Декре, Дени

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Дени Декре
Denis, duc Decrés<tr><td colspan="2" style="text-align: center; border-top: solid darkgray 1px;"></td></tr>
Морской министр Франции
20 марта 1815 — 7 июля 1815
Предшественник: Жан Клод, граф Бенью
Преемник: Франсуа, граф де Жекюр
Морской министр Франции
3 октября 1801 — 1 апреля 1814
Предшественник: Пьер Форфэ
Преемник: Пьер Виктор, барон Малуэ
 
Рождение: 18 июня 1761(1761-06-18)
Шатовиллен[fr]
Смерть: 7 декабря 1820(1820-12-07) (59 лет)
Париж
 
Военная служба
Звание: Генеральный инспектор берегов Средиземного моря,
Вице-адмирал
 
Награды:
Герцог Дени Декре (фр. Denis Decrès; 18 июня 1761, Шатовиллен — 7 декабря 1820, Париж) — французский военно-морской и политический деятель периода Консульства и Первой империи, морской министр, генеральный инспектор берегов Средиземного моря1 февраля 1805 года по 1 апреля 1814 года).

Биография

На службу в военно-морской флот поступил 17 апреля 1779 года и уже в 1780 году стал гардемарином. В начале 1780-х годов служил на борту фрегата «Ричмонд» под командованием графа де Грасса и успешно сражался против англичан во множестве сражений в Карибском море, в том числе отличившись при островах Всех Святых в 1782 году. 25 марта 1786 года получил звание лейтенанта флота. Пользовался большим доверием маршала Кастри[en], бывшего в 1785 году морским министром, и исполнил несколько его важных поручений.

Вернулся во Францию в 1789 году, вскоре после начала Великой Французской революции, и почти сразу же был отправлен на службу во Французскую Индию, где боролся с маратхскими пиратами. Дослужившись до капитана, в январе 1793 года был отправлен в Европу с донесением о состоянии Иль-де-Франса, был арестован, но скоро получил свободу.

До 1795 года жил в уединении, затем вновь был принят на службу в прежнем звании и на борту корабля Formidable должен был участвовать в экспедиции в Ирландию, которая в итоге провалилась. После этого до начала французской экспедиции в Египет фактически бездействовал.

В 1798 году был произведён в контр-адмиралы. В сражении при Абукире Декре командовал с борта корабля «Вильгельм Телль» обсервационной эскадрой; прославился руководством сопротивления при осаде Мальты[en] в 1798 году, несмотря на то, что в конце концов был вынужден сдаться англичанам.

По возвращении во Францию был 1801 году назначен Наполеоном морским министром и командующим эскадрой в Рошфоре. Несмотря на то, что в это время были значительно увеличены морские силы Франции, спущены на воду 93 линейных корабля и 63 фрегата, проведены масштабные работы в Шербургском порте, построены антверпенские верфи и арсенал и так далее, его управление вызвало немало упрёков, поводом к которым стали поражения в нескольких морских сражениях, неудачи разных экспедиций.

После падения Наполеона Декре 3 апреля 1814 года оставил пост министра и сначала ушёл в частную жизнь, но снова занял свой пост во время Ста дней в 1815 году; после второго отречения императора окончательно оставил политику.

Погиб в результате пожара, устроенного его слугой, желавшим ограбить Декре. Похоронен на кладбище Пер-Лашез.

Напишите отзыв о статье "Декре, Дени"

Ссылки

Отрывок, характеризующий Декре, Дени


Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там . Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n'y a pas d'autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C'est un rayon de lumiere dans l'ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d'une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.