Дейн, Карл

Карл Дейн
англ. Karl Dane
В 1927 году
Имя при рождении:	Расмус Карл Теркельсен Готлиб Rasmus Karl Therkelsen Gottlieb
Место рождения:	Копенгаген, Дания
Место смерти:	Лос-Анджелес, Калифорния, США
Гражданство:	Дания Дания→США США
Профессия:	актёр комик
Карьера:	1918—1920 1925—1933

Карл Дейн (англ. Karl Dane; 12 октября 1886, Копенгаген — 14 апреля 1934, Лос-Анджелес) — американский киноактёр датского происхождения. Играл в немых фильмах, не сумев перейти в эпоху звукового кино из-за своего акцента, полностью разорившись, потеряв всех жён, совершил самоубийство.

Биография

Ранние годы, эмиграция

Расмус Карл Теркельсен Готлиб (дат. Rasmus Karl Therkelsen Gottlieb — таково настоящее имя актёра) родился 12 октября 1886 года в Копенгагене. Отец — Расмус Карл Мариус Готлиб, мать — Анна Катрина Симонсен Готлиб, два брата — Рейнальд Мариус и Вигго Эйлер. Будущий актёр рос в неблагополучной семье: его отец много пил, мало зарабатывал, поэтому семья в 1903 году распалась.

Подростком вместе с братом получил профессию машиниста тепловоза. В 1907 году был призван на службу в армию, два года был артиллеристом, дослужившись до звания младший капрал. 10 сентября 1910 года женился на портнихе Карле Дагмар Хаген, от этого брака остались двое детей: Эйлерт Карл (род. 1911) и Ингеборга Хелен (род. 1912). С началом Первой Мировой войны снова был призван в армию, прослужил год, уволившись в звании капрала.

Поскольку тогда в Дании, да и вообще в Европе, работы было мало, Расмус Карл Теркельсен Готлиб решил уплыть в США. Семью с собой он не взял, пообещав вернуться к ним богатым. 25 января 1916 года он сел на пароход «Оскар II» с 25 долларами в кармане и без малейшего знания английского языка. Две с половиной недели спустя будущий актёр впервые ступил на американскую землю. Вместе с приятелем, Чарльзом Линдгреном, он поселился в Бруклине, нашёл работу металлурга, но спустя несколько месяцев уехал в Линкольн (штат Небраска), где устроился автомехаником, но уже летом 1917 года вновь вернулся в Нью-Йорк, устроившись по специальности, машинистом, зарабатывая около 3 долларов в неделю.

Карьера

В конце 1917 года Готлиб впервые снялся в эпизодической роли в малобюджетном короткометражном фильме, в итоге, правда, сцены с его участием были вырезаны, но зарплата в семь раз большая (3 доллара (почти 56 долларов в ценах 2016 года) в день), чем его нынешняя, сподвигла его вплотную заняться актёрской карьерой. Уже в следующем году он снялся в заметной роли в германофобском фильме «Мои четыре года в Германии», имевшем большой успех, и с тех пор появлялся в кино регулярно, став профессиональным актёром немого кино. Снявшись в 1918—1919 годах ещё в трёх лентах той же анти-германской направленности, актёр, взявший псевдоним Карл Дейн, переехал в Голливуд. В 1919 году он развёлся со своей женой, оставшейся за океаном.

В начале 1921 года Дейн встретил эмигрантку из Швеции, Хелен Бенсон, 15 июня того же года пара поженилась, Карл бросил свою зарождавшуюся актёрскую карьеру, переехав с женой в город Ван-Найс (штат Калифорния), где они завели куриную ферму. 9 августа 1923 года Бенсон умерла при родах, новорождённую спасти также не удалось. Из депрессии Дейна вывел его друг, Чарльз Хатчисон, который в декабре 1923 года уговорил его сняться в своём киносериале.

8 марта 1924 года он женился в третий раз на телефонистке Эмме Ауилде Пибоди Сойер, которая была старше его на семь лет, но этот брак продолжался лишь до 30 сентября того же года. Больше Дейн женат никогда не был, хотя с июня по ноябрь 1928 года жил гражданским браком с русской танцовщицей и актрисой Таис Вальдемар (урождённая Анастасия Георгиевна Киселёва-Волконская). После окончания отношений она потребовала взыскать с него 75 000 долларов за нарушение обещания жениться, но суд её просьбу отклонил.

