Дедюлин, Владимир Александрович

Владимир Александрович Дедюлин
Дата рождения	12 июля 1858(1858-07-12)
Дата смерти	26 октября 1913(1913-10-26) (55 лет)
Принадлежность	Российская империя Российская империя
Годы службы	1877—1913
Звание	генерал от кавалерии
Сражения/войны	Русско-турецкая война (1877—1878)
Награды и премии	Иностранные:

Владимир Александрович Дедюлин (1858—1913) — генерал-от-кавалерии, генерал-адъютант, Петербургский градоначальник, дворцовый комендант, покровитель монархического движения.

Биография

Родился в старинной дворянской семье, чья родословная восходит к первой половине XVI века.

Образование получил в Пажеском корпусе, с 13 августа 1876 года был пожалован в камер-пажи. По окончании курса в 1877 году, выпущен был корнетом в лейб-гвардии Уланский Его Величества полк, с которым вступил в русско-турецкую войну. Состоял ординарцем у генерал-адъютанта Э. И. Тотлебена, участвовал в нескольких сражениях и был награждён орденом св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом. Имел репутацию превосходного стрелка, заняв 1-е место на полковых соревнованиях по стрельбе (1877).

В 1880 году поступил в Николаевскую академию Генерального штаба, в которой за проявленные в обучении успехи уже через год был произведен в поручики, в 1883 — в штаб-ротмистры, а по окончании академии по первому разряду был определён на службу офицером для особых поручений в Харьковский военный округ при штабе 10-го армейского корпуса, с производством в капитаны (1883).

Уже в следующем году Дедюлин был назначен старшим адъютантом штаба 23-й пехотной дивизии. В 1885 году был переведён в отдел военных сообщений, став заведующим по передвижениям войск Петербурго-Динабургского района. В 1886 году произведен в подполковники, с 1892 — полковник, в 1901 — генерал-майор. С 1900 по 1903 год служил начальником отдела Управления военных сообщений. В 1903 году был переведен на службу начальником штаба Отдельного корпуса жандармов.

17 января 1905 года занял должность С.-Петербургского градоначальника. В этот период:

• Возник Петербургский совет рабочих депутатов.
• Созданы первые низовые профсоюзные организации и межсоюзное Центральное бюро профсоюзов.
• Введена в строй Центральная телефонная станция.
• Основан Пушкинский дом. Открыт Дом писателей на Аптекарском острове.

Оказавшись на этой должности в период начавшейся революции, Дедюлин оказался «первым и почти единственным человеком, который смело выступил в защиту монархистов». Он принял под своё покровительство нарождавшийся Союз русского народа и совместно с генерал-губернатором С.-Петербурга Д. Ф. Треповым принялся за прекращение в столице революционных беспорядков (наиболее нашумевшей акцией стала высылка из столицы 24 апреля 1905 более 700 неблагонадежных рабочих).

31 декабря 1905 года назначен командиром Отдельного корпуса жандармов, а его место на посту градоначальника занял другой видный монархист В. Ф. фон-дер-Лауниц. В сентябре 1906 года Дедюлин был назначен на должность дворцового коменданта, в которой состоял вплоть до своей кончины, входя в ближайшее окружение императора Николая II. С 1908/9 — генерал-лейтенант и генерал-адъютант, с 1912 — генерал-от-кавалерии.

Находился в оппозиции к П. А. Столыпину. Поддерживал дружеские отношения с командиром корпуса жандармов генералом П. Г. Курловым, чью кандидатуру на пост министра внутренних дел сразу же предложил царю в 1911 после убийства Столыпина. Противник Г. Е. Распутина.

Являясь дворцовым комендантом, продолжал покровительствовать монархическому движению. Во время раскола в СРН поддержал противников А. И. Дубровина, в качестве возможного руководителя СРН особо выделяя протоиерея И. И. Восторгова. К сторонникам Дубровина стал относиться негативно после подавления революции 1905—1907 годов, в марте 1908 года откровенно заявляя, что СРН

был нужен, когда нужно было гнать красные тряпки, и в этом он оказал огромную услугу. А теперь он уже не нужен, красных тряпок на улицах нет <…> теперь нужно иное.

Среди монархических организаций особо покровительствовал Русскому Народному Союзу им. Михаила Архангела и лично его лидеру В. М. Пуришкевичу. Активно поддерживал Академическое движение, а его супруга Елизавета Сергеевна, урожд. Дохтурова, возглавляла возникшее по инициативе Пуришкевича «Общество содействия академической жизни высших учебных заведений Петербурга».

