Декрет от 26 января 1918 года

Декрет от 26 января 1918 года — «Декрет о введении в Российской республике западноевропейского календаря» — нормативный правовой акт о переходе Советской России на григорианский календарь.

Предпосылки

В России в начале ХХ века в качестве гражданского использовался старый, юлианский календарь. Прежде всего это было связано с тем, что православие на тот момент было в Российской Империи государственной религией, а православная церковь относилась к григорианскому календарю, принятому на тот момент в большинстве стран, с неприятием. Разница в календарях создавала неудобства при отношениях с Европой, поэтому и был издан настоящий декрет «в целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени». Накануне, 23 января (5 февраля), специальным декретом церковь была отделена от государства и привязка гражданского календаря к церковному утратила актуальность.

Впервые вопрос о календарной реформе был поставлен уже на одном из первых заседаний СНК 16 (29) ноября 1917 года. На заседании 23 января (5 февраля) 1918 года были предложены два проекта и образована комиссия для их рассмотрения. Один из проектов предусматривал постепенный переход к григорианскому календарю, то есть предполагалось каждый год отбрасывать по 24 часа. Поскольку к тому моменту разница между календарями составляла уже 13 дней, то полный переход на новый стиль занял бы 13 лет. Преимуществом этого варианта было то, что им могла воспользоваться и Православная церковь. Второй вариант был жёстче и предусматривал одномоментный переход на новый стиль. Интересы Церкви при этом не учитывались. Сторонником этого варианта был Ленин.

Принятие

Декрет «О введении в Российской республике западноевропейского календаря» принят на заседании СНК 24 января (6 февраля) 1918 года и 26 января (8 февраля) 1918 года подписан В. И. Лениным.

Даты, соответствующие старому календарю стали называть «старым стилем», а новому — «новым стилем».

Русская православная церковь не стала переходить на новый стиль и поныне пользуется юлианским календарём, но некоторые православные церкви, в частности обновленцы, календарь сменили.

Текст декрета

В целях установления в России одинакового почти со всеми культурными народами исчисления времени Совет Народных Комиссаров постановляет ввести по истечении января месяца сего года в гражданский обиход новый календарь. В силу этого:

1) Первый день после 31 января сего года считать не 1-м февраля, а 14 февраля, второй день — считать 15-м и т. д.

2) Сроки всех обязательств, как по договору, так и по закону, которые наступили бы, по до сих пор действовавшему календарю, между 1 и 14 февраля, считать наступившими между 14 и 27 февраля, путём прибавления к каждому соответствующему сроку 13 дней.

3) Сроки всех обязательств, которые наступили бы, по до сих пор действовавшему календарю, между 14 февраля и 1 июля с. г., считать по желанию обеих сторон наступившими на 13 дней позже.

4) Сроки всех обязательств, которые наступили бы, по до сих пор действовавшему календарю, начиная с 1 июля с. г., считать наступившими в те же самые числа и по вводимому новому календарю.

5) При исчислении в первый после 14 февраля по новому календарю срок процентов по всем государственным и частным займам, по всем дивидендным бумагам, по вкладам и по текущим счетам, считать истекший после последнего начисления процентов промежуток времени меньше на 13 дней.

6) Лицам, получающим жалованье или заработную плату в конце каждого месяца, выдать 28 февраля с. г. получаемую ежемесячно сумму за вычетом 13/30 оной.

7) Лицам, получающим жалованье или заработную плату 15 и 30 каждого месяца, уплаты 15 февраля не производить, а выдать 28 февраля с. г. получаемую ежемесячную сумму за вычетом 13/30 оной.

8) Лицам, получающим жалованье или заработную плату 20 каждого месяца, выдать 20 февраля с. г. получаемую ежемесячно сумму за вычетом 13/30 оной.

9) Каждый из сроков выдачи пенсий и эмеритур, установленных в правилах о выдаче оных, считать после 31 января с. г. наступившим на 13 дней позже.

10) До 1 июля сего года писать после числа каждого дня по новому календарю в скобках число по до сих пор действовавшему календарю.

Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин).
Помощник Нар. Комис. по Иностранным Делам Чичерин.
Народные Комиссары: Шляпников, Петровский, Амосов, Оболенский.
Секретарь Сов. Нар. Комис. Горбунов.

