Делагарди, Магнус Габриэль

Магнус Габриэль Делагарди (15 октября 1622, Ревель — 26 апреля 1686, замок Веннгарн) — шведский государственный деятель, возглавлявший правительство Карла XI в 1660—1680 годах. Старший сын крупного шведского полководца Якоба Делагарди и Эббы Браге. Фаворит королевы Кристины. Первый владелец поместья Мариедаль.

Биография

Делагарди был одним из богатейших людей Шведской державы. Он носил титулы графа Лескё и риксмаршала. С 1647 года входил в риксрод (государственный совет), генерал-губернатор Лифляндии, в 1660—1680 годах риксканцлер. Его женой была Мария Ефросиния Пфальцская, сестра короля Карла X.

Во внешней политике он был сторонником союза с Людовиком XIV и вовлек Швецию в войны со всеми соседями — Польшей, Россией, Бранденбургом, Данией и Бременом. Война с датчанами складывалась особенно неудачно, расстройство военных дел заставляло подозревать финансовые злоупотребления.

В 1680 году король Карл XI отправил своего дядю Делагарди в отставку и поручил провести проверку его государственных мероприятий. Чтобы побороть финансовый кризис, новый советник короля Юхан Юлленшерна инициировал редукцию (изъятие дворянских латифундий), от которой больше всего пострадало семейство Делагарди.

Делагарди славился своей учёностью и состоял в переписке со многими европейскими знаменитостями. Благодаря его инициативе и содействию возникла коллегия древностей. В 1669 году Делагарди передал в дар Уппсальскому университету свою коллекцию рукописей, включающую Младшую Эдду и Серебряный кодекс — перевод Евангелия на готский язык епископа Вульфилы.

Семья и дети

7 марта 1647 года Магнус Делагарди женился на принцессе Марии Ефросинии Пфальц-Клебургской (14 февраля 1625 — 24 октября 1687), второй дочери Иоганна Казимира Пфальц-Клебургского (1589—1652) и Катарины Шведской (1584—1638), сестре будущего шведского короля Карла X Густава. Супруги имели одиннадцать детей, из которых выжили только трое:

• Густав Адольф Делагарди (1647—1695), президент Апелляционного суда Свеаланда (1682—1695). Женат с 1673 года на графине Элизабет Оксеншерне (1655—1721)
• Кристина Катарина (1648—1648)
• Якоб Август (1650—1651)
• Иоганн Казимир (1651—1651)
• Карл Магнус (1652—1653)
• Магнус Габриэль (1654—1667)
• Катарина Шарлотта Делагарди (1655—1697), с 1682 года жена шведского фельдмаршала и генерал-губернатора Померании, графа Отто Вильгельма фон Кёнигсмарка (1639—1688)
• Хедвига Эбба Делагарди (1657—1700), жена с 1684 года графа Карла Густава Оксеншерны (1655—1686), сына риксканцлера Швеции, графа Эрика Оксеншерны.
• Иоганн Карл (1661—1662)
• Мария София (1663—1667)
• Людвиг Понтус (1665—1672)

• При написании этой статьи использовался материал из Энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона (1890—1907).

