Всеобщая декларация прав человека

Поделись знанием:
(перенаправлено с «Декларация прав человека»)
Перейти к: навигация, поиск
Всеобщая декларация прав человека
англ. Universal Declaration of Human Rights

Элеонора Рузвельт с испанской версией декларации прав человека.
Создан

1948

Ратифицирован

10 декабря 1948

Язык оригинала

английский

Место хранения

Дворец Шайо, Париж

Автор

Джон Хамфри, Рене Кассен, Чжан Пэнчунь, Шарль Малик, Элеонора Рузвельт и др.

Цель создания

Права человека

Электронная версия в Викитеке

Всеобщая декларация прав человека — рекомендованный для всех стран-членов ООН документ, принятый на третьей сессии Генеральной Ассамблеи ООН резолюцией 217 А (III) («Международный пакт о правах человека»)[1] от 10 декабря 1948 года. Текст Декларации является первым глобальным определением прав, которыми обладают все люди. Состоит из 30 статей и является частью Международного билля о правах человека, наравне с Международным пактом об экономических, социальных и культурных правах, Международным пактом о гражданских и политических правах, двумя Факультативными Протоколами.[2]





Создание и принятие

Идея

Во время Эпохи Просвещения стали появляться идеи о Естественном праве. На основе этих идей были созданы и приняты Билль о правах в Великобритании, Билль о правах в США и Декларация прав человека и гражданина во Франции.

Вторая мировая война явно продемонстрировала необходимость всеобщего договора о правах человека. В 1941 году Франклин Рузвельт в своём обращении «О положении страны» призвал поддержать четыре необходимые свободы: свободу слова, свободу совести, свободу от нужды и свободу от страха. Это дало новый толчок развитию человеческих прав как необходимому условию мира и окончанию войны.

Когда общественности стало известно о зверствах, которые совершала нацистская Германия, стало очевидно, что Устав ООН недостаточно точно определяет права человека. Всеобщий договор, который бы перечислял и описывал права личности, был необходим.

Составление

Первое заседание Комиссии ООН по правам человека прошло в городке Лейк-Саксес (англ. Lake Success) с 27 января по 10 февраля 1947 года, где председателем Комиссии была избрана Элеонора Рузвельт. В Комиссии были представители таких государств мира как Австралия, Бельгия, Белорусская Советская Социалистическая Республика, Великобритания, Китай, Куба, Египет, Индия, Иран, Ливия, Панама, СССР, США, Уругвай, Филиппины, Франция, Чили, Югославия[3]. Они должны были подготовить документ, который сначала предполагалось назвать Международным биллем о правах. В работе Комиссии участвовал и представитель отдела по правам человека Секретариата ООН Джон Хамфри (англ. John Peters Humphrey). Джон Хамфри, канадский специалист в области международного права, был приглашён генеральным секретарем ООН на должность главы отдела по правам человека в 1946 году.

Поскольку Комиссия состояла из 18 членов и взгляды их во многом расходились, было очень трудно проводить работу по составлению черновика столь важного документа как Декларация. В итоге было решено, что первоначальный текст подготовят три представителя, чтобы Комиссия могла рассмотреть его на своём втором заседании. В подкомиссию по составлению проекта Декларации вошли сама Элеонора Рузвельт, представитель Китая Чжан Пэнчунь и ливанский дипломат и философ Чарльз Малик (англ. Charles Malik)[4][5]. Подкомиссия поручила опытнейшему юристу Хамфри, к тому же обладавшему хорошей командой помощников из своего отдела, представить первоначальный набросок текста. На это повлияло также то, что поначалу даже такая маленькая группа из трёх человек не могла прийти к какому-либо общему взгляду на документ. В итоге Хамфри подготовил черновик проекта, состоящий из 48 статей. В этот же период было принято расширить состав подкомитета, чтобы туда вошли также представители Европы и Советского Союза.

9 июня 1947 года расширенный состав подкомиссии начал свою работу. Помимо Рузвельт, Чжана Пэнчуня, Малика и Хамфри туда вошли представитель Франции Рене Кассен, Уилльям Ходжсон от Австралии, Джеффри Уилсон от Великобритании, Эрнан Санта Круз от Чили и Владимир Корецкий от Советского Союза. Перед собравшимися стояла сложнейшая задача по созданию документа ещё не известного мировой политике. Как писал Чарльз Малик, поначалу все были «абсолютно потеряны; мы совершенно не представляли, как нам справиться с порученной задачей»[6].

Опасения самого Малика состояли в том, что права человека могли быть сведены к важнейшим базовым понятиям, таким как необходимость иметь достаточно еды, иметь крышу над головой и возможность работать. При этом могли остаться в стороне возможно менее насущные, но тем не менее ключевые представления, как способность рассуждать, иметь своё мнение, отстаивать свои политические взгляды, которые отличают человека от прочего животного мира и которые также было необходимо учесть.

Рене Кассен был одним из самых опытных среди своих коллег. Еврей, переживший две мировые войны, приговорённый к смерти нацистами, потерявший в немецких концлагерях около тридцати своих родственников, Кассен внёс один из самых значительных вкладов в создание текста Декларации[7].

Предварительный текст, представленный на рассмотрение Хамфри, представлял собой исчерпывающий свод всех возможных видов прав человека. Занимающий по объёму 400 страниц, документ создавался на основе анализа всех действующих конституций, действующих норм права по правам человека, помощниками Хамфри рассматривались даже обращения частных лиц, содержащие те или иные предложения. Обширнейшая работа, черновик Хамфри не мог быть создан с нуля, в его основу легли такие документы как английская Великая хартия вольностей, американские Декларация независимости США и Билль о правах, а также французская Декларация прав человека и гражданина. Именно широта используемой базы обусловило то, что в документе рассматривается столь широкий круг прав: социальные, экономические, культурные. И если представители некоторых стран изначально не хотели, чтобы тот или иной круг прав входил в проект, то после создания первоначального черновика они уже не могли отменить это простым желанием, им приходилось аргументированно доказывать, почему они так считают. Наиболее важными документами, из которых Хамфри заимствовал свой текст, были тексты-предложения, представленные для предварительного рассмотрения Американским институтом права и Внутриамериканским юридическим комитетом (Inter-American Juridical Committee)[8].

После обсуждения предварительной версии проекта Хамфри было решено опять сузить состав группы разработчиков, чтобы ускорить процесс, грозивший увязнуть в длительных дискуссиях. В этот раз в группу вошли Кассен, Малик, Рузвельт и Уилсон. Задание составить вторую версию проекта для рассмотрения сначала группой, а потом и Комиссией, было поручено Рене Кассену, как специалисту в области права, так и прекрасному писателю[9][10]. В эти же года Кассен возглавлял французский Государственный совет и занимался восстановлением послевоенной французской юридической системы.

Свою работу Кассен завершил за два дня в июне 1947 года. Главной заслугой Кассена являлось придание документу чёткой и ясной структуры, из списка Хамфри им был сформирован логически связный документ. С целью построения данной структуры Кассеном была написана вступительная преамбула, где были очерчены общие принципы[11], включены шесть вступительных статей, 32 статьи были сгруппированы в 8 групп, а также добавлены два заключительных положения о применении. Кассен сравнивал Декларацию с портиком греческого храма с фундаментом, лестницами, четырьмя колоннами и фронтоном.

Статьи 1 и 2 закладывают фундамент, подчеркивая принципы достоинства, свободы, равенства и братства. Семь абзацев преамбулы провозглашают причины провозглашения «Декларации» и является ступеньками к ней. Основной текст «Декларации» формирует четыре колонны. Первая колонна (ст. 3-11) провозглашает права индивида, такие как право на жизнь и запрет рабства. Вторая колонна (ст. 12-17) провозглашает права индивида в гражданском и политическом обществе. Третья колонна (ст. 18-21) провозглашает духовные, общественные и политические свободы, такие как свободу вероисповедания и свободу ассоциаций. Четвёртая колонна (ст. 22-27) определяет социальные, экономические и культурные права.

По модели Кассена последние три статьи Декларации образуют фронтон, связывающей всю структуру в одно целое. Эти статьи посвящены обязанностям индивида перед обществом и накладывают запрет злоупотребления правами в ущерб той цели, которую заложила в них Организация Объединённых Наций[12].

В течение многих лет создателем Декларации считался именно Кассен. Лишь в конце двадцатого века исследователи обнаружили в бумагах Хамфри черновик документа, его первую версию, написанную от руки. Однако и после этого Хамфри отказывался считать себя создателем Декларации, заявляя, что создать черновик в одиночку было невозможно, а «конечный текст Декларации — дело рук сотен людей».

Хотя в дальнейшем текст Декларации подвергался существенным правкам перед тем, как быть утверждённым, именно черновик Хамфри, глубоко переработанный Кассеном, стал основой будущего документа[13].

Вариант Кассена был представлен на рассмотрение группы 17 июня 1947 года. Он был частично переработан для того, чтобы быть представленным Комиссии. В декабре 1947 года полный состав Комиссии по правам человека ООН собрался в Женеве. На сессии присутствовали консультанты от множества организаций (например, Американская федерация труда, Межпарламентский союз, Международный комитет Красного Креста, Международный женский совет (англ. International Council of Women), Всемирный еврейский конгресс и др.). Предстояло рассмотреть и утвердить для дальнейшей передачи в ООН сложнейший документ. Элеонора Рузвельт составила плотный график работы, который включал заседания вплоть до поздней ночи. Именно благодаря ей удалось завершить рассмотрение Декларации и прийти к единой позиции, несмотря на различия во мнениях, к концу сессии 17 декабря.

Одним из ключевых вопросов, рассмотренных на сессии, стал вопрос о включении в Декларацию положений, предусматривающих инструменты, которые позволяли бы контролировать выполнение положений, заявленных в Декларации. Представительница Индии, Ханса Мехта (англ. Hansa Jivraj Mehta), а также австралиец Уильям Ходжсон настаивали на том, что без них текст документа не будет иметь никакой силы, а нарушивший его не понесёт никакого наказания. Они предлагали либо внести положения об ответственности за несоблюдение прав в сам документ, либо же учредить международный трибунал, который бы рассматривал подобные случаи.

Также вступали в противоречие позиции молодых, недавно образованных наций, с позициями крупных государств. Бывшие колонии, молодые страны хотели видеть в Декларации легальный прецедент для осуществления прав человека, который они могли бы использовать в построении у себя свободного общества. Крупные же государства, наоборот, опасались, что слишком радикальные положения могут поколебать их целостность.

В результате жарких дебатов была создана третья версия Декларации, так называемая «Женевская версия» (Geneva draft).

Обсуждение документа продолжилось в мае 1948 года на следующей встрече Комиссии в Нью-Йорке. Она должна была выработать окончательный текст документа для представления в дальнейшие инстанции. Работа была завершена 18 июня, когда общим голосованием документ был принят при 12 голосах «за», 0 «против» и трёх воздержавшихся — страны СССР (Россия (РСФСР),Украина (УССР)и Белоруссия (БССР)[14].

Принятие

Голосование за декларацию осуществлялось постепенно. 23 из 31 статей проекта декларации были приняты единогласно. По результатам обсуждения, статья 3 проекта декларации была объединена со статьёй 2. В ходе обсуждения и постатейного голосования выявилось противостояние западных стран и стран советского блока.[15] Глава советской делегации в ООН Андрей Януарьевич Вышинский отзывался о декларации следующим образом:

Несмотря на некоторые свои достоинства, этот проект имеет ряд крупных недостатков, главный из которых заключается в его формально-юридическом характере и отсутствии в этом проекте каких бы то ни было мероприятий, которые были бы способны содействовать осуществлению провозглашённых в этом проекте основных свобод и прав человека.

— [www.un.org/russian/av/radio/history60/21history60.htm Рождение всеобщей декларации прав человека] (недоступная ссылка с 21-05-2013 (3986 дней) — историякопия)

Всеобщая декларация прав человека в окончательной редакции была поддержана 48 странами (из 58 тогдашних членов ООН) на 183-м пленарном заседании Генеральной Ассамблеи Организации Объединённых Наций в Пале де Шайо (Париж) 10 декабря 1948 г. Белорусская ССР, Украинская ССР, Союз ССР, Чехословакия, Польша, Югославия, ЮАС и Саудовская Аравия воздержались при голосовании,[16] а Гондурас и Йемен не участвовали в нём. Канада отвергла первый вариант Декларации, но при итоговом голосовании согласилась с ней.

Социалистические страны отвергли Декларацию по причине непризнания права на свободную эмиграцию, ЮАС (и первоначально, Канада) — по расистским соображениям, Саудовская Аравия — из-за непризнания свободы вероисповедания и добровольности брака.

Статус и распространение

Декларация имеет только статус рекомендации, но на её основании были приняты два обязательных для участников договора: Международный пакт о гражданских и политических правах и Международный пакт об экономических, социальных и культурных правах. Многие положения декларации за время многолетней практики приобрели статус норм обычного права; в отдельных странах Декларация признается частично.[17]

Этот документ был переведён на множество языков мира (более 350 в 2009 году)[18] и является самым переводимым документом в мире.[19]

Элеонора Рузвельт назвала Декларацию «Великой хартией вольностей» для всего человечества (поэтому Декларацию иногда называют Хартией прав человека).

Первая известная публикация декларации в СССР на русском языке в общедоступных СМИ имела место в бюллетене «Курьер ЮНЕСКО» № 10 за 1958 год, а также в брошюре Анатолия Мовчана «Международная защита прав человека», выпущенной Государственным издательством юридической литературы в том же году.[20]

День прав человека

В 1950 году в честь Декларации, ООН учредила праздник День прав человека, отмечаемый 10 декабря. В праздновании принимают участия люди, различные сообщества и религиозные группы, парламенты, правительства и, разумеется, сама Организация Объединённых Наций. Каждые десять лет предпринимаются кампании по продвижению Декларации и непосредственно прав человека. 10 декабря 2007 года стартовала кампания под названием «Человеческое достоинство и справедливость для всех нас», в которой приняли активное участие все страны-члены ООН, которая продлилась ровно год, до 60-й годовщины.[21]

Хронология основных событий

Основные года в истории, связанные с Декларацией[22]:

См. также

Напишите отзыв о статье "Всеобщая декларация прав человека"

