ужина, и оставшись один в маленькой комнатке, он долго ходил в ней взад и вперед, и слушал веселый французский говор из соседней комнаты.


Ростов приехал в Тильзит в день, менее всего удобный для ходатайства за Денисова. Самому ему нельзя было итти к дежурному генералу, так как он был во фраке и без разрешения начальства приехал в Тильзит, а Борис, ежели даже и хотел, не мог сделать этого на другой день после приезда Ростова. В этот день, 27 го июня, были подписаны первые условия мира. Императоры поменялись орденами: Александр получил Почетного легиона, а Наполеон Андрея 1 й степени, и в этот день был назначен обед Преображенскому батальону, который давал ему батальон французской гвардии. Государи должны были присутствовать на этом банкете.
Ростову было так неловко и неприятно с Борисом, что, когда после ужина Борис заглянул к нему, он притворился спящим и на другой день рано утром, стараясь не видеть его, ушел из дома. Во фраке и круглой шляпе Николай бродил по городу, разглядывая французов и их мундиры, разглядывая улицы и дома, где жили русский и французский императоры. На площади он видел расставляемые столы и приготовления к обеду, на улицах видел перекинутые драпировки с знаменами русских и французских цветов и огромные вензеля А. и N. В окнах домов были тоже знамена и вензеля.
«Борис не хочет помочь мне, да и я не хочу обращаться к нему. Это дело решенное – думал Николай – между нами всё кончено, но я не уеду отсюда, не сделав всё, что могу для Денисова и главное не передав письма государю. Государю?!… Он тут!» думал Ростов, подходя невольно опять к дому, занимаемому Александром.
У дома этого стояли верховые лошади и съезжалась свита, видимо приготовляясь к выезду государя.
«Всякую минуту я могу увидать его, – думал Ростов. Если бы только я мог прямо передать ему письмо и сказать всё, неужели меня бы арестовали за фрак? Не может быть! Он бы понял, на чьей стороне справедливость. Он всё понимает, всё знает. Кто же может быть справедливее и великодушнее его? Ну, да ежели бы меня и арестовали бы за то, что я здесь, что ж за беда?» думал он, глядя на офицера, всходившего в дом, занимаемый государем. «Ведь вот всходят же. – Э! всё вздор. Пойду и подам сам письмо государю: тем хуже будет для Друбецкого, который довел меня до этого». И вдруг, с решительностью, которой он сам не ждал от себя, Ростов, ощупав письмо в кармане, пошел прямо к дому, занимаемому государем.
«Нет, теперь уже не упущу случая, как после Аустерлица, думал он, ожидая всякую секунду встретить государя и чувствуя прилив крови к сердцу при этой мысли. Упаду в ноги и буду просить его. Он поднимет, выслушает и еще поблагодарит меня». «Я счастлив, когда могу сделать добро, но исправить несправедливость есть величайшее счастье», воображал Ростов слова, которые скажет ему государь. И он пошел мимо любопытно смотревших на него, на крыльцо занимаемого государем дома.
С крыльца широкая лестница вела прямо наверх; направо видна была затворенная дверь. Внизу под лестницей была дверь в нижний этаж.
– Кого вам? – спросил кто то.
– Подать письмо, просьбу его величеству, – сказал Николай с дрожанием голоса.
– Просьба – к дежурному, пожалуйте сюда (ему указали на дверь внизу). Только не примут.
Услыхав этот равнодушный голос, Ростов испугался того, что он делал; мысль встретить всякую минуту государя так соблазнительна и оттого так страшна была для него, что он готов был бежать, но камер фурьер, встретивший его, отворил ему дверь в дежурную и Ростов вошел.
Невысокий полный человек лет 30, в белых панталонах, ботфортах и в одной, видно только что надетой, батистовой рубашке, стоял в этой комнате; камердинер застегивал ему сзади шитые шелком прекрасные новые помочи, которые почему то заметил Ростов. Человек этот разговаривал с кем то бывшим в другой комнате.
– Bien faite et la beaute du diable, [Хорошо сложена и красота молодости,] – говорил этот человек и увидав Ростова перестал говорить и нахмурился.
– Что вам угодно? Просьба?…
– Qu'est ce que c'est? [Что это?] – спросил кто то из другой комнаты.
– Encore un petitionnaire, [Еще один проситель,] – отвечал человек в помочах.
– Скажите ему, что после. Сейчас выйдет, надо ехать.
– После, после, завтра. Поздно…
Ростов повернулся и хотел выйти, но человек в помочах остановил его.
– От кого? Вы кто?
– От майора Денисова, – отвечал Ростов.
– Вы кто? офицер?
– Поручик, граф Ростов.
– Какая смелость! По команде подайте. А сами идите, идите… – И он стал надевать подаваемый камердинером мундир.
Ростов вышел опять в сени и заметил, что на крыльце было уже много офицеров и генералов в полной парадной форме, мимо которых ему надо было пройти.
Проклиная свою смелость, замирая от мысли, что всякую минуту он может встретить государя и при нем быть осрамлен и выслан под арест, понимая вполне всю неприличность своего поступка и раскаиваясь в нем, Ростов, опустив глаза, пробирался вон из дома, окруженного толпой блестящей свиты, когда чей то знакомый голос окликнул его и чья то рука остановила его.
– Вы, батюшка, что тут делаете во фраке? – спросил его басистый голос.
Это был кавалерийский генерал, в эту кампанию заслуживший особенную милость государя, бывший начальник дивизии, в которой служил Ростов.
Ростов испуганно начал оправдываться, но увидав добродушно шутливое лицо генерала, отойдя к стороне, взволнованным голосом передал ему всё дело, прося заступиться за известного генералу Денисова. Генерал выслушав Ростова серьезно покачал головой.
– Жалко, жалко молодца; давай письмо.
Едва Ростов успел передать письмо и рассказать всё дело Денисова, как с лестницы застучали быстрые шаги со шпорами и генерал, отойдя от него, подвинулся к крыльцу. Господа свиты государя сбежали с лестницы и пошли к лошадям. Берейтор Эне, тот самый, который был в Аустерлице, подвел лошадь государя, и на лестнице послышался легкий скрип шагов, которые сейчас узнал Ростов. Забыв опасность быть узнанным, Ростов подвинулся с несколькими любопытными из жителей к самому крыльцу и опять, после двух лет, он увидал те же обожаемые им черты, то же лицо, тот же взгляд, ту же походку, то же соединение величия и кротости… И чувство восторга и любви к государю с прежнею силою воскресло в душе Ростова. Государь в Преображенском мундире, в белых лосинах и высоких ботфортах, с звездой, которую не знал Ростов (это была legion d'honneur) [звезда почетного легиона] вышел на крыльцо, держа шляпу под рукой и надевая перчатку. Он остановился, оглядываясь и всё освещая вокруг себя своим взглядом. Кое кому из генералов он сказал несколько слов. Он узнал тоже бывшего начальника дивизии Ростова, улыбнулся ему и подозвал его к себе.
Вся свита отступила, и Ростов видел, как генерал этот что то довольно долго говорил государю.
Государь сказал ему несколько слов и сделал шаг, чтобы подойти к лошади. Опять толпа свиты и толпа улицы, в которой был Ростов, придвинулись к государю. Остановившись у лошади и взявшись рукою за седло, государь обратился к кавалерийскому генералу и сказал громко, очевидно с желанием, чтобы все слышали его.