Декюжи, Макс

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Олимпийские награды
Теннис
Золото Антверпен 1920 Смешанный разряд
Серебро Париж 1900 Парный разряд
Бронза Антверпен 1920 Парный разряд

Максим «Макс» Омер Декюжи (фр. Maxime "Max" Omer Décugis; 24 сентября 1882, Париж6 сентября 1978, Бьё) — французский теннисист, 29-кратный чемпион открытого чемпионата Франции, чемпион Уимблдонского турнира в парном разряде и чемпион летних Олимпийских игр 1920.





Турниры Большого шлема

Декюже побеждал на открытом чемпионате Франции 29 раз, что является рекордом для этого соревнования. Однако это происходило до того, как турнир стал международным, и до Открытой эры.

Открытый чемпионат Франции

Уимблдонский турнир

  • Парный разряд — победа (1911); финал (1912)

Летние Олимпийские игры 1900

На Играх 1900 в Париже Декюжи соревновался только в парном турнире. Вместе с американцем Бэзилем де Гармендиа, они дошли до полуфинала, где, проиграв братьям британцам Лоуренсу и Реджинальду Дохерти, выиграли серебряные медали.

Летние Олимпийские игры 1906

На неофициальных Олимпийских играх 1906 в Афинах Декюжи выиграл сразу три золотых медали во всех турнирах в которых участвовал. В одиночном он стал победителем, обыграв в финале своего соотечественника Мориса Жермо. В парном они уже соревновались вместе, став победителями состязания. В смешанном разряде Декюжи играл вместе со своей женой Мари, и они вместе выиграли ещё один комплект золотых наград.

Медали, выигранные Деюжи, не признаются МОКом и считаются неофициальными, как и награды всех призёров тех Игр.

Летние Олимпийские игры 1920

На Играх 1920 в Антверпене Декюжи выиграл две медали. В парном разряде он стал бронзовым призёром вместе с Пьером Альбарраном. В смешанном турнире он, вместе с Сюзанной Ленглен, стал чемпионом Игр.

Напишите отзыв о статье "Декюжи, Макс"

Ссылки

  • [www.sports-reference.com/olympics/athletes/de/max-decugis-1.html Макс Декюжи на sports-reference.com]  (англ.)
  • [users.skynet.be/hermandw/olymp/biode.htm Информация об участии Макса Декюжи на Олимпийских играх]  (англ.)

Отрывок, характеризующий Декюжи, Макс

Издатель Русского вестника Глинка, которого узнали («писатель, писатель! – послышалось в толпе), сказал, что ад должно отражать адом, что он видел ребенка, улыбающегося при блеске молнии и при раскатах грома, но что мы не будем этим ребенком.
– Да, да, при раскатах грома! – повторяли одобрительно в задних рядах.
Толпа подошла к большому столу, у которого, в мундирах, в лентах, седые, плешивые, сидели семидесятилетние вельможи старики, которых почти всех, по домам с шутами и в клубах за бостоном, видал Пьер. Толпа подошла к столу, не переставая гудеть. Один за другим, и иногда два вместе, прижатые сзади к высоким спинкам стульев налегающею толпой, говорили ораторы. Стоявшие сзади замечали, чего не досказал говоривший оратор, и торопились сказать это пропущенное. Другие, в этой жаре и тесноте, шарили в своей голове, не найдется ли какая мысль, и торопились говорить ее. Знакомые Пьеру старички вельможи сидели и оглядывались то на того, то на другого, и выражение большей части из них говорило только, что им очень жарко. Пьер, однако, чувствовал себя взволнованным, и общее чувство желания показать, что нам всё нипочем, выражавшееся больше в звуках и выражениях лиц, чем в смысле речей, сообщалось и ему. Он не отрекся от своих мыслей, но чувствовал себя в чем то виноватым и желал оправдаться.
– Я сказал только, что нам удобнее было бы делать пожертвования, когда мы будем знать, в чем нужда, – стараясь перекричать другие голоса, проговорил он.
Один ближайший старичок оглянулся на него, но тотчас был отвлечен криком, начавшимся на другой стороне стола.
– Да, Москва будет сдана! Она будет искупительницей! – кричал один.
– Он враг человечества! – кричал другой. – Позвольте мне говорить… Господа, вы меня давите…


В это время быстрыми шагами перед расступившейся толпой дворян, в генеральском мундире, с лентой через плечо, с своим высунутым подбородком и быстрыми глазами, вошел граф Растопчин.
– Государь император сейчас будет, – сказал Растопчин, – я только что оттуда. Я полагаю, что в том положении, в котором мы находимся, судить много нечего. Государь удостоил собрать нас и купечество, – сказал граф Растопчин. – Оттуда польются миллионы (он указал на залу купцов), а наше дело выставить ополчение и не щадить себя… Это меньшее, что мы можем сделать!
Начались совещания между одними вельможами, сидевшими за столом. Все совещание прошло больше чем тихо. Оно даже казалось грустно, когда, после всего прежнего шума, поодиночке были слышны старые голоса, говорившие один: «согласен», другой для разнообразия: «и я того же мнения», и т. д.
Было велено секретарю писать постановление московского дворянства о том, что москвичи, подобно смолянам, жертвуют по десять человек с тысячи и полное обмундирование. Господа заседавшие встали, как бы облегченные, загремели стульями и пошли по зале разминать ноги, забирая кое кого под руку и разговаривая.
– Государь! Государь! – вдруг разнеслось по залам, и вся толпа бросилась к выходу.
По широкому ходу, между стеной дворян, государь прошел в залу. На всех лицах выражалось почтительное и испуганное любопытство. Пьер стоял довольно далеко и не мог вполне расслышать речи государя. Он понял только, по тому, что он слышал, что государь говорил об опасности, в которой находилось государство, и о надеждах, которые он возлагал на московское дворянство. Государю отвечал другой голос, сообщавший о только что состоявшемся постановлении дворянства.
– Господа! – сказал дрогнувший голос государя; толпа зашелестила и опять затихла, и Пьер ясно услыхал столь приятно человеческий и тронутый голос государя, который говорил: – Никогда я не сомневался в усердии русского дворянства. Но в этот день оно превзошло мои ожидания. Благодарю вас от лица отечества. Господа, будем действовать – время всего дороже…
Государь замолчал, толпа стала тесниться вокруг него, и со всех сторон слышались восторженные восклицания.
– Да, всего дороже… царское слово, – рыдая, говорил сзади голос Ильи Андреича, ничего не слышавшего, но все понимавшего по своему.
Из залы дворянства государь прошел в залу купечества. Он пробыл там около десяти минут. Пьер в числе других увидал государя, выходящего из залы купечества со слезами умиления на глазах. Как потом узнали, государь только что начал речь купцам, как слезы брызнули из его глаз, и он дрожащим голосом договорил ее. Когда Пьер увидал государя, он выходил, сопутствуемый двумя купцами. Один был знаком Пьеру, толстый откупщик, другой – голова, с худым, узкобородым, желтым лицом. Оба они плакали. У худого стояли слезы, но толстый откупщик рыдал, как ребенок, и все твердил: