Делеклюз, Шарль

Луи-Шарль Делеклюз
Louis Charles Delescluze
Род деятельности:	революционер
Дата рождения:	2 октября 1809(1809-10-02)
Место рождения:	Дрё, Франция
Гражданство:	Франция Франция
Дата смерти:	25 мая 1871(1871-05-25) (61 год)
Место смерти:	Париж, Франция

Луи Шарль Делеклюз (фр. Louis Charles Delescluze; 2 октября 1809, Дрё — 25 мая 1871, Париж) — французский революционер, член Парижской коммуны.

Биография

Шарль Делеклюз родился в городе Дрё в семье полицейского комиссара, участника Великой французской революции. Семья не была богата, но и не нуждалась благодаря дяде Шарля, барону Лавенану, подарившему сестре ренту.

В 1827 году Делеклюз окончил парижский лицей Ландре по классу риторики. Вскоре он вернулся в Дрё и стал письмоводителем в адвокатской конторе, затем перешел на аналогичную должность в Париже. Во время Июльской революции он вступает в республиканское общество «Друзья народа», члены который называли себя якобинцами. Из-за участия в революционном движении в 1831 году он теряет работу; вскоре без работы остается и его отец, а барон Лавенан, переживающий финансовые трудности, перестает помогать семье. Шарль поступает в Сорбонну, на факультет права, и вновь устраивается помощником адвоката. В июне 1832 года он участвует в республиканском восстании. Через год его арестовывают как члена общества «Прав человека», занявшего место распавшихся «Друзей народа». Заключение было недолгим, и в 1836 году он уезжает в Бельгию, где работает преподавателем, а позже начинает издавать газету.

В 1841 году Делеклюз возвращается во Францию, поселяется в городе Валансьен и становится редактором газеты «Эмпарсьяль дю Нор», которая получает известность благодаря своей радикальной направленности. Он сближается с Ледрю-Ролленом, которого в дальнейшем неизменно поддерживает.

Шарль Делеклюз активно участвует в Революции 1848 года. Временное правительство назначает его комиссаром департаментов Нор и Па-де-Кале. Не добившись успехов на этом посту, уже через несколько месяцев Делеклюз уезжает в Париж, поручив дела департаментов своему заместителю, и возвращается к журналистской деятельности. Он основывает и редактирует газету «Революсьон демократик э сосиаль» («Révolution démocratique et sociale»).

После прихода к власти Луи Наполеона Делеклюз, вставший в резкую оппозицию к новому правителю, подвергается судебным преследованиям. Он скрывается от суда, вновь переезжает в Бельгию, а затем — в Лондон, где руководит изданием журнала «Проскри» и занимает видное место в среде эмигрантов.

Несмотря на угрозу суда, в 1853 году Делеклюз возвращается во Францию. Спустя два месяца он был арестован, а в 1858 году, после истечения срока судебного приговора, был сослан в Кайенну. В 1860 году он наконец освобождается, но его здоровье было подорвано тюрьмой и ссылкой, и он на время отходит от политической и журналистской деятельности. Вернувшись к ней, он призывает Ледрю-Роллена вернуться из эмиграции и вернуть прежнее влияние, но тот оказывается. В 1869 году Делеклюз вновь попадает в тюрьму.

