Дела давно минувших дней…
Поделись знанием:
К:Фильмы 1972 годаК:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)
Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
(перенаправлено с «Дела давно минувших дней (фильм)»)
| Дела давно минувших дней... | |
| Жанр | |
|---|---|
| Режиссёр | |
| Автор сценария |
Александр Червинский при участии Анатолия Безуглова, Юрия Кларова |
| В главных ролях |
Иван Насонов |
| Оператор | |
| Композитор | |
| Кинокомпания |
Киностудия «Ленфильм». Второе творческое объединение |
| Длительность |
100 мин |
| Страна | |
| Язык | |
| Год | |
| IMDb | |
«Дела давно минувших дней…» — советский полнометражный чёрно-белый детективный художественный фильм, поставленный на Киностудии «Ленфильм» в 1972 году режиссёром Владимиром Шределем по мотивам повести «В полосе отчуждения» Анатолия Безуглова и Юрия Кларова.
Премьера фильма в СССР состоялась 4 июня 1973 года.
Сюжет
В 1926 году был убит антиквар Богоявленский, после которого в швейцарском банке остался вклад на значительную сумму «для нужд Российской империи».
Расследование возобновляется в начале семидесятых годов. Несмотря на прошедшие 46 лет, сотрудники госбезопасности раскрывают преступление, выяснив, что «Катенька» — это не просто женское имя, а главный ключ в деле.
В фильме снимались
- Иван Насонов — милиционер Александр Белецкий
- Валерий Ольшанский — Фёдор Алексеевич Савельев в 1926 году
- Михаил Лобанов — милиционер Михаил Мотылёв
- Пётр Меркурьев — милиционер Пётр Кемберовский
- Бруно Фрейндлих — Фёдор Алексеевич Савельев на пенсии
- Елизавета Уварова — Зоя Васильевна Павлова
- Михаил Кокшенов — майор КГБ Владимир Синицын
- Виктор Перевалов — сержант милиции Коля
- Наталья Четверикова — Зоя Павлова в молодости
- Владимир Этуш — Думанский/герр Гофман
- Михаил Глузский — Василий Михайлович Злотников
- Николай Лавров — Индустриальный
- Юрий Мальцев — Иван Николаевич Сердюков
- Александр Афанасьев — приказчик антиквара Семён Семёнович
- Элеонора Александрова — горничная в «Англетере»
- Александр Бениаминов — портной дядя Яша (в титрах указан как — Н. Александрова)
- З. Бородина — эпизод
- Инна Варшавская — ресторанная певица
- Сергей Дворецкий — рабочий
- Леонтина Дёмина — соседка Дёминой
- Виталий Копылов — чистильщик обуви
- Герман Орлов — начальник УгРо Медведев
- Геннадий Полока — предсказатель Истомин
- Анатолий Столбов — скупщик краденого «Дядя Серёжа»
- Жанна Сухопольская — переводчица
- Галина Теплинская — Настя, дочь Савельева
- Олег Хроменков — Диденко, начальник тюрьмы
- Евгений Шпитько — вор в тюрьме
- В титрах не указаны:
- Андрей Ананов — комсомолец
- Александр Анисимов — конвоир
- Михаил Васильев — хозяин игротеки
- Николай Гаврилов — эксперт киноархива
- Андрей Грецов — любопытный мальчик на сломе дома
- Людмила Ксенофонтова — дама у афишной тумбы
- Евгения Лосакевич — бывшая фрейлина Локшина
- Николай Мельников — воришка с беспризорниками
- Павел Первушин — надзиратель в тюрьме
- Андрей Трофимов — заводской парень
- Галина Фролова — эпизод
Съёмочная группа
- Сценарий — Александра Червинского при участии Анатолия Безуглова и Юрия Кларова
- Постановка — Владимира Шределя
- Главный оператор — Владимир Бурыкин
- Главный художник — Евгений Гуков
- Композитор — Исаак Шварц
- Текст песен — Булат Окуджава (в титрах указан Евгений Храмов)[1][2]
- Звукооператор — Владимир Яковлев
- Режиссёр — И. Иванов
- Оператор — А. Бахрушин
- Редактор — Михаил Кураев
- Монтажёр — Леда Семёнова
- Художник по костюмам — Наталья Кочергина
- Художники-декораторы — Эдуард Исаев, Ю. Кряквин
- Художник-гримёр — Г. Васильева
- Ассистенты:
режиссёра — С. Ильина, А. Густавсон
оператора — Д. Гаращенков, В. Кузнецов - Комбинированные съёмки:
Оператор — Ю. Мурашов
Художник — И. Денисов - Главный консультант фильма — комиссар милиции III ранга Г. Карлов
- Директор картины — Григорий Диденко
Звуковая дорожка
Песни Исаака Шварца на стихи Булата Окуджавы («Затихнет шрапнель и начнётся апрель…»). В фильме использована песня Владимира Высоцкого «Оплавляются свечи на старинный паркет…», в исполнении И. Варшавской (ресторанная певица).