Скончался на 56-м году жизни от разрыва сердца (по другим сведениям — от грудной жабы). Был женат, имел двоих детей.

Награды

• Орден Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом (1878)
• Орден Святой Анны 3-й степени (1886)
• Орден Святого Станислава 2-й степени (1889)
• Орден Святой Анны 2-й степени (1894)
• Золотой портсигар с изображением Государственного герба (1895)
• Орден Святого Владимира 4-й степени (1896)
• Орден Святого Владимира 3-й степени (1899)
• Орден Святого Станислава 1-й степени (1903)
• Орден Святой Анны 1-й степени (1906)

Иностранные:

• румынский Железный Крест (1879)
• прусский Орден Короны 2-й ст. (1890)
• бухарский Орден Восходящей звезды 2-й ст. (1893)
• французский Орден Почётного легион, офицерский крест (1894)
• вюртембергский Орден Фридриха, командорский крест 2 класса.

Литература

• Энциклопедия секретных служб России / Автор-составитель А.И.Колпакиди. — М.: АСТ, Астрель, Транзиткнига, 2004. — С. 92. — 800 с. — ISBN 5-17018975-3.
• О. Р. Фрейман Пажи за 183 года (1711—1894). Биографии бывших пажей с портретами. — Фридрихсгамн, 1894—1897. — С. 686.

Ссылки

• [www.gov.spb.ru/gov/governor/gallery/xx_1/dedulin Официальный портал администрации Петербурга]
• [www.nvspb.ru/stories/peterburg1905_politciya_kak_in/ Третий в XX веке петербургский градоначальник был неярким политиком, но образцовым жандармом]
• [infopoisk.su/arhivnye-dokumenty Копия секретного циркуляра В. А. Дедюлина от 14 августа 1908 г.]