В январе 1870 года, после убийства журналиста Виктора Нуара благодаря своему влиянию и красноречию Шарль Делеклюз отговаривает возбужденную толпу от неподготовленного восстания; но в августе того же года к вооруженному выступлению призывает он сам в своей газете «Ревей». После низложения Наполеона III Делеклюз очень быстро разочаровывается в правительстве «национальной обороны», взявшем власть в свои руки, и начинает требовать избрания Коммуны — городского совета. Авторитет Делеклюза очень велик, и его избирают главой XIX округа Парижа, где он обеспечивает снабжение Парижа продовольствием и протестует против действий генерала Трошю, не способствующих военным победам Франции. Вновь арестованный в 1871 году — и после освобождения избранный народом в Национальное собрание, он оказывается в меньшинстве среди монархистов и умеренных республиканцев, и вскоре перестает ходить на заседания. Революция и провозглашение Коммуны застают его дома, больным. Несмотря на состояние здоровья, 26 марта 1871 Делеклюза выбирают членом Парижской Коммуны от 11-го и 19-го округов. Стремясь прежде всего к сохранению единства Коммуны, он одобряет текст «Декларации к французскому народу», противоречащей якобинским взглядам, которых он придерживался. Также именно Делеклюз был инициатором декрета о заложниках, троих из которых должны были убивать в ответ на каждое убийство коммунаров. Он надеялся, что эта мера сдержит действия версальских войск, которые расстреливали без суда попавших в плен приверженцев Коммуны. Став членом Исполнительной комиссии, а также Военной комиссии Коммуны, Шарль Делеклюз многое сделал для укрепления её организации. Кроме того, он постоянно стремился гасить возникающие внутри Коммуны разногласия, не допустить их превращения в раскол. К сожалению, тех, кто подобно Делеклюзу, предпочитал сохранение единства победе собственных идей, в Коммуне было немного, и во время его болезни она разделилась на «большинство» (якобинцев) и «меньшинство» (социалистов), противостоящие друг другу.

Военное руководство Коммуной было слабым, назначения командующих войсками (Клюзере, Россель) — крайне неудачными. После бегства Росселя Делеклюз 10 мая стал гражданским делегатом Коммуны при Военном министерстве. Несмотря на слабое здоровье, отсутствие специальных знаний и опыта, Делеклюз энергично пытается навести порядок в военном командовании, в котором царила полная неразбериха. Он определяет права и обязанности Центрального комитета Национальной гвардии и отдельных генералов, так как приказы, исходящие от различных комиссий и комитетов Коммуны, часто противоречили друг другу, созывает военный совет, не собиравшийся более месяца, устанавливает контроль над телеграфом и железными дорогами, реформирует артиллерию (использовалось лишь 300 пушек из 1700), формирует инженерную службу, стремясь ускорить строительство баррикад, увеличивает число боевых офицеров за счет штаба и вспомогательных служб. Но его усилия запоздали: защитники Коммуны после многих поражений были деморализованы, многие приказы Делеклюза не выполнялись подчиненными, успевшими привыкнуть к беспорядку в управлении. 13 мая войска Версаля захватывают форт Ванв и начинают подготовку штурма, а 21 мая — входят в город через ворота, которые оказались оставлены без охраны.

21 мая Делеклюз обращается с воззванием к рядовым коммунарам, призывая к неорганизованной защите Коммуны. Многие историки считают, что это воззвание ускорило гибель Коммуны, уничтожив остатки дисциплины; некоторые придерживаются мнения, что оно пробудило энтузиазм защитников. 25 мая 1871 года, видя поражение Коммуны, Делеклюз вышел на баррикады и погиб. Его тело было похоронено версальскими войсками на Монмартрском кладбище, а в 1883 году перенесено на кладбище Пер-Лашез.

Литература

• Молчанов Н. Н. Шарль Делеклюз. Эжен Варлен. (Герои Парижской Коммуны). — Серия «ЖЗЛ». — Москва, «Молодая гвардия», 1971.
• Делеклюз, Шарль // Большая советская энциклопедия.

Ссылки

• Шарль Делеклюз // Большая советская энциклопедия : [в 30 т.] / гл. ред. А. М. Прохоров. — 3-е изд. — М. : Советская энциклопедия, 1969—1978.</span>