На пике своей карьеры, в 1926—1927 годах, Дейн зарабатывал огромную по тем временам сумму до 1500 долларов в неделю. 13 июля 1928 года он официально стал гражданином США, и тогда же официально поменял себе имя на Карл Дейн. С 1928 года превосходство звукового кино над немым стало очевидно. Многие хорошие актёры, имевшие акцент, очень часто становились невостребованными; так произошло и с Дейном. В 1930 году Metro-Goldwyn-Mayer, на которую Дейн работал последние четыре года, разорвала контракт с актёром. В 1930—1931 годах Дейн работал на Paramount Pictures в водевильных выездных турах. В ноябре 1931 года Дейн с несколькими компаньонами организовали горнодобывающую корпорацию, но она прогорела спустя два месяца. В феврале 1932 года Дейн вернулся в водевиль, теперь с сольными выступлениями, но выступал лишь несколько месяцев. В 1933 году появился в своём последнем фильме и с лета этого года пытался самостоятельно заключить сделку в горнодобывающей отрасли, потратив на это остатки сбережений и полностью разорившись. Он пытался работать слесарем, столяром, официантом, даже продавал хот-доги у офиса Metro-Goldwyn-Mayer, где он когда-то был «звездой», но нигде не задерживался надолго.

Смерть

13 апреля 1934 года у Дейна на улице вытащили все его деньги — 18 долларов (ок. 335 долларов в ценах 2016 года). На следующий день он должен был идти в театр с молодой подругой по имени Франсис Лик, но на свидание не пришёл. Франсис забеспокоилась, пришла к нему домой и с помощью домовладелицы выломала дверь. Карл Дейн сидел мёртвый в кресле, в его руке был пистолет, в голове — дыра. Предсмертная записка актёра гласила: «Франсис, все мои друзья, прощайте». Никто не выразил желания забрать тело и похоронить Дейна, поэтому в полицейский морг труп поступил с сопроводительной запиской: «Возможно, есть родственники в Дании. Подождать некоторое время». Его родственников честно пытались разыскать, даже дали объявления в нескольких ведущих копенгагенских газетах, но родственники узнали о смерти Дейна лишь спустя несколько недель. Известный актёр, земляк Дейна, Джин Хершолт, смог уговорить Metro-Goldwyn-Mayer организовать и оплатить похороны, которые состоялись 18 апреля в присутствии примерно полусотни человек на кладбище «Голливуд навсегда». Всё наследство, оставшееся от некогда успешной и богатой звезды кинематографа, было оценено в 197 долларов.

8 февраля 1960 года на Голливудской Аллее Славы была открыта звезда Карла Дейна (6140, Голливудский бульвар).

Память

У себя на родине, в Дании, Карл Дейн долго оставался малоизвестным актёром, пока в 2006 году, на его 120-летие, не был опубликован развёрнутый материал в журнале Fokus. В 2009 году вышла биография актёра.

Избранная фильмография

За 10 лет в кинематографе Карл Дейн снялся в 52 фильмах.

• 1918 — К чёрту кайзера! / To Hell with the Kaiser! — фон Хольвег
• 1925 — Большой парад / The Big Parade — Слим
• 1925 — Огни Старого Бродвея / Lights of Old Broadway — отец Рузвельта
• 1925 — Его секретарша / His Secretary — швейцар
• 1926 — Богема / La Bohème — Бенуа, швейцар
• 1926 — Алая буква / The Scarlet Letter — Джилс
• 1926 — Барделис Великолепный / Bardelys the Magnificent — Роденард
• 1926 — Сын шейха / The Son of the Sheik — Рамадан
• 1927 — Красная мельница / The Red Mill — капитан Якоп ван Гооп
• 1928 — Люди искусства / Show People — гость на банкете (камео, в титрах не указан)
• 1928 — Тропа 98-го года / The Trail of '98 — Ларс Петерсен
• 1928 — Псевдоним «Джимми Валентайн» / Alias Jimmy Valentine — швед
• 1929 — Таинственный остров / The Mysterious Island — (в титрах не указан)
• 1929 — Герцог уходит прочь / The Duke Steps Out — Барни, шофёр Герцога
• 1930 — Казённый дом / The Big House — Олсен
• 1930 — Луна Монтаны / Montana Moon — Хэнк
• 1930 — Билли Кид / Billy the Kid — Свенсон
• 1933 — Шепчущая Тень / The Whispering Shadow — Спаркс, диспетчер

Ссылки

• [www.karl-dane.com/ Официальный сайт актёра]  (англ.)
• [www.virtual-history.com/movie/person/12289/karl-dane Карл Дейн]  (англ.) на сайте virtual-history.com
• [www.dfi.dk/faktaomfilm/person/da/111207.aspx?id=111207 Карл Дейн]  (датск.) на сайте dfi.dk

