Дейбнер, Иван Александрович

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Иван Александрович Дейбнер

Ива́н Алекса́ндрович Де́йбнер (10 октября 1873, Санкт-Петербург — 12 ноября 1936, Весьегонск) — русский грекокатолический священник, видный деятель русского католичества начала XX века, один из основателей петербургской общины грекокатоликов.





Биография

Родился 10 октября 1873 года в Санкт-Петербурге в семье генерал-майора. Учился в Императорском училище правоведения. Служил в Саратове чиновником по особым поручениям при губернаторе Петре Столыпине. С юности увлекался идеями Владимира Соловьева, под влиянием его книг в 1899 году тайно принял католичество и женился на глубоко религиозной француженке Мари Планне. В 1902 году посетил Львов, где был тайно рукоположен в священники митрополитом Шептицким.

В 1905 году был опубликован «Манифест об укреплении начал веротерпимости», отменявший запрет на выход из православия. Дейбнер, работавший в это время на должности земского начальника в Тюмени, открыто заявил о своей принадлежности Католической церкви и переехал с семьёй в Санкт-Петербург. После этого ему пришлось уйти с государственной службы, однако Николай II в знак оценки заслуг Дейбнера приказал назначить ему пенсию после увольнения.

С 1907 года Дейбнер служил в церкви Святой Екатерины, с 1911 года — священник в домашней католической церкви византийского обряда на Полозовой улице, основанной отцом Алексеем Зерчаниновым, с 7 июля 1912 года о. Иван Дейбнер — настоятель прихода русских католиков при церкви Святого Духа.

В январе 1913 года Дейбнер основал при поддержке монахов ордена ассумпционистов русский католический журнал «Слово Истины». В 1917 году принимал участие в соборе Российской грекокатолической церкви.

С 1918 по 1920 год работал в Госбанке. С 18 августа 1920 года — викарный священник церкви Святой Екатерины. В марте 1923 года впервые арестован, но вскоре освобождён. 17 ноября того же года арестован повторно по обвинению в контрреволюционной деятельности вместе с группой восточных католиков. На групповом процессе приговорён к 10 годам лишения свободы. Заключение отбывал в Суздальском, Владимирском и Ярославском политизоляторах. В 1932 году освобождён с запретом на проживание в крупных городах. Поселился в городе Весьегонске Тверской области, где 12 ноября 1936 года был убит бандитом при попытке ограбления.

Сын Ивана Александровича Дейбнера Александр также стал грекокатолическим священником и монахом ассумпционистом, дочь Дейбнер, Надежда Ивановна — католической монахиней ассумпционисткой[1].

Напишите отзыв о статье "Дейбнер, Иван Александрович"

Ссылки

  • [www.catholic.ru/modules.php?name=Encyclopedia&op=content&tid=5676 Дейбнер Иоанн Александрович]
  • [www.petergen.com/bovkalo/mar/katd.html Санкт-Петербургский мартиролог духовенства и мирян]
  • [www.krotov.info/libr_min/v/vol/kon_m.html П. Волконский. Краткий очерк образования Русской Католической Церкви в России]

Литература

  • «Дейбнер Иван Александрович» //Католическая энциклопедия. Т.1. Изд. францисканцев. М.:2002. Стр. 1573—1574

Примечания

  1. [rosgenea.ru/?alf=5&serchcatal=%C4%E5%E9%E1%ED%E5%F0&r=4 Дейбнер - Центр генеалогических исследований]. Проверено 20 февраля 2013. [www.webcitation.org/6F4zdxRfi Архивировано из первоисточника 13 марта 2013].

Отрывок, характеризующий Дейбнер, Иван Александрович

Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.


На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.
Несколько людей присоединились к первым.
– Вишь, полыхает, – сказал один, – это, господа, в Москве пожар: либо в Сущевской, либо в Рогожской.
Никто не ответил на это замечание. И довольно долго все эти люди молча смотрели на далекое разгоравшееся пламя нового пожара.
Старик, графский камердинер (как его называли), Данило Терентьич подошел к толпе и крикнул Мишку.
– Ты чего не видал, шалава… Граф спросит, а никого нет; иди платье собери.
– Да я только за водой бежал, – сказал Мишка.
– А вы как думаете, Данило Терентьич, ведь это будто в Москве зарево? – сказал один из лакеев.
Данило Терентьич ничего не отвечал, и долго опять все молчали. Зарево расходилось и колыхалось дальше и дальше.
– Помилуй бог!.. ветер да сушь… – опять сказал голос.
– Глянь ко, как пошло. О господи! аж галки видно. Господи, помилуй нас грешных!
– Потушат небось.
– Кому тушить то? – послышался голос Данилы Терентьича, молчавшего до сих пор. Голос его был спокоен и медлителен. – Москва и есть, братцы, – сказал он, – она матушка белока… – Голос его оборвался, и он вдруг старчески всхлипнул. И как будто только этого ждали все, чтобы понять то значение, которое имело для них это видневшееся зарево. Послышались вздохи, слова молитвы и всхлипывание старого графского камердинера.


Камердинер, вернувшись, доложил графу, что горит Москва. Граф надел халат и вышел посмотреть. С ним вместе вышла и не раздевавшаяся еще Соня, и madame Schoss. Наташа и графиня одни оставались в комнате. (Пети не было больше с семейством; он пошел вперед с своим полком, шедшим к Троице.)