Примечания

  1. [daccessdds.un.org/doc/RESOLUTION/GEN/NR0/045/84/IMG/NR004584.pdf?OpenElement Международный пакт о правах человека]
  2. [www.naiau.kiev.ua/tslc/pages/humanright/glossary/gl111/info_rus.htm Международный билль о правах человека]
  3. Johannes Morsink, p.4
  4. Susan Muaddi Darraj, p.38
  5. Johannes Morsink, p.5
  6. Susan Muaddi Darraj, p.39
  7. Susan Muaddi Darraj, p.43
  8. Johannes Morsink, p.6
  9. Susan Muaddi Darraj, p.55
  10. Johannes Morsink, p.8
  11. Glendon, pp 62-64
  12. Mary Ann Glendon, A World Made New: Eleanor Roosevelt and the Universal Declaration of Human Rights, Chapter 10
  13. Susan Muaddi Darraj, p.60
  14. Susan Muaddi Darraj, p.61-74
  15. [rl-online.ru/articles/4-03/224.html 55 лет Декларации прав человека]
  16. [web.archive.org/web/20011202132439/www.un.org/Depts/dhl/landmark/pdf/a-pv183r.pdf Стенограмма заседания Генеральной Ассамблеи ООН, на котором была принята Декларация]
  17. Ханнум Х. [www.hrights.ru/text/b11/Chapter8.htm Статус Всеобщей декларации прав человека во внутреннем и международном праве] // Российский бюллетень по правам человека № 11
  18. [www.ohchr.org/EN/UDHR/Pages/SearchByLang.aspx Translations: «from Abkhaz to Zulu» (англ.)]
  19. [www.vistawide.com/languages/language_statistics.htm World Language Statistics and Facts]
  20. [museum.udhr1948.org/ussr Музей Всеобщей декларации прав человека]
  21. [archive.is/20130416072151/www.un.org/russian/events/humanrights/udhr60/ Всеобщая декларация прав человека: 1948—2008 годы]
  22. Susan Muaddi Darraj, p.108-110

Литература

  • George J. Andreopoulos and Richard Pierre Claude (eds.), Human Rights Education for the Twenty-First Century (1997).
  • Johannes Morsink. The Universal Declaration of Human Rights: Origins, Drafting, and Intent (1999). Pennsylvania Studies in Human Rights. University of Pennsylvania Press, 2000. ISBN 0812200411, ISBN 9780812200416. P. 396.
  • Mary Ann Glendon, A World Made New: Eleanor Roosevelt and the Universal Declaration of Human Rights (2001).
  • Paul Gordon Lauren, The Evolution of International Human Rights: Visions Seen (1998).
  • Richard Falk, On Humane Governance: Toward a New Global Politics (1995).
  • Susan Muaddi Darraj. The Universal Declaration of Human Rights. — (Milestones in modern world history). Chelsea House, Infobase Publishing, 2010. 129 p. ISBN 978-1-60413-494-0 (hardcover), ISBN 978-1-4381-3178-8 (e-book).

Ссылки

  • [daccessdds.un.org/doc/RESOLUTION/GEN/NR0/045/84/IMG/NR004584.pdf?OpenElement Резолюция № 217 (III)]
  • [www.un.org/ru/documents/udhr/ Декларация прав человека]
  • [web.archive.org/web/20011202132439/www.un.org/Depts/dhl/landmark/pdf/a-pv183r.pdf Стенограмма заседания Генеральной Ассамблеи ООН, на котором была принята Декларация]
  • [www2.ohchr.org/english/issues/education/training/docs/UNYearbook.pdf Выдержка из Ежегодника ООН 1948-49 с обзором хода принятия Декларации] (англ.)
  • [www.un.org/depts/dhl/udhr/ История создания ВДПЧ] (англ.)
  • [www.hrights.ru/text/b11/Chapter5.htm СССР и принятие всеобщей декларации прав человека]// Российский бюллетень по правам человека № 11. Москва: Институт прав человека, 1999
  • [museum.udhr1948.org/ Музей Всеобщей декларации прав человека]
  • Уолц С. [web.archive.org/web/20090117221324/www.america.gov/st/hr-russian/2008/December/20081215094121xjyrrep0.9075434.html Кто написал Всеобщую декларацию прав человека?]