Отрывок, характеризующий Дейн, Карл

Сказать «завтра» и выдержать тон приличия было не трудно; но приехать одному домой, увидать сестер, брата, мать, отца, признаваться и просить денег, на которые не имеешь права после данного честного слова, было ужасно.
Дома еще не спали. Молодежь дома Ростовых, воротившись из театра, поужинав, сидела у клавикорд. Как только Николай вошел в залу, его охватила та любовная, поэтическая атмосфера, которая царствовала в эту зиму в их доме и которая теперь, после предложения Долохова и бала Иогеля, казалось, еще более сгустилась, как воздух перед грозой, над Соней и Наташей. Соня и Наташа в голубых платьях, в которых они были в театре, хорошенькие и знающие это, счастливые, улыбаясь, стояли у клавикорд. Вера с Шиншиным играла в шахматы в гостиной. Старая графиня, ожидая сына и мужа, раскладывала пасьянс с старушкой дворянкой, жившей у них в доме. Денисов с блестящими глазами и взъерошенными волосами сидел, откинув ножку назад, у клавикорд, и хлопая по ним своими коротенькими пальцами, брал аккорды, и закатывая глаза, своим маленьким, хриплым, но верным голосом, пел сочиненное им стихотворение «Волшебница», к которому он пытался найти музыку.
Волшебница, скажи, какая сила
Влечет меня к покинутым струнам;
Какой огонь ты в сердце заронила,
Какой восторг разлился по перстам!
Пел он страстным голосом, блестя на испуганную и счастливую Наташу своими агатовыми, черными глазами.
– Прекрасно! отлично! – кричала Наташа. – Еще другой куплет, – говорила она, не замечая Николая.
«У них всё то же» – подумал Николай, заглядывая в гостиную, где он увидал Веру и мать с старушкой.
– А! вот и Николенька! – Наташа подбежала к нему.
– Папенька дома? – спросил он.
– Как я рада, что ты приехал! – не отвечая, сказала Наташа, – нам так весело. Василий Дмитрич остался для меня еще день, ты знаешь?
– Нет, еще не приезжал папа, – сказала Соня.
– Коко, ты приехал, поди ко мне, дружок! – сказал голос графини из гостиной. Николай подошел к матери, поцеловал ее руку и, молча подсев к ее столу, стал смотреть на ее руки, раскладывавшие карты. Из залы всё слышались смех и веселые голоса, уговаривавшие Наташу.
– Ну, хорошо, хорошо, – закричал Денисов, – теперь нечего отговариваться, за вами barcarolla, умоляю вас.
Графиня оглянулась на молчаливого сына.
– Что с тобой? – спросила мать у Николая.
– Ах, ничего, – сказал он, как будто ему уже надоел этот всё один и тот же вопрос.
– Папенька скоро приедет?
– Я думаю.
«У них всё то же. Они ничего не знают! Куда мне деваться?», подумал Николай и пошел опять в залу, где стояли клавикорды.
Соня сидела за клавикордами и играла прелюдию той баркароллы, которую особенно любил Денисов. Наташа собиралась петь. Денисов восторженными глазами смотрел на нее.
Николай стал ходить взад и вперед по комнате.
«И вот охота заставлять ее петь? – что она может петь? И ничего тут нет веселого», думал Николай.
Соня взяла первый аккорд прелюдии.
«Боже мой, я погибший, я бесчестный человек. Пулю в лоб, одно, что остается, а не петь, подумал он. Уйти? но куда же? всё равно, пускай поют!»
Николай мрачно, продолжая ходить по комнате, взглядывал на Денисова и девочек, избегая их взглядов.
«Николенька, что с вами?» – спросил взгляд Сони, устремленный на него. Она тотчас увидала, что что нибудь случилось с ним.
Николай отвернулся от нее. Наташа с своею чуткостью тоже мгновенно заметила состояние своего брата. Она заметила его, но ей самой так было весело в ту минуту, так далека она была от горя, грусти, упреков, что она (как это часто бывает с молодыми людьми) нарочно обманула себя. Нет, мне слишком весело теперь, чтобы портить свое веселье сочувствием чужому горю, почувствовала она, и сказала себе:
«Нет, я верно ошибаюсь, он должен быть весел так же, как и я». Ну, Соня, – сказала она и вышла на самую середину залы, где по ее мнению лучше всего был резонанс. Приподняв голову, опустив безжизненно повисшие руки, как это делают танцовщицы, Наташа, энергическим движением переступая с каблучка на цыпочку, прошлась по середине комнаты и остановилась.
«Вот она я!» как будто говорила она, отвечая на восторженный взгляд Денисова, следившего за ней.
«И чему она радуется! – подумал Николай, глядя на сестру. И как ей не скучно и не совестно!» Наташа взяла первую ноту, горло ее расширилось, грудь выпрямилась, глаза приняли серьезное выражение. Она не думала ни о ком, ни о чем в эту минуту, и из в улыбку сложенного рта полились звуки, те звуки, которые может производить в те же промежутки времени и в те же интервалы всякий, но которые тысячу раз оставляют вас холодным, в тысячу первый раз заставляют вас содрогаться и плакать.
Наташа в эту зиму в первый раз начала серьезно петь и в особенности оттого, что Денисов восторгался ее пением. Она пела теперь не по детски, уж не было в ее пеньи этой комической, ребяческой старательности, которая была в ней прежде; но она пела еще не хорошо, как говорили все знатоки судьи, которые ее слушали. «Не обработан, но прекрасный голос, надо обработать», говорили все. Но говорили это обыкновенно уже гораздо после того, как замолкал ее голос. В то же время, когда звучал этот необработанный голос с неправильными придыханиями и с усилиями переходов, даже знатоки судьи ничего не говорили, и только наслаждались этим необработанным голосом и только желали еще раз услыхать его. В голосе ее была та девственная нетронутость, то незнание своих сил и та необработанная еще бархатность, которые так соединялись с недостатками искусства пенья, что, казалось, нельзя было ничего изменить в этом голосе, не испортив его.
«Что ж это такое? – подумал Николай, услыхав ее голос и широко раскрывая глаза. – Что с ней сделалось? Как она поет нынче?» – подумал он. И вдруг весь мир для него сосредоточился в ожидании следующей ноты, следующей фразы, и всё в мире сделалось разделенным на три темпа: «Oh mio crudele affetto… [О моя жестокая любовь…] Раз, два, три… раз, два… три… раз… Oh mio crudele affetto… Раз, два, три… раз. Эх, жизнь наша дурацкая! – думал Николай. Всё это, и несчастье, и деньги, и Долохов, и злоба, и честь – всё это вздор… а вот оно настоящее… Hy, Наташа, ну, голубчик! ну матушка!… как она этот si возьмет? взяла! слава Богу!» – и он, сам не замечая того, что он поет, чтобы усилить этот si, взял втору в терцию высокой ноты. «Боже мой! как хорошо! Неужели это я взял? как счастливо!» подумал он.
О! как задрожала эта терция, и как тронулось что то лучшее, что было в душе Ростова. И это что то было независимо от всего в мире, и выше всего в мире. Какие тут проигрыши, и Долоховы, и честное слово!… Всё вздор! Можно зарезать, украсть и всё таки быть счастливым…