Напишите отзыв о статье "Дела давно минувших дней…"
Примечания
- ↑ Поэт Евгений Храмов откликнулся на просьбу Булата Окуджавы, которого в то время допускали к зрителям дозированно, и предоставил своё имя для титров. См.: Храмов Е. «И мало горя мне, свободна ли печать…» // Храмов Е. Куда вы уходите, люди. — М.: Булат, 2007. — С. 202—203.
- ↑ [sovmusic.ru/text.php?from_sam=1&fname=s13765 Затихнет шрапнель и начнётся апрель]
Ссылки
- [mkrf.ru/registr/detail.php?ID=110086414&ganr=&strana=&year_from=1&year_to=106&kateg=&color=&nud=&firm_z=&keywords=&q=%C4%E5%EB%E0+%E4%E0%E2%ED%EE+%EC%E8%ED%F3%E2%F8%E8%F5+%E4%ED%E5%E9 «Дела давно минувших дней…»]. Государственный регистр фильмов. Министерство Культуры Российской Федерации. Проверено 12 ноября 2013.
- [www.lenfilm.ru/catalogue/cat_1972.htm «Дела давно минувших дней…»] Аннотированный каталог фильмов киностудии «Ленфильм» 1918—2003.
- [2011.russiancinema.ru/index.php?e_dept_id=2&e_movie_id=1616 «Дела давно минувших дней…»] на сайте «Энциклопедия отечественного кино».
- [megabook.ru/article/%D0%94%D0%95%D0%9B%D0%90%20%D0%94%D0%90%D0%92%D0%9D%D0%9E%20%D0%9C%D0%98%D0%9D%D0%A3%D0%92%D0%A8%D0%98%D0%A5%20%D0%94%D0%9D%D0%95%D0%99 «Дела давно минувших дней…»]. Статья. Онлайн энциклопедия Кирилла и Мефодия. Проверено 12 ноября 2013.
- «Дела давно минувших дней…» (англ.) на сайте Internet Movie Database
|
Это заготовка статьи о советском кинофильме. Вы можете помочь проекту, дополнив её. |
| ||||||
Отрывок, характеризующий Дела давно минувших дней…
Ввалившись в Смоленск, представлявшийся им обетованной землей, французы убивали друг друга за провиант, ограбили свои же магазины и, когда все было разграблено, побежали дальше.Все шли, сами не зная, куда и зачем они идут. Еще менее других знал это гений Наполеона, так как никто ему не приказывал. Но все таки он и его окружающие соблюдали свои давнишние привычки: писались приказы, письма, рапорты, ordre du jour [распорядок дня]; называли друг друга:
«Sire, Mon Cousin, Prince d'Ekmuhl, roi de Naples» [Ваше величество, брат мой, принц Экмюльский, король Неаполитанский.] и т.д. Но приказы и рапорты были только на бумаге, ничто по ним не исполнялось, потому что не могло исполняться, и, несмотря на именование друг друга величествами, высочествами и двоюродными братьями, все они чувствовали, что они жалкие и гадкие люди, наделавшие много зла, за которое теперь приходилось расплачиваться. И, несмотря на то, что они притворялись, будто заботятся об армии, они думали только каждый о себе и о том, как бы поскорее уйти и спастись.
Действия русского и французского войск во время обратной кампании от Москвы и до Немана подобны игре в жмурки, когда двум играющим завязывают глаза и один изредка звонит колокольчиком, чтобы уведомить о себе ловящего. Сначала тот, кого ловят, звонит, не боясь неприятеля, но когда ему приходится плохо, он, стараясь неслышно идти, убегает от своего врага и часто, думая убежать, идет прямо к нему в руки.
Сначала наполеоновские войска еще давали о себе знать – это было в первый период движения по Калужской дороге, но потом, выбравшись на Смоленскую дорогу, они побежали, прижимая рукой язычок колокольчика, и часто, думая, что они уходят, набегали прямо на русских.
При быстроте бега французов и за ними русских и вследствие того изнурения лошадей, главное средство приблизительного узнавания положения, в котором находится неприятель, – разъезды кавалерии, – не существовало. Кроме того, вследствие частых и быстрых перемен положений обеих армий, сведения, какие и были, не могли поспевать вовремя. Если второго числа приходило известие о том, что армия неприятеля была там то первого числа, то третьего числа, когда можно было предпринять что нибудь, уже армия эта сделала два перехода и находилась совсем в другом положении.
Одна армия бежала, другая догоняла. От Смоленска французам предстояло много различных дорог; и, казалось бы, тут, простояв четыре дня, французы могли бы узнать, где неприятель, сообразить что нибудь выгодное и предпринять что нибудь новое. Но после четырехдневной остановки толпы их опять побежали не вправо, не влево, но, без всяких маневров и соображений, по старой, худшей дороге, на Красное и Оршу – по пробитому следу.
