Декреты Бенеша
Декре́ты Бе́неша (чеш. Benešovy dekrety) — 143 декрета, призванные обеспечить послевоенное конституционное устройство Чехословакии, принятые чехословацким правительством (включая период его существования в изгнании) во главе с президентом Эдвардом Бенешем в 1940—1945 гг. и ратифицированные парламентом Чехословакии в 1946 году[1]. В настоящее время термин чаще всего применяется к ряду декретов о лишении гражданства и имущества немецкого и венгерского населения Чехословакии, что привело, в частности, к изгнанию немцев из Чехословакии.
Содержание
Категории декретов
Декреты Бенеша делятся на три категории:
- Декреты лондонского правительства 1940—1944 об устройстве правительства в изгнании и армии;
- Декреты лондонского правительства 1943—1945 о (будущей) передаче власти от оккупационных властей союзников к чехословацкому правительству;
- Декреты, изданные уже в Чехословакии (1945 г., до 26 октября) о текущем устройстве государства.
Все эти декреты были ратифицированы Временным национальным собранием 5 марта 1946 г. путём принятия конституционного закона 57/1946 Sb.
Лишение гражданства и изгнание немцев и венгров
Решение о выселении немцев из Чехословакии получило поддержку союзников на Потсдамской конференции в июле 1945 г.
Непосредственно к немцам и венграм относятся следующие декреты Бенеша, из которых наиболее дискутируемыми являются второй и последние два:
- от 19 мая 1945 г. (5/1945 Sb.) — о недействительности передачи прав собственности за время оккупации немцам, венграм, предателям чешского и словацкого народов;
- от 21 июня 1945 г. (12/1945 Sb.) — о конфискации и ускоренном разделе сельскохозяйственной собственности указанных категорий;
- от 19 июня 1945 г. (16/1945 Sb.) — о наказании нацистских преступников и предателей через чрезвычайные народные суды
- от 20 июля 1945 г. (28/1945 Sb.) — о заселении славянских земледельцев на ранее конфискованные земли;
- от 2 августа 1945 г. (33/1945 Sb.) — о лишении немцев и венгров гражданства;
- от 25 октября 1945 г. (108/1945 Sb.) — о конфискации вражеской собственности
По декрету Бенеша о лишении гражданства от 2 августа 1945 г. «Граждане Чехословакии немецкой или венгерской национальности, которые [ранее] получили по распоряжению оккупационных властей немецкое или венгерское гражданство, в день получения такого гражданства утратили право на гражданство Чехословакии»[2]. Фактически это условие относилось к подавляющему большинству немцев и венгров Чехословакии, в частности, ко всем немцам Судет (которые в 1938—1945 гг. были гражданами Германского рейха и жили на его территории) и к немцам бывшего Протектората Богемии и Моравии (на которых гражданство рейха было распространено указом Гитлера 16 марта 1939 г.), а также к венграм тех районов Словакии, которые по первому Венскому арбитражу 1938 г. были переданы Венгрии.
Декретами от 21 июня и 25 октября было конфисковано имущество немцев, венгров и так называемых «врагов чешского и словацкого народов»[1].
В 1945—1946 гг. из Чехословакии было изгнано более 3 миллионов человек.
Несмотря на распоряжения Бенеша, согласно которым «перемещение немецкого населения, разумеется, должно производиться ненасильственно и не по-нацистски» (речь к Временному национальному собранию 28 октября 1945 года), изгнание сопровождалось многочисленными убийствами и издевательствами над мирным населением (см. Брюннский марш смерти, Пршеровский расстрел).
В 1990—2000-е годы тема активно обсуждается в Чехии и в чешско-немецких и чешско-австрийских отношениях. Принята совместная декларация, осуждающая жестокости при выселении. По-прежнему не разрешена проблема компенсации выселенным: организация судетских немцев в Австрии требует реституции всего имущества.
См. также
Напишите отзыв о статье "Декреты Бенеша"
Ссылки
- [upload.bruenn.org/GESCHICHTEVERSTEHEN/pdf/GESCHICHTEVERSTEHEN.pdf Документы на немецком]
- [www.hungarian-history.hu/lib/brady/Dobsina_Brady.pdf Пршеровский расстрел]
Примечания
Отрывок, характеризующий Декреты Бенеша
В то время как князь Андрей сошелся с Несвицким и Жерковым, с другой стороны коридора навстречу им шли Штраух, австрийский генерал, состоявший при штабе Кутузова для наблюдения за продовольствием русской армии, и член гофкригсрата, приехавшие накануне. По широкому коридору было достаточно места, чтобы генералы могли свободно разойтись с тремя офицерами; но Жерков, отталкивая рукой Несвицкого, запыхавшимся голосом проговорил:– Идут!… идут!… посторонитесь, дорогу! пожалуйста дорогу!
