Дегай, Павел Иванович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Павел Иванович Дегай
К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Павел Иванович Дегай (1792 — 28 декабря 1849, Петербург) — российский государственный деятель, учёный-правовед, доктор права, тайный советник (с 31.12.1834), статс-секретарь (1834), сенатор (с 1842).



Биография

В 1814 году окончил юридический факультет Харьковского университета; вскоре получил степень доктора права. И. Н. Лобойко вспоминал:

Павел Иванович Дегай, будучи в родстве с одною из знаменитейших и богатейших в губернии фамилий и располагая уже своим собственным значительным состоянием, приехал в университет учиться. Он прекрасно соединил в себе два качества — молодого барина и студента. Получив блестящее светское воспитание, он хотел быть ученым; этого мало, он хотел быть писателем; перестал посещать общества, окружил себя книгами и учеными… Его твердость, пламенное рвение к наукам и строгий образ жизни были для меня порукою в его успехе.

Лобойко И. Н. Мои воспоминания. Мои записки. — М.: Новое литературное обзрение, 2013. — 328 с. — С. 36.

Служил в Канцелярии статс-секретаря П. С. Молчанова, с 1815 — в Департаменте Министерства юстиции, с 1820 — чиновник для особых поручений при московском генерал-губернаторе, затем в московском губернском правлении. С 1821 года камер-юнкер. С 1822 года — председатель 2-го департамента Московской палаты гражданского суда, в 1826 году назначен ещё и председателем комиссии для разбора дел по доносам о злоупотреблениях по винным откупам. С 1828 года — обер-прокурор 7-го департамента Сената. С октября 1831 стал директором департамента Министерства юстиции. Участвовал в разработке проектов уставов о векселях и заёмных письмах, несостоятельности и др. С 1839 года был прикомандирован ко Второму отделению Собственной Его Императорского Величества канцелярии, занимался подготовкой проекта Уложения о наказаниях уголовных и исправительных. В 1841 году был определён членом центрального комитета для рассмотрения составленных губернскими комитетами правил специального межевания, а в конце 1842 года стал сенатором в межевом департаменте Сената. Одновременно преподавал в Училище правоведения. В конце жизни (1848-49) входил в состав т. н. Бутурлинского комитета, осуществлявшего цензуру в российской печати.

Автор работ по различным вопросам права; ему принадлежит фундаментальное исследование: «Пособия и правила изучения Российских законов или материалы к энциклопедии, методологии и истории литературы российского права» (M. 1831). Юрист, по его мнению, «только тогда будет понимать с ясностью отечественное право, когда хорошо познает общую цель законов, только тогда будет успешно содействовать успехам правоведения, когда воспользуется опытом других положительных прав». В своих трудах он излагал положительное право разных государств Европы, давал обилие исторических сведений и параллелей: «Взгляд на современное положение уголовного законодательства в Европе» (СПб. 1845), «Взгляд на современное положение уголовного судопроизводства» (СПб. 1847). Им была разработана методология изучения права. Он большое внимание уделял изданию и изучению памятников русского права; он впервые дал краткий анализ русской литературы по юриспруденции: «О совершении крепостных актов на основании общих Российских узаконений» (М. 1827); «Систематическое начертание существующих Российских узаконений об общих денежных заемных актах, между частными людьми употребляемых» (М. 1824; с двумя дополнениями 1825 и 1826 гг.); «Ипотекарные системы и влияние их на финансы и вообще на государственное благосостояние» (СПб., 1839); «Учебная книга российского гражданского судопроизводства губерний и областей на общих правах состоящих, составленная для Имп. Училища Правоведения» (СПб., 1840, 1843, 1846; на польском яз. (Process cywilny gubernij i provincij Panstwa Ross.) — Вильна, 1841 и 1842); «Учебная книга российского гражданского судопроизводства и судебного делопроизводства» (СПб. 1847); «Указатель законов для сельских хозяев» (СПб. 1845) и др.

П. И. Дегай имел ордена Св. Анны 1-й степени и Св. Александра Невского.

