ДедикурусыК:Википедия:Статьи без источников (тип: не указан)[источник не указан 2949 дней] (дедикуры, лат. Doedicurus, от др.-греч. δοιδῠκο- +οὐρά, «хвост-пестик») — род вымерших млекопитающих подсемейства глиптодонтин семейства Chlamyphoridae, живших в плиоцене — голоцене (3,0—0 млн лет назад) на территории современных Аргентины, Бразилии и Уругвая[1].
Описание
Дедикурусы достигали длины 4 метра, высоты 1,5 м и веса 1,5 т. Панцирь состоял из 1800 костных пластин примерно 2,5 см каждая. На конце мощного хвоста дедикурусов находилась шиповатая булава весом до 74 кг. Она служила броненосцам для защиты и для сражений между самцами в период спаривания (при этом кости соперников чаще всего оставались целыми).
Образ жизни
Дедикурусы были растительноядными животными и питались низкорослой растительностью: травой, листьями и, возможно, корнями. Эти животные жили небольшими стадами.
Систематика
Анализ митохондриальной ДНК, сохранившейся в ископаемых остатках представителя рода дедикурусы (Doedicurus) показал, что он входит в подсемейство Glyptodontinae в составе семейства Chlamyphoridae, представленного сегодня плащеносным броненосцем (Chlamyphorus truncatus) и гигантским броненосцем (Priodontes maximus)[2].
Классификация
По данным сайта Fossilworks на март 2016 г. в род включают 4 вида[1]:
- Daedicurus clavicaudatus (Owen, 1847) [syn. Glyptodon clavicaudatus Owen, 1847]
- Doedicurus antiquus Ameghino, 1887
- Doedicurus copei Moreno, 1888
- Doedicurus ensenadensis Ameghino, 1904
Напишите отзыв о статье "Дедикурусы"
Примечания
- ↑ 1 2 3 [fossilworks.org/bridge.pl?action=taxonInfo&taxon_no=43572 †Doedicurus]: информация на сайте Fossilworks (англ.) (Проверено 29 марта 2016)
- ↑ [paleonews.ru/index.php/new/694-doedicurus ДНК-анализ уравнял глиптодонтов с броненосцами]
Литература
- Динозавры: иллюстрированная энциклопедия — Тим Хейнз, Пол Чеймберз — Москва, РОСМЭН, 2008 — Стр. 195.
Отрывок, характеризующий Дедикурусы
Ни отец и мать, ни Соня, ни сам князь Андрей не могли предвидеть того, как подействует на Наташу расставанье с ее женихом. Красная и взволнованная, с сухими глазами, она ходила этот день по дому, занимаясь самыми ничтожными делами, как будто не понимая того, что ожидает ее. Она не плакала и в ту минуту, как он, прощаясь, последний раз поцеловал ее руку. – Не уезжайте! – только проговорила она ему таким голосом, который заставил его задуматься о том, не нужно ли ему действительно остаться и который он долго помнил после этого. Когда он уехал, она тоже не плакала; но несколько дней она не плача сидела в своей комнате, не интересовалась ничем и только говорила иногда: – Ах, зачем он уехал!
Но через две недели после его отъезда, она так же неожиданно для окружающих ее, очнулась от своей нравственной болезни, стала такая же как прежде, но только с измененной нравственной физиогномией, как дети с другим лицом встают с постели после продолжительной болезни.
Здоровье и характер князя Николая Андреича Болконского, в этот последний год после отъезда сына, очень ослабели. Он сделался еще более раздражителен, чем прежде, и все вспышки его беспричинного гнева большей частью обрушивались на княжне Марье. Он как будто старательно изыскивал все больные места ее, чтобы как можно жесточе нравственно мучить ее. У княжны Марьи были две страсти и потому две радости: племянник Николушка и религия, и обе были любимыми темами нападений и насмешек князя. О чем бы ни заговорили, он сводил разговор на суеверия старых девок или на баловство и порчу детей. – «Тебе хочется его (Николеньку) сделать такой же старой девкой, как ты сама; напрасно: князю Андрею нужно сына, а не девку», говорил он. Или, обращаясь к mademoiselle Bourime, он спрашивал ее при княжне Марье, как ей нравятся наши попы и образа, и шутил…
Он беспрестанно больно оскорблял княжну Марью, но дочь даже не делала усилий над собой, чтобы прощать его. Разве мог он быть виноват перед нею, и разве мог отец ее, который, она всё таки знала это, любил ее, быть несправедливым? Да и что такое справедливость? Княжна никогда не думала об этом гордом слове: «справедливость». Все сложные законы человечества сосредоточивались для нее в одном простом и ясном законе – в законе любви и самоотвержения, преподанном нам Тем, Который с любовью страдал за человечество, когда сам он – Бог. Что ей было за дело до справедливости или несправедливости других людей? Ей надо было самой страдать и любить, и это она делала.