Отрывок, характеризующий Всеобщая декларация прав человека

– Ах нет, мы с ним друзья, – в простоте душевной сказал Николай: ему и в голову не приходило, чтобы такое веселое для него препровождение времени могло бы быть для кого нибудь не весело.
«Что я за глупость сказал, однако, губернаторше! – вдруг за ужином вспомнилось Николаю. – Она точно сватать начнет, а Соня?..» И, прощаясь с губернаторшей, когда она, улыбаясь, еще раз сказала ему: «Ну, так помни же», – он отвел ее в сторону:
– Но вот что, по правде вам сказать, ma tante…
– Что, что, мой друг; пойдем вот тут сядем.
Николай вдруг почувствовал желание и необходимость рассказать все свои задушевные мысли (такие, которые и не рассказал бы матери, сестре, другу) этой почти чужой женщине. Николаю потом, когда он вспоминал об этом порыве ничем не вызванной, необъяснимой откровенности, которая имела, однако, для него очень важные последствия, казалось (как это и кажется всегда людям), что так, глупый стих нашел; а между тем этот порыв откровенности, вместе с другими мелкими событиями, имел для него и для всей семьи огромные последствия.
– Вот что, ma tante. Maman меня давно женить хочет на богатой, но мне мысль одна эта противна, жениться из за денег.
– О да, понимаю, – сказала губернаторша.
– Но княжна Болконская, это другое дело; во первых, я вам правду скажу, она мне очень нравится, она по сердцу мне, и потом, после того как я ее встретил в таком положении, так странно, мне часто в голову приходило что это судьба. Особенно подумайте: maman давно об этом думала, но прежде мне ее не случалось встречать, как то все так случалось: не встречались. И во время, когда Наташа была невестой ее брата, ведь тогда мне бы нельзя было думать жениться на ней. Надо же, чтобы я ее встретил именно тогда, когда Наташина свадьба расстроилась, ну и потом всё… Да, вот что. Я никому не говорил этого и не скажу. А вам только.
Губернаторша пожала его благодарно за локоть.
– Вы знаете Софи, кузину? Я люблю ее, я обещал жениться и женюсь на ней… Поэтому вы видите, что про это не может быть и речи, – нескладно и краснея говорил Николай.
– Mon cher, mon cher, как же ты судишь? Да ведь у Софи ничего нет, а ты сам говорил, что дела твоего папа очень плохи. А твоя maman? Это убьет ее, раз. Потом Софи, ежели она девушка с сердцем, какая жизнь для нее будет? Мать в отчаянии, дела расстроены… Нет, mon cher, ты и Софи должны понять это.
Николай молчал. Ему приятно было слышать эти выводы.
– Все таки, ma tante, этого не может быть, – со вздохом сказал он, помолчав немного. – Да пойдет ли еще за меня княжна? и опять, она теперь в трауре. Разве можно об этом думать?
– Да разве ты думаешь, что я тебя сейчас и женю. Il y a maniere et maniere, [На все есть манера.] – сказала губернаторша.
– Какая вы сваха, ma tante… – сказал Nicolas, целуя ее пухлую ручку.


