Действительный государственный советник юстиции
Действительный государственный советник юстиции — высший классный чин в органах прокуратуры СССР и Российской Федерации и Следственного комитета при Прокуратуре Российской Федерации (не путать c высшим классным чином в органах юстиции Российской Федерации с ноября 2007 г. — действительный государственный советник юстиции Российской Федерации).
Чин установлен в СССР Указом Президиума Верховного Совета СССР от 16 сентября 1943 г. «Об установлении классных чинов для прокурорско-следственных работников органов прокуратуры». В СССР присваивался Указами Президиума Верховного Совета СССР лицам, занимавшим должность Генерального прокурора СССР. Не был присвоен Генеральному прокурору СССР Григорию Николаевичу Сафонову. Александру Яковлевичу Сухареву (Генеральный прокурор СССР в 1988—1990 гг.) был присвоен 30 апреля 2010 г.
В Российской Федерации присваивается Указами Президента Российской Федерации лицам, занимающим должность Генерального прокурора Российской Федерации[1], а с сентября 2007 года по январь 2011 года также и лицам, занимающим должность Первого заместителя Генерального прокурора Российской Федерации — Председателя Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации[2]. Не был присвоен Первому заместителю Генерального прокурора Российской Федерации — Председателю Следственного комитета при прокуратуре Российской Федерации Александру Ивановичу Бастрыкину.
На погонах действительного государственного советника юстиции вышиваются золоченый Государственный герб Российской Федерации (без щита) высотой 30 мм и золочёная выпуклая пятиконечная звездочка диаметром 30 мм (между гранями звездочки вышивается по пять лучей).
Содержание
Действительные государственные советники юстиции (в СССР)
- 2 марта 1944 — Горшенин Константин Петрович, Прокурор СССР
- 30 июня 1953 — Руденко Роман Андреевич, Генеральный прокурор СССР
- 9 февраля 1981 — Рекунков Александр Михайлович, Генеральный прокурор СССР
- 9 февраля 1991 г.[3] — Трубин Николай Семёнович, Генеральный прокурор СССР
Действительные государственные советники юстиции (в Российской Федерации)
После даты присвоения классного чина стоит номер Указа Президента Российской Федерации, которым присвоен чин.
- 23 ноября 1992 г., № 1475 — Степанков Валентин Георгиевич, Генеральный прокурор Российской Федерации
- 12 января 1996 г., № 35 — Скуратов Юрий Ильич, Генеральный прокурор Российской Федерации
- 24 ноября 2000 г., № 1928 — Устинов Владимир Васильевич, Генеральный прокурор Российской Федерации
- 3 октября 2006 г., № 1091 — Чайка Юрий Яковлевич, Генеральный прокурор Российской Федерации
- 30 апреля 2010 г., № 524 — Сухарев Александр Яковлевич, советник Генерального прокурора Российской Федерации[4], бывший Генеральный прокурор СССР
См. также
- Генеральный прокурор Российской Федерации
- Генерал юстиции Российской Федерации
- Государственный советник юстиции Российской Федерации
- Государственный советник юстиции 1 класса
- Действительный государственный советник юстиции Российской Федерации
- Действительный государственный советник юстиции Российской Федерации 1 класса
- Генерал-полковник юстиции
Напишите отзыв о статье "Действительный государственный советник юстиции"
Примечания
- ↑ Не был присвоен Генеральному прокурору Российской Федерации Алексею Ивановичу Казаннику и исполняющему обязанности Генерального прокурора Российской Федерации Алексею Николаевичу Ильюшенко
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=41132&PSC=1&PT=3&Page=1 Указ Президента Российской Федерации от 1 августа 2007 г. № 1006]
- ↑ Указ Президента СССР от 9 февраля 1991 г. № УП-1443.
- ↑ [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=058639 Указ Президента Российской Федерации от 30 апреля 2010 года № 524 «О присвоении классного чина Сухареву А. Я.»]
Ссылки
- [gossluzhba.narod.ru/ranks/ru/index.html Табель о рангах Российской Федерации]
- [document.kremlin.ru/doc.asp?ID=41132&PSC=1&PT=3&Page=1 Указ Президента Российской Федерации от 1 августа 2007 г. № 1006]
Отрывок, характеризующий Действительный государственный советник юстиции
Вызванный этим вопросом, Пьер поднял голову и почувствовал необходимость высказать занимавшие его мысли; он стал объяснять, как он несколько иначе понимает любовь к женщине. Он сказал, что он во всю свою жизнь любил и любит только одну женщину и что эта женщина никогда не может принадлежать ему.– Tiens! [Вишь ты!] – сказал капитан.