Отрывок, характеризующий Делагарди, Магнус Габриэль

– То то я бы их и пустил наперед. А то, небось, позади жмутся. Вот и стой теперь не емши.
– Да что, скоро ли там? Кавалерия, говорят, дорогу загородила, – говорил офицер.
– Эх, немцы проклятые, своей земли не знают, – говорил другой.
– Вы какой дивизии? – кричал, подъезжая, адъютант.
– Осьмнадцатой.
– Так зачем же вы здесь? вам давно бы впереди должно быть, теперь до вечера не пройдете.
– Вот распоряжения то дурацкие; сами не знают, что делают, – говорил офицер и отъезжал.
Потом проезжал генерал и сердито не по русски кричал что то.
– Тафа лафа, а что бормочет, ничего не разберешь, – говорил солдат, передразнивая отъехавшего генерала. – Расстрелял бы я их, подлецов!
– В девятом часу велено на месте быть, а мы и половины не прошли. Вот так распоряжения! – повторялось с разных сторон.
И чувство энергии, с которым выступали в дело войска, начало обращаться в досаду и злобу на бестолковые распоряжения и на немцев.
Причина путаницы заключалась в том, что во время движения австрийской кавалерии, шедшей на левом фланге, высшее начальство нашло, что наш центр слишком отдален от правого фланга, и всей кавалерии велено было перейти на правую сторону. Несколько тысяч кавалерии продвигалось перед пехотой, и пехота должна была ждать.
Впереди произошло столкновение между австрийским колонновожатым и русским генералом. Русский генерал кричал, требуя, чтобы остановлена была конница; австриец доказывал, что виноват был не он, а высшее начальство. Войска между тем стояли, скучая и падая духом. После часовой задержки войска двинулись, наконец, дальше и стали спускаться под гору. Туман, расходившийся на горе, только гуще расстилался в низах, куда спустились войска. Впереди, в тумане, раздался один, другой выстрел, сначала нескладно в разных промежутках: тратта… тат, и потом всё складнее и чаще, и завязалось дело над речкою Гольдбахом.
Не рассчитывая встретить внизу над речкою неприятеля и нечаянно в тумане наткнувшись на него, не слыша слова одушевления от высших начальников, с распространившимся по войскам сознанием, что было опоздано, и, главное, в густом тумане не видя ничего впереди и кругом себя, русские лениво и медленно перестреливались с неприятелем, подвигались вперед и опять останавливались, не получая во время приказаний от начальников и адъютантов, которые блудили по туману в незнакомой местности, не находя своих частей войск. Так началось дело для первой, второй и третьей колонны, которые спустились вниз. Четвертая колонна, при которой находился сам Кутузов, стояла на Праценских высотах.
В низах, где началось дело, был всё еще густой туман, наверху прояснело, но всё не видно было ничего из того, что происходило впереди. Были ли все силы неприятеля, как мы предполагали, за десять верст от нас или он был тут, в этой черте тумана, – никто не знал до девятого часа.
Было 9 часов утра. Туман сплошным морем расстилался по низу, но при деревне Шлапанице, на высоте, на которой стоял Наполеон, окруженный своими маршалами, было совершенно светло. Над ним было ясное, голубое небо, и огромный шар солнца, как огромный пустотелый багровый поплавок, колыхался на поверхности молочного моря тумана. Не только все французские войска, но сам Наполеон со штабом находился не по ту сторону ручьев и низов деревень Сокольниц и Шлапаниц, за которыми мы намеревались занять позицию и начать дело, но по сю сторону, так близко от наших войск, что Наполеон простым глазом мог в нашем войске отличать конного от пешего. Наполеон стоял несколько впереди своих маршалов на маленькой серой арабской лошади, в синей шинели, в той самой, в которой он делал итальянскую кампанию. Он молча вглядывался в холмы, которые как бы выступали из моря тумана, и по которым вдалеке двигались русские войска, и прислушивался к звукам стрельбы в лощине. В то время еще худое лицо его не шевелилось ни одним мускулом; блестящие глаза были неподвижно устремлены на одно место. Его предположения оказывались верными. Русские войска частью уже спустились в лощину к прудам и озерам, частью очищали те Праценские высоты, которые он намерен был атаковать и считал ключом позиции. Он видел среди тумана, как в углублении, составляемом двумя горами около деревни Прац, всё по одному направлению к лощинам двигались, блестя штыками, русские колонны и одна за другой скрывались в море тумана. По сведениям, полученным им с вечера, по звукам колес и шагов, слышанным ночью на аванпостах, по беспорядочности движения русских колонн, по всем предположениям он ясно видел, что союзники считали его далеко впереди себя, что колонны, двигавшиеся близ Працена, составляли центр русской армии, и что центр уже достаточно ослаблен для того, чтобы успешно атаковать его. Но он всё еще не начинал дела.
Нынче был для него торжественный день – годовщина его коронования. Перед утром он задремал на несколько часов и здоровый, веселый, свежий, в том счастливом расположении духа, в котором всё кажется возможным и всё удается, сел на лошадь и выехал в поле. Он стоял неподвижно, глядя на виднеющиеся из за тумана высоты, и на холодном лице его был тот особый оттенок самоуверенного, заслуженного счастья, который бывает на лице влюбленного и счастливого мальчика. Маршалы стояли позади его и не смели развлекать его внимание. Он смотрел то на Праценские высоты, то на выплывавшее из тумана солнце.