Приехав в Москву после своей встречи с Ростовым, княжна Марья нашла там своего племянника с гувернером и письмо от князя Андрея, который предписывал им их маршрут в Воронеж, к тетушке Мальвинцевой. Заботы о переезде, беспокойство о брате, устройство жизни в новом доме, новые лица, воспитание племянника – все это заглушило в душе княжны Марьи то чувство как будто искушения, которое мучило ее во время болезни и после кончины ее отца и в особенности после встречи с Ростовым. Она была печальна. Впечатление потери отца, соединявшееся в ее душе с погибелью России, теперь, после месяца, прошедшего с тех пор в условиях покойной жизни, все сильнее и сильнее чувствовалось ей. Она была тревожна: мысль об опасностях, которым подвергался ее брат – единственный близкий человек, оставшийся у нее, мучила ее беспрестанно. Она была озабочена воспитанием племянника, для которого она чувствовала себя постоянно неспособной; но в глубине души ее было согласие с самой собою, вытекавшее из сознания того, что она задавила в себе поднявшиеся было, связанные с появлением Ростова, личные мечтания и надежды.
Когда на другой день после своего вечера губернаторша приехала к Мальвинцевой и, переговорив с теткой о своих планах (сделав оговорку о том, что, хотя при теперешних обстоятельствах нельзя и думать о формальном сватовстве, все таки можно свести молодых людей, дать им узнать друг друга), и когда, получив одобрение тетки, губернаторша при княжне Марье заговорила о Ростове, хваля его и рассказывая, как он покраснел при упоминании о княжне, – княжна Марья испытала не радостное, но болезненное чувство: внутреннее согласие ее не существовало более, и опять поднялись желания, сомнения, упреки и надежды.
В те два дня, которые прошли со времени этого известия и до посещения Ростова, княжна Марья не переставая думала о том, как ей должно держать себя в отношении Ростова. То она решала, что она не выйдет в гостиную, когда он приедет к тетке, что ей, в ее глубоком трауре, неприлично принимать гостей; то она думала, что это будет грубо после того, что он сделал для нее; то ей приходило в голову, что ее тетка и губернаторша имеют какие то виды на нее и Ростова (их взгляды и слова иногда, казалось, подтверждали это предположение); то она говорила себе, что только она с своей порочностью могла думать это про них: не могли они не помнить, что в ее положении, когда еще она не сняла плерезы, такое сватовство было бы оскорбительно и ей, и памяти ее отца. Предполагая, что она выйдет к нему, княжна Марья придумывала те слова, которые он скажет ей и которые она скажет ему; и то слова эти казались ей незаслуженно холодными, то имеющими слишком большое значение. Больше же всего она при свидании с ним боялась за смущение, которое, она чувствовала, должно было овладеть ею и выдать ее, как скоро она его увидит.
Но когда, в воскресенье после обедни, лакей доложил в гостиной, что приехал граф Ростов, княжна не выказала смущения; только легкий румянец выступил ей на щеки, и глаза осветились новым, лучистым светом.
– Вы его видели, тетушка? – сказала княжна Марья спокойным голосом, сама не зная, как это она могла быть так наружно спокойна и естественна.
Когда Ростов вошел в комнату, княжна опустила на мгновенье голову, как бы предоставляя время гостю поздороваться с теткой, и потом, в самое то время, как Николай обратился к ней, она подняла голову и блестящими глазами встретила его взгляд. Полным достоинства и грации движением она с радостной улыбкой приподнялась, протянула ему свою тонкую, нежную руку и заговорила голосом, в котором в первый раз звучали новые, женские грудные звуки. M lle Bourienne, бывшая в гостиной, с недоумевающим удивлением смотрела на княжну Марью. Самая искусная кокетка, она сама не могла бы лучше маневрировать при встрече с человеком, которому надо было понравиться.
«Или ей черное так к лицу, или действительно она так похорошела, и я не заметила. И главное – этот такт и грация!» – думала m lle Bourienne.