Давно уже Ростов не испытывал такого наслаждения от музыки, как в этот день. Но как только Наташа кончила свою баркароллу, действительность опять вспомнилась ему. Он, ничего не сказав, вышел и пошел вниз в свою комнату. Через четверть часа старый граф, веселый и довольный, приехал из клуба. Николай, услыхав его приезд, пошел к нему.
– Ну что, повеселился? – сказал Илья Андреич, радостно и гордо улыбаясь на своего сына. Николай хотел сказать, что «да», но не мог: он чуть было не зарыдал. Граф раскуривал трубку и не заметил состояния сына.
«Эх, неизбежно!» – подумал Николай в первый и последний раз. И вдруг самым небрежным тоном, таким, что он сам себе гадок казался, как будто он просил экипажа съездить в город, он сказал отцу.
– Папа, а я к вам за делом пришел. Я было и забыл. Мне денег нужно.
– Вот как, – сказал отец, находившийся в особенно веселом духе. – Я тебе говорил, что не достанет. Много ли?
– Очень много, – краснея и с глупой, небрежной улыбкой, которую он долго потом не мог себе простить, сказал Николай. – Я немного проиграл, т. е. много даже, очень много, 43 тысячи.
– Что? Кому?… Шутишь! – крикнул граф, вдруг апоплексически краснея шеей и затылком, как краснеют старые люди.
– Я обещал заплатить завтра, – сказал Николай.
– Ну!… – сказал старый граф, разводя руками и бессильно опустился на диван.
– Что же делать! С кем это не случалось! – сказал сын развязным, смелым тоном, тогда как в душе своей он считал себя негодяем, подлецом, который целой жизнью не мог искупить своего преступления. Ему хотелось бы целовать руки своего отца, на коленях просить его прощения, а он небрежным и даже грубым тоном говорил, что это со всяким случается.
Граф Илья Андреич опустил глаза, услыхав эти слова сына и заторопился, отыскивая что то.
– Да, да, – проговорил он, – трудно, я боюсь, трудно достать…с кем не бывало! да, с кем не бывало… – И граф мельком взглянул в лицо сыну и пошел вон из комнаты… Николай готовился на отпор, но никак не ожидал этого.
– Папенька! па…пенька! – закричал он ему вслед, рыдая; простите меня! – И, схватив руку отца, он прижался к ней губами и заплакал.

В то время, как отец объяснялся с сыном, у матери с дочерью происходило не менее важное объяснение. Наташа взволнованная прибежала к матери.
– Мама!… Мама!… он мне сделал…
– Что сделал?
– Сделал, сделал предложение. Мама! Мама! – кричала она. Графиня не верила своим ушам. Денисов сделал предложение. Кому? Этой крошечной девочке Наташе, которая еще недавно играла в куклы и теперь еще брала уроки.