См. также

• Первые декреты Советской власти

Отрывок, характеризующий Декрет от 26 января 1918 года

– «Первопрестольной столице нашей Москве.
Неприятель вошел с великими силами в пределы России. Он идет разорять любезное наше отечество», – старательно читала Соня своим тоненьким голоском. Граф, закрыв глаза, слушал, порывисто вздыхая в некоторых местах.
Наташа сидела вытянувшись, испытующе и прямо глядя то на отца, то на Пьера.
Пьер чувствовал на себе ее взгляд и старался не оглядываться. Графиня неодобрительно и сердито покачивала головой против каждого торжественного выражения манифеста. Она во всех этих словах видела только то, что опасности, угрожающие ее сыну, еще не скоро прекратятся. Шиншин, сложив рот в насмешливую улыбку, очевидно приготовился насмехаться над тем, что первое представится для насмешки: над чтением Сони, над тем, что скажет граф, даже над самым воззванием, ежели не представится лучше предлога.
Прочтя об опасностях, угрожающих России, о надеждах, возлагаемых государем на Москву, и в особенности на знаменитое дворянство, Соня с дрожанием голоса, происходившим преимущественно от внимания, с которым ее слушали, прочла последние слова: «Мы не умедлим сами стать посреди народа своего в сей столице и в других государства нашего местах для совещания и руководствования всеми нашими ополчениями, как ныне преграждающими пути врагу, так и вновь устроенными на поражение оного, везде, где только появится. Да обратится погибель, в которую он мнит низринуть нас, на главу его, и освобожденная от рабства Европа да возвеличит имя России!»
– Вот это так! – вскрикнул граф, открывая мокрые глаза и несколько раз прерываясь от сопенья, как будто к носу ему подносили склянку с крепкой уксусной солью. – Только скажи государь, мы всем пожертвуем и ничего не пожалеем.
Шиншин еще не успел сказать приготовленную им шутку на патриотизм графа, как Наташа вскочила с своего места и подбежала к отцу.
– Что за прелесть, этот папа! – проговорила она, целуя его, и она опять взглянула на Пьера с тем бессознательным кокетством, которое вернулось к ней вместе с ее оживлением.
– Вот так патриотка! – сказал Шиншин.
– Совсем не патриотка, а просто… – обиженно отвечала Наташа. – Вам все смешно, а это совсем не шутка…
– Какие шутки! – повторил граф. – Только скажи он слово, мы все пойдем… Мы не немцы какие нибудь…
– А заметили вы, – сказал Пьер, – что сказало: «для совещания».
– Ну уж там для чего бы ни было…
В это время Петя, на которого никто не обращал внимания, подошел к отцу и, весь красный, ломающимся, то грубым, то тонким голосом, сказал:
– Ну теперь, папенька, я решительно скажу – и маменька тоже, как хотите, – я решительно скажу, что вы пустите меня в военную службу, потому что я не могу… вот и всё…
Графиня с ужасом подняла глаза к небу, всплеснула руками и сердито обратилась к мужу.
– Вот и договорился! – сказала она.
Но граф в ту же минуту оправился от волнения.
– Ну, ну, – сказал он. – Вот воин еще! Глупости то оставь: учиться надо.
– Это не глупости, папенька. Оболенский Федя моложе меня и тоже идет, а главное, все равно я не могу ничему учиться теперь, когда… – Петя остановился, покраснел до поту и проговорил таки: – когда отечество в опасности.
– Полно, полно, глупости…
– Да ведь вы сами сказали, что всем пожертвуем.
– Петя, я тебе говорю, замолчи, – крикнул граф, оглядываясь на жену, которая, побледнев, смотрела остановившимися глазами на меньшого сына.
– А я вам говорю. Вот и Петр Кириллович скажет…
– Я тебе говорю – вздор, еще молоко не обсохло, а в военную службу хочет! Ну, ну, я тебе говорю, – и граф, взяв с собой бумаги, вероятно, чтобы еще раз прочесть в кабинете перед отдыхом, пошел из комнаты.
– Петр Кириллович, что ж, пойдем покурить…
Пьер находился в смущении и нерешительности. Непривычно блестящие и оживленные глаза Наташи беспрестанно, больше чем ласково обращавшиеся на него, привели его в это состояние.
– Нет, я, кажется, домой поеду…
– Как домой, да вы вечер у нас хотели… И то редко стали бывать. А эта моя… – сказал добродушно граф, указывая на Наташу, – только при вас и весела…
– Да, я забыл… Мне непременно надо домой… Дела… – поспешно сказал Пьер.
– Ну так до свидания, – сказал граф, совсем уходя из комнаты.
– Отчего вы уезжаете? Отчего вы расстроены? Отчего?.. – спросила Пьера Наташа, вызывающе глядя ему в глаза.
«Оттого, что я тебя люблю! – хотел он сказать, но он не сказал этого, до слез покраснел и опустил глаза.
– Оттого, что мне лучше реже бывать у вас… Оттого… нет, просто у меня дела.
– Отчего? нет, скажите, – решительно начала было Наташа и вдруг замолчала. Они оба испуганно и смущенно смотрели друг на друга. Он попытался усмехнуться, но не мог: улыбка его выразила страдание, и он молча поцеловал ее руку и вышел.