Отрывок, характеризующий Дедюлин, Владимир Александрович

Кто то нежным и тихим голосом назвал ее со стороны сада и поцеловал в голову. Она оглянулась. Это была m lle Bourienne, в черном платье и плерезах. Она тихо подошла к княжне Марье, со вздохом поцеловала ее и тотчас же заплакала. Княжна Марья оглянулась на нее. Все прежние столкновения с нею, ревность к ней, вспомнились княжне Марье; вспомнилось и то, как он последнее время изменился к m lle Bourienne, не мог ее видеть, и, стало быть, как несправедливы были те упреки, которые княжна Марья в душе своей делала ей. «Да и мне ли, мне ли, желавшей его смерти, осуждать кого нибудь! – подумала она.
Княжне Марье живо представилось положение m lle Bourienne, в последнее время отдаленной от ее общества, но вместе с тем зависящей от нее и живущей в чужом доме. И ей стало жалко ее. Она кротко вопросительно посмотрела на нее и протянула ей руку. M lle Bourienne тотчас заплакала, стала целовать ее руку и говорить о горе, постигшем княжну, делая себя участницей этого горя. Она говорила о том, что единственное утешение в ее горе есть то, что княжна позволила ей разделить его с нею. Она говорила, что все бывшие недоразумения должны уничтожиться перед великим горем, что она чувствует себя чистой перед всеми и что он оттуда видит ее любовь и благодарность. Княжна слушала ее, не понимая ее слов, но изредка взглядывая на нее и вслушиваясь в звуки ее голоса.
– Ваше положение вдвойне ужасно, милая княжна, – помолчав немного, сказала m lle Bourienne. – Я понимаю, что вы не могли и не можете думать о себе; но я моей любовью к вам обязана это сделать… Алпатыч был у вас? Говорил он с вами об отъезде? – спросила она.
Княжна Марья не отвечала. Она не понимала, куда и кто должен был ехать. «Разве можно было что нибудь предпринимать теперь, думать о чем нибудь? Разве не все равно? Она не отвечала.
– Вы знаете ли, chere Marie, – сказала m lle Bourienne, – знаете ли, что мы в опасности, что мы окружены французами; ехать теперь опасно. Ежели мы поедем, мы почти наверное попадем в плен, и бог знает…
Княжна Марья смотрела на свою подругу, не понимая того, что она говорила.
– Ах, ежели бы кто нибудь знал, как мне все все равно теперь, – сказала она. – Разумеется, я ни за что не желала бы уехать от него… Алпатыч мне говорил что то об отъезде… Поговорите с ним, я ничего, ничего не могу и не хочу…
– Я говорила с ним. Он надеется, что мы успеем уехать завтра; но я думаю, что теперь лучше бы было остаться здесь, – сказала m lle Bourienne. – Потому что, согласитесь, chere Marie, попасть в руки солдат или бунтующих мужиков на дороге – было бы ужасно. – M lle Bourienne достала из ридикюля объявление на нерусской необыкновенной бумаге французского генерала Рамо о том, чтобы жители не покидали своих домов, что им оказано будет должное покровительство французскими властями, и подала ее княжне.
– Я думаю, что лучше обратиться к этому генералу, – сказала m lle Bourienne, – и я уверена, что вам будет оказано должное уважение.
Княжна Марья читала бумагу, и сухие рыдания задергали ее лицо.
– Через кого вы получили это? – сказала она.
– Вероятно, узнали, что я француженка по имени, – краснея, сказала m lle Bourienne.
Княжна Марья с бумагой в руке встала от окна и с бледным лицом вышла из комнаты и пошла в бывший кабинет князя Андрея.
– Дуняша, позовите ко мне Алпатыча, Дронушку, кого нибудь, – сказала княжна Марья, – и скажите Амалье Карловне, чтобы она не входила ко мне, – прибавила она, услыхав голос m lle Bourienne. – Поскорее ехать! Ехать скорее! – говорила княжна Марья, ужасаясь мысли о том, что она могла остаться во власти французов.
«Чтобы князь Андрей знал, что она во власти французов! Чтоб она, дочь князя Николая Андреича Болконского, просила господина генерала Рамо оказать ей покровительство и пользовалась его благодеяниями! – Эта мысль приводила ее в ужас, заставляла ее содрогаться, краснеть и чувствовать еще не испытанные ею припадки злобы и гордости. Все, что только было тяжелого и, главное, оскорбительного в ее положении, живо представлялось ей. «Они, французы, поселятся в этом доме; господин генерал Рамо займет кабинет князя Андрея; будет для забавы перебирать и читать его письма и бумаги. M lle Bourienne lui fera les honneurs de Богучарово. [Мадемуазель Бурьен будет принимать его с почестями в Богучарове.] Мне дадут комнатку из милости; солдаты разорят свежую могилу отца, чтобы снять с него кресты и звезды; они мне будут рассказывать о победах над русскими, будут притворно выражать сочувствие моему горю… – думала княжна Марья не своими мыслями, но чувствуя себя обязанной думать за себя мыслями своего отца и брата. Для нее лично было все равно, где бы ни оставаться и что бы с ней ни было; но она чувствовала себя вместе с тем представительницей своего покойного отца и князя Андрея. Она невольно думала их мыслями и чувствовала их чувствами. Что бы они сказали, что бы они сделали теперь, то самое она чувствовала необходимым сделать. Она пошла в кабинет князя Андрея и, стараясь проникнуться его мыслями, обдумывала свое положение.
Требования жизни, которые она считала уничтоженными со смертью отца, вдруг с новой, еще неизвестной силой возникли перед княжной Марьей и охватили ее. Взволнованная, красная, она ходила по комнате, требуя к себе то Алпатыча, то Михаила Ивановича, то Тихона, то Дрона. Дуняша, няня и все девушки ничего не могли сказать о том, в какой мере справедливо было то, что объявила m lle Bourienne. Алпатыча не было дома: он уехал к начальству. Призванный Михаил Иваныч, архитектор, явившийся к княжне Марье с заспанными глазами, ничего не мог сказать ей. Он точно с той же улыбкой согласия, с которой он привык в продолжение пятнадцати лет отвечать, не выражая своего мнения, на обращения старого князя, отвечал на вопросы княжны Марьи, так что ничего определенного нельзя было вывести из его ответов. Призванный старый камердинер Тихон, с опавшим и осунувшимся лицом, носившим на себе отпечаток неизлечимого горя, отвечал «слушаю с» на все вопросы княжны Марьи и едва удерживался от рыданий, глядя на нее.
Наконец вошел в комнату староста Дрон и, низко поклонившись княжне, остановился у притолоки.
Княжна Марья прошлась по комнате и остановилась против него.
– Дронушка, – сказала княжна Марья, видевшая в нем несомненного друга, того самого Дронушку, который из своей ежегодной поездки на ярмарку в Вязьму привозил ей всякий раз и с улыбкой подавал свой особенный пряник. – Дронушка, теперь, после нашего несчастия, – начала она и замолчала, не в силах говорить дальше.
– Все под богом ходим, – со вздохом сказал он. Они помолчали.
– Дронушка, Алпатыч куда то уехал, мне не к кому обратиться. Правду ли мне говорят, что мне и уехать нельзя?
– Отчего же тебе не ехать, ваше сиятельство, ехать можно, – сказал Дрон.