Деказ, Эли

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Эли Деказ
duc Decazes et de Glücksbierg<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
4-й премьер-министр Франции
19 ноября 1819 — 20 февраля 1820
Монарх: Людовик XVIII
Предшественник: Жан-Жозеф Дессоль
Преемник: Арман-Эммануэль Ришельё
 
 
Автограф:
 
Награды:

Эли Деказ (фр. duc Decazes et de Glücksbierg; 28 сентября 1780, Сен-Мартен-де-Лай[fr] — 24 октября 1860, Деказвиль) — герцог де Глюксберг[fr], французский политик и государственный деятель, глава кабинета министров с 19 ноября 1819 по 20 февраля 1820 года.





Биография

Сын Мишеля, графа Деказа (1747—1832), заместителя президиала[fr] Либурна, и Катрин де Триган де Бомон (1750—1834), брат виконта Жозефа-Леонарда Деказа.

Эли Деказ начал свою деятельность адвокатом, затем был советником парижской апелляционной палаты.

Приверженностью к интересам голландского короля Людовика Бонапарте Деказ навлек на себя нерасположение Наполеона I.

В 1814 году примкнул к Бурбонам и был выслан из Парижа в эпоху Ста дней.

После битвы при Ватерлоо Деказ назначен префектом полиции в Париже, а затем и министром общей полиции.

Снискав расположение французского короля Людовика XVIII, Деказ внушил ему осторожную политику колебаний между партиями (политику «коромысла»).

Точным соблюдением конституционной хартии Деказ старался объединить всю Францию вокруг трона. Под его влиянием была распущена в 1816 году ультрареакционная палата (Chambre introuvable) и проведен в новой палате закон о выборах 5 февраля 1817 года, давший перевес буржуазии.

После удаления от дел герцога Армана-Эммануэль дю Плесси Ришельё Эли Деказ в звании министра внутренних дел вдохновлял министерство генерала Дессолля.

Обессилив враждебную ему верхнюю палату назначением в неё более шестидесяти новых пэров, Деказ, в 1819 году, законом о печати заручился сочувствием либералов.

Желание Людовика ХVIII изменить избирательные законы 1817 года заставило кабинет Ж.-Ж. Дессолля выйти в отставку, а уступчивый Деказ сделался официальным главой нового кабинета министров.

Убийство Шарля-Фердинанда, герцога Беррийского, навлекло на Деказа яростные нападки ультрароялистов, и Людовик XVIII вынужден был согласиться на его увольнение, сделав его герцогом и послом Франции в Великобритании.

Когда образовалось министерство Ж.-Б. Виллеля, Деказ отказался от сана посла и боролся в верхней палате против ультрароялистской партии.

В старости Деказ занимался промышленными предприятиями, например основал железоделательный завод в Деказвиле. Через жену Деказ получил от датского короля Фредерика VI земли и титул герцога Глюксберга.

С 1838 года и до кончины в 1860 году был великим командором Верховного совета Франции.

Эли Деказ скончался 24 октября 1860 года в Деказвиле.

Семья

1-я жена (1.08.1805): Элизабет Фортюне Мюрер (ок. 1785—1806), дочь графа Оноре Мюрера (1750—1837) и Луиз Элизабет Мишель дю Буше (ок. 1765—)

2-я жена (11.08.1818): Эжеди Вильгельмин де Бополь де Сент-Олер (1802—1873), дочь Луи-Клера де Бополя, графа де Сент-Олера (1778—1854), и Генриетты де Сеглиер де Бельфорьер, дамы де Суайекур (1774—1802)

Дети:

  • Луи Шарль Эли Аманье Деказ (1819—1886), герцог де Глюксберг. Жена: Северин Розали Вильгельмин Анн Констанс де Лёвенталь (1845—1911), дочь Жана Батиста де Лёвенталя (1804—1891) и Октавии Вылежинской (1822—1907)
  • Фредерик Ксавье Станислас Деказ де Глюксберг (1823—1887)
  • Генриетт Вильгельмин Эжени Деказ де Глюксберг (1824—1899). Муж (19.04.1845): барон Полен Леопольд Жак Альфонс Лефевр (1811—1886)

Источники

Напишите отзыв о статье "Деказ, Эли"

Ссылки

  • [www.zapgillou.fr/mondalazac/articleweb/pageDecazes.html Les chemins de fer miniers de Mondalazac et Cadayrac]
  • [roglo.eu/roglo?lang=fr&m=NG&n=%C3%89lie+Decazes+de+Gl%C3%BCcksbierg+&t=PN Élie Decazes de Glücksbierg].