Напишите отзыв о статье "Дегай, Павел Иванович"

Литература

Отрывок, характеризующий Дегай, Павел Иванович

– Нет, матушка, разойтись, разойтись, это вы знайте, знайте! Я теперь больше не могу, – сказал он и вышел из комнаты. И как будто боясь, чтобы она не сумела как нибудь утешиться, он вернулся к ней и, стараясь принять спокойный вид, прибавил: – И не думайте, чтобы я это сказал вам в минуту сердца, а я спокоен, и я обдумал это; и это будет – разойтись, поищите себе места!… – Но он не выдержал и с тем озлоблением, которое может быть только у человека, который любит, он, видимо сам страдая, затряс кулаками и прокричал ей:
– И хоть бы какой нибудь дурак взял ее замуж! – Он хлопнул дверью, позвал к себе m lle Bourienne и затих в кабинете.
В два часа съехались избранные шесть персон к обеду. Гости – известный граф Ростопчин, князь Лопухин с своим племянником, генерал Чатров, старый, боевой товарищ князя, и из молодых Пьер и Борис Друбецкой – ждали его в гостиной.
На днях приехавший в Москву в отпуск Борис пожелал быть представленным князю Николаю Андреевичу и сумел до такой степени снискать его расположение, что князь для него сделал исключение из всех холостых молодых людей, которых он не принимал к себе.
Дом князя был не то, что называется «свет», но это был такой маленький кружок, о котором хотя и не слышно было в городе, но в котором лестнее всего было быть принятым. Это понял Борис неделю тому назад, когда при нем Ростопчин сказал главнокомандующему, звавшему графа обедать в Николин день, что он не может быть:
– В этот день уж я всегда езжу прикладываться к мощам князя Николая Андреича.
– Ах да, да, – отвечал главнокомандующий. – Что он?..
Небольшое общество, собравшееся в старомодной, высокой, с старой мебелью, гостиной перед обедом, было похоже на собравшийся, торжественный совет судилища. Все молчали и ежели говорили, то говорили тихо. Князь Николай Андреич вышел серьезен и молчалив. Княжна Марья еще более казалась тихою и робкою, чем обыкновенно. Гости неохотно обращались к ней, потому что видели, что ей было не до их разговоров. Граф Ростопчин один держал нить разговора, рассказывая о последних то городских, то политических новостях.
Лопухин и старый генерал изредка принимали участие в разговоре. Князь Николай Андреич слушал, как верховный судья слушает доклад, который делают ему, только изредка молчанием или коротким словцом заявляя, что он принимает к сведению то, что ему докладывают. Тон разговора был такой, что понятно было, никто не одобрял того, что делалось в политическом мире. Рассказывали о событиях, очевидно подтверждающих то, что всё шло хуже и хуже; но во всяком рассказе и суждении было поразительно то, как рассказчик останавливался или бывал останавливаем всякий раз на той границе, где суждение могло относиться к лицу государя императора.
За обедом разговор зашел о последней политической новости, о захвате Наполеоном владений герцога Ольденбургского и о русской враждебной Наполеону ноте, посланной ко всем европейским дворам.
– Бонапарт поступает с Европой как пират на завоеванном корабле, – сказал граф Ростопчин, повторяя уже несколько раз говоренную им фразу. – Удивляешься только долготерпению или ослеплению государей. Теперь дело доходит до папы, и Бонапарт уже не стесняясь хочет низвергнуть главу католической религии, и все молчат! Один наш государь протестовал против захвата владений герцога Ольденбургского. И то… – Граф Ростопчин замолчал, чувствуя, что он стоял на том рубеже, где уже нельзя осуждать.
– Предложили другие владения заместо Ольденбургского герцогства, – сказал князь Николай Андреич. – Точно я мужиков из Лысых Гор переселял в Богучарово и в рязанские, так и он герцогов.
– Le duc d'Oldenbourg supporte son malheur avec une force de caractere et une resignation admirable, [Герцог Ольденбургский переносит свое несчастие с замечательной силой воли и покорностью судьбе,] – сказал Борис, почтительно вступая в разговор. Он сказал это потому, что проездом из Петербурга имел честь представляться герцогу. Князь Николай Андреич посмотрел на молодого человека так, как будто он хотел бы ему сказать кое что на это, но раздумал, считая его слишком для того молодым.
– Я читал наш протест об Ольденбургском деле и удивлялся плохой редакции этой ноты, – сказал граф Ростопчин, небрежным тоном человека, судящего о деле ему хорошо знакомом.
Пьер с наивным удивлением посмотрел на Ростопчина, не понимая, почему его беспокоила плохая редакция ноты.
– Разве не всё равно, как написана нота, граф? – сказал он, – ежели содержание ее сильно.
– Mon cher, avec nos 500 mille hommes de troupes, il serait facile d'avoir un beau style, [Мой милый, с нашими 500 ми тысячами войска легко, кажется, выражаться хорошим слогом,] – сказал граф Ростопчин. Пьер понял, почему графа Ростопчина беспокоила pедакция ноты.