Генералы проходили с видом желания избавиться от утруждающих почестей. На лице шутника Жеркова выразилась вдруг глупая улыбка радости, которой он как будто не мог удержать.
– Ваше превосходительство, – сказал он по немецки, выдвигаясь вперед и обращаясь к австрийскому генералу. – Имею честь поздравить.
Он наклонил голову и неловко, как дети, которые учатся танцовать, стал расшаркиваться то одной, то другой ногой.
Генерал, член гофкригсрата, строго оглянулся на него; не заметив серьезность глупой улыбки, не мог отказать в минутном внимании. Он прищурился, показывая, что слушает.
– Имею честь поздравить, генерал Мак приехал,совсем здоров,только немного тут зашибся, – прибавил он,сияя улыбкой и указывая на свою голову.
Генерал нахмурился, отвернулся и пошел дальше.
– Gott, wie naiv! [Боже мой, как он прост!] – сказал он сердито, отойдя несколько шагов.
Несвицкий с хохотом обнял князя Андрея, но Болконский, еще более побледнев, с злобным выражением в лице, оттолкнул его и обратился к Жеркову. То нервное раздражение, в которое его привели вид Мака, известие об его поражении и мысли о том, что ожидает русскую армию, нашло себе исход в озлоблении на неуместную шутку Жеркова.
– Если вы, милостивый государь, – заговорил он пронзительно с легким дрожанием нижней челюсти, – хотите быть шутом , то я вам в этом не могу воспрепятствовать; но объявляю вам, что если вы осмелитесь другой раз скоморошничать в моем присутствии, то я вас научу, как вести себя.
Несвицкий и Жерков так были удивлены этой выходкой, что молча, раскрыв глаза, смотрели на Болконского.
– Что ж, я поздравил только, – сказал Жерков.
– Я не шучу с вами, извольте молчать! – крикнул Болконский и, взяв за руку Несвицкого, пошел прочь от Жеркова, не находившего, что ответить.
– Ну, что ты, братец, – успокоивая сказал Несвицкий.
– Как что? – заговорил князь Андрей, останавливаясь от волнения. – Да ты пойми, что мы, или офицеры, которые служим своему царю и отечеству и радуемся общему успеху и печалимся об общей неудаче, или мы лакеи, которым дела нет до господского дела. Quarante milles hommes massacres et l'ario mee de nos allies detruite, et vous trouvez la le mot pour rire, – сказал он, как будто этою французскою фразой закрепляя свое мнение. – C'est bien pour un garcon de rien, comme cet individu, dont vous avez fait un ami, mais pas pour vous, pas pour vous. [Сорок тысяч человек погибло и союзная нам армия уничтожена, а вы можете при этом шутить. Это простительно ничтожному мальчишке, как вот этот господин, которого вы сделали себе другом, но не вам, не вам.] Мальчишкам только можно так забавляться, – сказал князь Андрей по русски, выговаривая это слово с французским акцентом, заметив, что Жерков мог еще слышать его.
Он подождал, не ответит ли что корнет. Но корнет повернулся и вышел из коридора.
Гусарский Павлоградский полк стоял в двух милях от Браунау. Эскадрон, в котором юнкером служил Николай Ростов, расположен был в немецкой деревне Зальценек. Эскадронному командиру, ротмистру Денисову, известному всей кавалерийской дивизии под именем Васьки Денисова, была отведена лучшая квартира в деревне. Юнкер Ростов с тех самых пор, как он догнал полк в Польше, жил вместе с эскадронным командиром.
11 октября, в тот самый день, когда в главной квартире всё было поднято на ноги известием о поражении Мака, в штабе эскадрона походная жизнь спокойно шла по старому. Денисов, проигравший всю ночь в карты, еще не приходил домой, когда Ростов, рано утром, верхом, вернулся с фуражировки. Ростов в юнкерском мундире подъехал к крыльцу, толконув лошадь, гибким, молодым жестом скинул ногу, постоял на стремени, как будто не желая расстаться с лошадью, наконец, спрыгнул и крикнул вестового.
– А, Бондаренко, друг сердечный, – проговорил он бросившемуся стремглав к его лошади гусару. – Выводи, дружок, – сказал он с тою братскою, веселою нежностию, с которою обращаются со всеми хорошие молодые люди, когда они счастливы.