Отрывок, характеризующий Деказ, Эли

– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…
– Слава Богу, – сказала Соня, крестясь. – Но, может быть, она обманула тебя. Пойдем к maman.
Петя молча ходил по комнате.
– Кабы я был на месте Николушки, я бы еще больше этих французов убил, – сказал он, – такие они мерзкие! Я бы их побил столько, что кучу из них сделали бы, – продолжал Петя.
– Молчи, Петя, какой ты дурак!…
– Не я дурак, а дуры те, кто от пустяков плачут, – сказал Петя.
– Ты его помнишь? – после минутного молчания вдруг спросила Наташа. Соня улыбнулась: «Помню ли Nicolas?»
– Нет, Соня, ты помнишь ли его так, чтоб хорошо помнить, чтобы всё помнить, – с старательным жестом сказала Наташа, видимо, желая придать своим словам самое серьезное значение. – И я помню Николеньку, я помню, – сказала она. – А Бориса не помню. Совсем не помню…
– Как? Не помнишь Бориса? – спросила Соня с удивлением.
– Не то, что не помню, – я знаю, какой он, но не так помню, как Николеньку. Его, я закрою глаза и помню, а Бориса нет (она закрыла глаза), так, нет – ничего!
– Ах, Наташа, – сказала Соня, восторженно и серьезно глядя на свою подругу, как будто она считала ее недостойной слышать то, что она намерена была сказать, и как будто она говорила это кому то другому, с кем нельзя шутить. – Я полюбила раз твоего брата, и, что бы ни случилось с ним, со мной, я никогда не перестану любить его во всю жизнь.
Наташа удивленно, любопытными глазами смотрела на Соню и молчала. Она чувствовала, что то, что говорила Соня, была правда, что была такая любовь, про которую говорила Соня; но Наташа ничего подобного еще не испытывала. Она верила, что это могло быть, но не понимала.
– Ты напишешь ему? – спросила она.
Соня задумалась. Вопрос о том, как писать к Nicolas и нужно ли писать и как писать, был вопрос, мучивший ее. Теперь, когда он был уже офицер и раненый герой, хорошо ли было с ее стороны напомнить ему о себе и как будто о том обязательстве, которое он взял на себя в отношении ее.
– Не знаю; я думаю, коли он пишет, – и я напишу, – краснея, сказала она.
– И тебе не стыдно будет писать ему?
Соня улыбнулась.
– Нет.
– А мне стыдно будет писать Борису, я не буду писать.
– Да отчего же стыдно?Да так, я не знаю. Неловко, стыдно.
– А я знаю, отчего ей стыдно будет, – сказал Петя, обиженный первым замечанием Наташи, – оттого, что она была влюблена в этого толстого с очками (так называл Петя своего тезку, нового графа Безухого); теперь влюблена в певца этого (Петя говорил об итальянце, Наташином учителе пенья): вот ей и стыдно.
– Петя, ты глуп, – сказала Наташа.
– Не глупее тебя, матушка, – сказал девятилетний Петя, точно как будто он был старый бригадир.
Графиня была приготовлена намеками Анны Михайловны во время обеда. Уйдя к себе, она, сидя на кресле, не спускала глаз с миниатюрного портрета сына, вделанного в табакерке, и слезы навертывались ей на глаза. Анна Михайловна с письмом на цыпочках подошла к комнате графини и остановилась.
– Не входите, – сказала она старому графу, шедшему за ней, – после, – и затворила за собой дверь.
Граф приложил ухо к замку и стал слушать.
Сначала он слышал звуки равнодушных речей, потом один звук голоса Анны Михайловны, говорившей длинную речь, потом вскрик, потом молчание, потом опять оба голоса вместе говорили с радостными интонациями, и потом шаги, и Анна Михайловна отворила ему дверь. На лице Анны Михайловны было гордое выражение оператора, окончившего трудную ампутацию и вводящего публику для того, чтоб она могла оценить его искусство.