Ежели бы княжна Марья в состоянии была думать в эту минуту, она еще более, чем m lle Bourienne, удивилась бы перемене, происшедшей в ней. С той минуты как она увидала это милое, любимое лицо, какая то новая сила жизни овладела ею и заставляла ее, помимо ее воли, говорить и действовать. Лицо ее, с того времени как вошел Ростов, вдруг преобразилось. Как вдруг с неожиданной поражающей красотой выступает на стенках расписного и резного фонаря та сложная искусная художественная работа, казавшаяся прежде грубою, темною и бессмысленною, когда зажигается свет внутри: так вдруг преобразилось лицо княжны Марьи. В первый раз вся та чистая духовная внутренняя работа, которою она жила до сих пор, выступила наружу. Вся ее внутренняя, недовольная собой работа, ее страдания, стремление к добру, покорность, любовь, самопожертвование – все это светилось теперь в этих лучистых глазах, в тонкой улыбке, в каждой черте ее нежного лица.
Ростов увидал все это так же ясно, как будто он знал всю ее жизнь. Он чувствовал, что существо, бывшее перед ним, было совсем другое, лучшее, чем все те, которые он встречал до сих пор, и лучшее, главное, чем он сам.
Разговор был самый простой и незначительный. Они говорили о войне, невольно, как и все, преувеличивая свою печаль об этом событии, говорили о последней встрече, причем Николай старался отклонять разговор на другой предмет, говорили о доброй губернаторше, о родных Николая и княжны Марьи.
Княжна Марья не говорила о брате, отвлекая разговор на другой предмет, как только тетка ее заговаривала об Андрее. Видно было, что о несчастиях России она могла говорить притворно, но брат ее был предмет, слишком близкий ее сердцу, и она не хотела и не могла слегка говорить о нем. Николай заметил это, как он вообще с несвойственной ему проницательной наблюдательностью замечал все оттенки характера княжны Марьи, которые все только подтверждали его убеждение, что она была совсем особенное и необыкновенное существо. Николай, точно так же, как и княжна Марья, краснел и смущался, когда ему говорили про княжну и даже когда он думал о ней, но в ее присутствии чувствовал себя совершенно свободным и говорил совсем не то, что он приготавливал, а то, что мгновенно и всегда кстати приходило ему в голову.
Во время короткого визита Николая, как и всегда, где есть дети, в минуту молчания Николай прибег к маленькому сыну князя Андрея, лаская его и спрашивая, хочет ли он быть гусаром? Он взял на руки мальчика, весело стал вертеть его и оглянулся на княжну Марью. Умиленный, счастливый и робкий взгляд следил за любимым ею мальчиком на руках любимого человека. Николай заметил и этот взгляд и, как бы поняв его значение, покраснел от удовольствия и добродушно весело стал целовать мальчика.
Княжна Марья не выезжала по случаю траура, а Николай не считал приличным бывать у них; но губернаторша все таки продолжала свое дело сватовства и, передав Николаю то лестное, что сказала про него княжна Марья, и обратно, настаивала на том, чтобы Ростов объяснился с княжной Марьей. Для этого объяснения она устроила свиданье между молодыми людьми у архиерея перед обедней.
Хотя Ростов и сказал губернаторше, что он не будет иметь никакого объяснения с княжной Марьей, но он обещался приехать.
Как в Тильзите Ростов не позволил себе усомниться в том, хорошо ли то, что признано всеми хорошим, точно так же и теперь, после короткой, но искренней борьбы между попыткой устроить свою жизнь по своему разуму и смиренным подчинением обстоятельствам, он выбрал последнее и предоставил себя той власти, которая его (он чувствовал) непреодолимо влекла куда то. Он знал, что, обещав Соне, высказать свои чувства княжне Марье было бы то, что он называл подлость. И он знал, что подлости никогда не сделает. Но он знал тоже (и не то, что знал, а в глубине души чувствовал), что, отдаваясь теперь во власть обстоятельств и людей, руководивших им, он не только не делает ничего дурного, но делает что то очень, очень важное, такое важное, чего он еще никогда не делал в жизни.
После его свиданья с княжной Марьей, хотя образ жизни его наружно оставался тот же, но все прежние удовольствия потеряли для него свою прелесть, и он часто думал о княжне Марье; но он никогда не думал о ней так, как он без исключения думал о всех барышнях, встречавшихся ему в свете, не так, как он долго и когда то с восторгом думал о Соне. О всех барышнях, как и почти всякий честный молодой человек, он думал как о будущей жене, примеривал в своем воображении к ним все условия супружеской жизни: белый капот, жена за самоваром, женина карета, ребятишки, maman и papa, их отношения с ней и т. д., и т. д., и эти представления будущего доставляли ему удовольствие; но когда он думал о княжне Марье, на которой его сватали, он никогда не мог ничего представить себе из будущей супружеской жизни. Ежели он и пытался, то все выходило нескладно и фальшиво. Ему только становилось жутко.