Потом Пьер объяснил, что он любил эту женщину с самых юных лет; но не смел думать о ней, потому что она была слишком молода, а он был незаконный сын без имени. Потом же, когда он получил имя и богатство, он не смел думать о ней, потому что слишком любил ее, слишком высоко ставил ее над всем миром и потому, тем более, над самим собою. Дойдя до этого места своего рассказа, Пьер обратился к капитану с вопросом: понимает ли он это?
Капитан сделал жест, выражающий то, что ежели бы он не понимал, то он все таки просит продолжать.
– L'amour platonique, les nuages… [Платоническая любовь, облака…] – пробормотал он. Выпитое ли вино, или потребность откровенности, или мысль, что этот человек не знает и не узнает никого из действующих лиц его истории, или все вместе развязало язык Пьеру. И он шамкающим ртом и маслеными глазами, глядя куда то вдаль, рассказал всю свою историю: и свою женитьбу, и историю любви Наташи к его лучшему другу, и ее измену, и все свои несложные отношения к ней. Вызываемый вопросами Рамбаля, он рассказал и то, что скрывал сначала, – свое положение в свете и даже открыл ему свое имя.
Более всего из рассказа Пьера поразило капитана то, что Пьер был очень богат, что он имел два дворца в Москве и что он бросил все и не уехал из Москвы, а остался в городе, скрывая свое имя и звание.
Уже поздно ночью они вместе вышли на улицу. Ночь была теплая и светлая. Налево от дома светлело зарево первого начавшегося в Москве, на Петровке, пожара. Направо стоял высоко молодой серп месяца, и в противоположной от месяца стороне висела та светлая комета, которая связывалась в душе Пьера с его любовью. У ворот стояли Герасим, кухарка и два француза. Слышны были их смех и разговор на непонятном друг для друга языке. Они смотрели на зарево, видневшееся в городе.
Ничего страшного не было в небольшом отдаленном пожаре в огромном городе.
Глядя на высокое звездное небо, на месяц, на комету и на зарево, Пьер испытывал радостное умиление. «Ну, вот как хорошо. Ну, чего еще надо?!» – подумал он. И вдруг, когда он вспомнил свое намерение, голова его закружилась, с ним сделалось дурно, так что он прислонился к забору, чтобы не упасть.
Не простившись с своим новым другом, Пьер нетвердыми шагами отошел от ворот и, вернувшись в свою комнату, лег на диван и тотчас же заснул.
На зарево первого занявшегося 2 го сентября пожара с разных дорог с разными чувствами смотрели убегавшие и уезжавшие жители и отступавшие войска.
Поезд Ростовых в эту ночь стоял в Мытищах, в двадцати верстах от Москвы. 1 го сентября они выехали так поздно, дорога так была загромождена повозками и войсками, столько вещей было забыто, за которыми были посылаемы люди, что в эту ночь было решено ночевать в пяти верстах за Москвою. На другое утро тронулись поздно, и опять было столько остановок, что доехали только до Больших Мытищ. В десять часов господа Ростовы и раненые, ехавшие с ними, все разместились по дворам и избам большого села. Люди, кучера Ростовых и денщики раненых, убрав господ, поужинали, задали корму лошадям и вышли на крыльцо.
В соседней избе лежал раненый адъютант Раевского, с разбитой кистью руки, и страшная боль, которую он чувствовал, заставляла его жалобно, не переставая, стонать, и стоны эти страшно звучали в осенней темноте ночи. В первую ночь адъютант этот ночевал на том же дворе, на котором стояли Ростовы. Графиня говорила, что она не могла сомкнуть глаз от этого стона, и в Мытищах перешла в худшую избу только для того, чтобы быть подальше от этого раненого.
Один из людей в темноте ночи, из за высокого кузова стоявшей у подъезда кареты, заметил другое небольшое зарево пожара. Одно зарево давно уже видно было, и все знали, что это горели Малые Мытищи, зажженные мамоновскими казаками.
– А ведь это, братцы, другой пожар, – сказал денщик.
Все обратили внимание на зарево.
– Да ведь, сказывали, Малые Мытищи мамоновские казаки зажгли.
– Они! Нет, это не Мытищи, это дале.
– Глянь ка, точно в Москве.
Двое из людей сошли с крыльца, зашли за карету и присели на подножку.
– Это левей! Как же, Мытищи вон где, а это вовсе в другой стороне.