Ожидая врага сзади, а не спереди, французы бежали, растянувшись и разделившись друг от друга на двадцать четыре часа расстояния. Впереди всех бежал император, потом короли, потом герцоги. Русская армия, думая, что Наполеон возьмет вправо за Днепр, что было одно разумно, подалась тоже вправо и вышла на большую дорогу к Красному. И тут, как в игре в жмурки, французы наткнулись на наш авангард. Неожиданно увидав врага, французы смешались, приостановились от неожиданности испуга, но потом опять побежали, бросая своих сзади следовавших товарищей. Тут, как сквозь строй русских войск, проходили три дня, одна за одной, отдельные части французов, сначала вице короля, потом Даву, потом Нея. Все они побросали друг друга, побросали все свои тяжести, артиллерию, половину народа и убегали, только по ночам справа полукругами обходя русских.
Ней, шедший последним (потому что, несмотря на несчастное их положение или именно вследствие его, им хотелось побить тот пол, который ушиб их, он занялся нзрыванием никому не мешавших стен Смоленска), – шедший последним, Ней, с своим десятитысячным корпусом, прибежал в Оршу к Наполеону только с тысячью человеками, побросав и всех людей, и все пушки и ночью, украдучись, пробравшись лесом через Днепр.
От Орши побежали дальше по дороге к Вильно, точно так же играя в жмурки с преследующей армией. На Березине опять замешались, многие потонули, многие сдались, но те, которые перебрались через реку, побежали дальше. Главный начальник их надел шубу и, сев в сани, поскакал один, оставив своих товарищей. Кто мог – уехал тоже, кто не мог – сдался или умер.
Казалось бы, в этой то кампании бегства французов, когда они делали все то, что только можно было, чтобы погубить себя; когда ни в одном движении этой толпы, начиная от поворота на Калужскую дорогу и до бегства начальника от армии, не было ни малейшего смысла, – казалось бы, в этот период кампании невозможно уже историкам, приписывающим действия масс воле одного человека, описывать это отступление в их смысле. Но нет. Горы книг написаны историками об этой кампании, и везде описаны распоряжения Наполеона и глубокомысленные его планы – маневры, руководившие войском, и гениальные распоряжения его маршалов.
Отступление от Малоярославца тогда, когда ему дают дорогу в обильный край и когда ему открыта та параллельная дорога, по которой потом преследовал его Кутузов, ненужное отступление по разоренной дороге объясняется нам по разным глубокомысленным соображениям. По таким же глубокомысленным соображениям описывается его отступление от Смоленска на Оршу. Потом описывается его геройство при Красном, где он будто бы готовится принять сражение и сам командовать, и ходит с березовой палкой и говорит:
– J'ai assez fait l'Empereur, il est temps de faire le general, [Довольно уже я представлял императора, теперь время быть генералом.] – и, несмотря на то, тотчас же после этого бежит дальше, оставляя на произвол судьбы разрозненные части армии, находящиеся сзади.
Потом описывают нам величие души маршалов, в особенности Нея, величие души, состоящее в том, что он ночью пробрался лесом в обход через Днепр и без знамен и артиллерии и без девяти десятых войска прибежал в Оршу.
И, наконец, последний отъезд великого императора от геройской армии представляется нам историками как что то великое и гениальное. Даже этот последний поступок бегства, на языке человеческом называемый последней степенью подлости, которой учится стыдиться каждый ребенок, и этот поступок на языке историков получает оправдание.
Тогда, когда уже невозможно дальше растянуть столь эластичные нити исторических рассуждений, когда действие уже явно противно тому, что все человечество называет добром и даже справедливостью, является у историков спасительное понятие о величии. Величие как будто исключает возможность меры хорошего и дурного. Для великого – нет дурного. Нет ужаса, который бы мог быть поставлен в вину тому, кто велик.
– «C'est grand!» [Это величественно!] – говорят историки, и тогда уже нет ни хорошего, ни дурного, а есть «grand» и «не grand». Grand – хорошо, не grand – дурно. Grand есть свойство, по их понятиям, каких то особенных животных, называемых ими героями. И Наполеон, убираясь в теплой шубе домой от гибнущих не только товарищей, но (по его мнению) людей, им приведенных сюда, чувствует que c'est grand, и душа его покойна.
«Du sublime (он что то sublime видит в себе) au ridicule il n'y a qu'un pas», – говорит он. И весь мир пятьдесят лет повторяет: «Sublime! Grand! Napoleon le grand! Du sublime au ridicule il n'y a qu'un pas». [величественное… От величественного до смешного только один шаг… Величественное! Великое! Наполеон великий! От величественного до смешного только шаг.]