Страшное известие о Бородинском сражении, о наших потерях убитыми и ранеными, а еще более страшное известие о потере Москвы были получены в Воронеже в половине сентября. Княжна Марья, узнав только из газет о ране брата и не имея о нем никаких определенных сведений, собралась ехать отыскивать князя Андрея, как слышал Николай (сам же он не видал ее).
Получив известие о Бородинском сражении и об оставлении Москвы, Ростов не то чтобы испытывал отчаяние, злобу или месть и тому подобные чувства, но ему вдруг все стало скучно, досадно в Воронеже, все как то совестно и неловко. Ему казались притворными все разговоры, которые он слышал; он не знал, как судить про все это, и чувствовал, что только в полку все ему опять станет ясно. Он торопился окончанием покупки лошадей и часто несправедливо приходил в горячность с своим слугой и вахмистром.
Несколько дней перед отъездом Ростова в соборе было назначено молебствие по случаю победы, одержанной русскими войсками, и Николай поехал к обедне. Он стал несколько позади губернатора и с служебной степенностью, размышляя о самых разнообразных предметах, выстоял службу. Когда молебствие кончилось, губернаторша подозвала его к себе.
– Ты видел княжну? – сказала она, головой указывая на даму в черном, стоявшую за клиросом.
Николай тотчас же узнал княжну Марью не столько по профилю ее, который виднелся из под шляпы, сколько по тому чувству осторожности, страха и жалости, которое тотчас же охватило его. Княжна Марья, очевидно погруженная в свои мысли, делала последние кресты перед выходом из церкви.
Николай с удивлением смотрел на ее лицо. Это было то же лицо, которое он видел прежде, то же было в нем общее выражение тонкой, внутренней, духовной работы; но теперь оно было совершенно иначе освещено. Трогательное выражение печали, мольбы и надежды было на нем. Как и прежде бывало с Николаем в ее присутствии, он, не дожидаясь совета губернаторши подойти к ней, не спрашивая себя, хорошо ли, прилично ли или нет будет его обращение к ней здесь, в церкви, подошел к ней и сказал, что он слышал о ее горе и всей душой соболезнует ему. Едва только она услыхала его голос, как вдруг яркий свет загорелся в ее лице, освещая в одно и то же время и печаль ее, и радость.
– Я одно хотел вам сказать, княжна, – сказал Ростов, – это то, что ежели бы князь Андрей Николаевич не был бы жив, то, как полковой командир, в газетах это сейчас было бы объявлено.
Княжна смотрела на него, не понимая его слов, но радуясь выражению сочувствующего страдания, которое было в его лице.
– И я столько примеров знаю, что рана осколком (в газетах сказано гранатой) бывает или смертельна сейчас же, или, напротив, очень легкая, – говорил Николай. – Надо надеяться на лучшее, и я уверен…
Княжна Марья перебила его.
– О, это было бы так ужа… – начала она и, не договорив от волнения, грациозным движением (как и все, что она делала при нем) наклонив голову и благодарно взглянув на него, пошла за теткой.
Вечером этого дня Николай никуда не поехал в гости и остался дома, с тем чтобы покончить некоторые счеты с продавцами лошадей. Когда он покончил дела, было уже поздно, чтобы ехать куда нибудь, но было еще рано, чтобы ложиться спать, и Николай долго один ходил взад и вперед по комнате, обдумывая свою жизнь, что с ним редко случалось.
Княжна Марья произвела на него приятное впечатление под Смоленском. То, что он встретил ее тогда в таких особенных условиях, и то, что именно на нее одно время его мать указывала ему как на богатую партию, сделали то, что он обратил на нее особенное внимание. В Воронеже, во время его посещения, впечатление это было не только приятное, но сильное. Николай был поражен той особенной, нравственной красотой, которую он в этот раз заметил в ней. Однако он собирался уезжать, и ему в голову не приходило пожалеть о том, что уезжая из Воронежа, он лишается случая видеть княжну. Но нынешняя встреча с княжной Марьей в церкви (Николай чувствовал это) засела ему глубже в сердце, чем он это предвидел, и глубже, чем он желал для своего спокойствия. Это бледное, тонкое, печальное лицо, этот лучистый взгляд, эти тихие, грациозные движения и главное – эта глубокая и нежная печаль, выражавшаяся во всех чертах ее, тревожили его и требовали его участия. В мужчинах Ростов терпеть не мог видеть выражение высшей, духовной жизни (оттого он не любил князя Андрея), он презрительно называл это философией, мечтательностью; но в княжне Марье, именно в этой печали, выказывавшей всю глубину этого чуждого для Николая духовного мира, он чувствовал неотразимую привлекательность.
«Чудная должна быть девушка! Вот именно ангел! – говорил он сам с собою. – Отчего я не свободен, отчего я поторопился с Соней?» И невольно ему представилось сравнение между двумя: бедность в одной и богатство в другой тех духовных даров, которых не имел Николай и которые потому он так высоко ценил. Он попробовал себе представить, что бы было, если б он был свободен. Каким образом он сделал бы ей предложение и она стала бы его женою? Нет, он не мог себе представить этого. Ему делалось жутко, и никакие ясные образы не представлялись ему. С Соней он давно уже составил себе будущую картину, и все это было просто и ясно, именно потому, что все это было выдумано, и он знал все, что было в Соне; но с княжной Марьей нельзя было себе представить будущей жизни, потому что он не понимал ее, а только любил.
Мечтания о Соне имели в себе что то веселое, игрушечное. Но думать о княжне Марье всегда было трудно и немного страшно.
«Как она молилась! – вспомнил он. – Видно было, что вся душа ее была в молитве. Да, это та молитва, которая сдвигает горы, и я уверен, что молитва ее будет исполнена. Отчего я не молюсь о том, что мне нужно? – вспомнил он. – Что мне нужно? Свободы, развязки с Соней. Она правду говорила, – вспомнил он слова губернаторши, – кроме несчастья, ничего не будет из того, что я женюсь на ней. Путаница, горе maman… дела… путаница, страшная путаница! Да я и не люблю ее. Да, не так люблю, как надо. Боже мой! выведи меня из этого ужасного, безвыходного положения! – начал он вдруг молиться. – Да, молитва сдвинет гору, но надо верить и не так молиться, как мы детьми молились с Наташей о том, чтобы снег сделался сахаром, и выбегали на двор пробовать, делается ли из снегу сахар. Нет, но я не о пустяках молюсь теперь», – сказал он, ставя в угол трубку и, сложив руки, становясь перед образом. И, умиленный воспоминанием о княжне Марье, он начал молиться так, как он давно не молился. Слезы у него были на глазах и в горле, когда в дверь вошел Лаврушка с какими то бумагами.
– Дурак! что лезешь, когда тебя не спрашивают! – сказал Николай, быстро переменяя положение.
– От губернатора, – заспанным голосом сказал Лаврушка, – кульер приехал, письмо вам.
– Ну, хорошо, спасибо, ступай!
Николай взял два письма. Одно было от матери, другое от Сони. Он узнал их по почеркам и распечатал первое письмо Сони. Не успел он прочесть нескольких строк, как лицо его побледнело и глаза его испуганно и радостно раскрылись.
– Нет, это не может быть! – проговорил он вслух. Не в силах сидеть на месте, он с письмом в руках, читая его. стал ходить по комнате. Он пробежал письмо, потом прочел его раз, другой, и, подняв плечи и разведя руками, он остановился посреди комнаты с открытым ртом и остановившимися глазами. То, о чем он только что молился, с уверенностью, что бог исполнит его молитву, было исполнено; но Николай был удивлен этим так, как будто это было что то необыкновенное, и как будто он никогда не ожидал этого, и как будто именно то, что это так быстро совершилось, доказывало то, что это происходило не от бога, которого он просил, а от обыкновенной случайности.
Тот, казавшийся неразрешимым, узел, который связывал свободу Ростова, был разрешен этим неожиданным (как казалось Николаю), ничем не вызванным письмом Сони. Она писала, что последние несчастные обстоятельства, потеря почти всего имущества Ростовых в Москве, и не раз высказываемые желания графини о том, чтобы Николай женился на княжне Болконской, и его молчание и холодность за последнее время – все это вместе заставило ее решиться отречься от его обещаний и дать ему полную свободу.