Отрывок, характеризующий Делеклюз, Шарль

Борис помнил ту Наташу в коротеньком платье, с черными, блестящими из под локон глазами и с отчаянным, детским смехом, которую он знал 4 года тому назад, и потому, когда вошла совсем другая Наташа, он смутился, и лицо его выразило восторженное удивление. Это выражение его лица обрадовало Наташу.
– Что, узнаешь свою маленькую приятельницу шалунью? – сказала графиня. Борис поцеловал руку Наташи и сказал, что он удивлен происшедшей в ней переменой.
– Как вы похорошели!
«Еще бы!», отвечали смеющиеся глаза Наташи.
– А папа постарел? – спросила она. Наташа села и, не вступая в разговор Бориса с графиней, молча рассматривала своего детского жениха до малейших подробностей. Он чувствовал на себе тяжесть этого упорного, ласкового взгляда и изредка взглядывал на нее.
Мундир, шпоры, галстук, прическа Бориса, всё это было самое модное и сomme il faut [вполне порядочно]. Это сейчас заметила Наташа. Он сидел немножко боком на кресле подле графини, поправляя правой рукой чистейшую, облитую перчатку на левой, говорил с особенным, утонченным поджатием губ об увеселениях высшего петербургского света и с кроткой насмешливостью вспоминал о прежних московских временах и московских знакомых. Не нечаянно, как это чувствовала Наташа, он упомянул, называя высшую аристократию, о бале посланника, на котором он был, о приглашениях к NN и к SS.
Наташа сидела всё время молча, исподлобья глядя на него. Взгляд этот всё больше и больше, и беспокоил, и смущал Бориса. Он чаще оглядывался на Наташу и прерывался в рассказах. Он просидел не больше 10 минут и встал, раскланиваясь. Всё те же любопытные, вызывающие и несколько насмешливые глаза смотрели на него. После первого своего посещения, Борис сказал себе, что Наташа для него точно так же привлекательна, как и прежде, но что он не должен отдаваться этому чувству, потому что женитьба на ней – девушке почти без состояния, – была бы гибелью его карьеры, а возобновление прежних отношений без цели женитьбы было бы неблагородным поступком. Борис решил сам с собою избегать встреч с Наташей, нo, несмотря на это решение, приехал через несколько дней и стал ездить часто и целые дни проводить у Ростовых. Ему представлялось, что ему необходимо было объясниться с Наташей, сказать ей, что всё старое должно быть забыто, что, несмотря на всё… она не может быть его женой, что у него нет состояния, и ее никогда не отдадут за него. Но ему всё не удавалось и неловко было приступить к этому объяснению. С каждым днем он более и более запутывался. Наташа, по замечанию матери и Сони, казалась по старому влюбленной в Бориса. Она пела ему его любимые песни, показывала ему свой альбом, заставляла его писать в него, не позволяла поминать ему о старом, давая понимать, как прекрасно было новое; и каждый день он уезжал в тумане, не сказав того, что намерен был сказать, сам не зная, что он делал и для чего он приезжал, и чем это кончится. Борис перестал бывать у Элен, ежедневно получал укоризненные записки от нее и всё таки целые дни проводил у Ростовых.


Однажды вечером, когда старая графиня, вздыхая и крехтя, в ночном чепце и кофточке, без накладных буклей, и с одним бедным пучком волос, выступавшим из под белого, коленкорового чепчика, клала на коврике земные поклоны вечерней молитвы, ее дверь скрипнула, и в туфлях на босу ногу, тоже в кофточке и в папильотках, вбежала Наташа. Графиня оглянулась и нахмурилась. Она дочитывала свою последнюю молитву: «Неужели мне одр сей гроб будет?» Молитвенное настроение ее было уничтожено. Наташа, красная, оживленная, увидав мать на молитве, вдруг остановилась на своем бегу, присела и невольно высунула язык, грозясь самой себе. Заметив, что мать продолжала молитву, она на цыпочках подбежала к кровати, быстро скользнув одной маленькой ножкой о другую, скинула туфли и прыгнула на тот одр, за который графиня боялась, как бы он не был ее гробом. Одр этот был высокий, перинный, с пятью всё уменьшающимися подушками. Наташа вскочила, утонула в перине, перевалилась к стенке и начала возиться под одеялом, укладываясь, подгибая коленки к подбородку, брыкая ногами и чуть слышно смеясь, то закрываясь с головой, то взглядывая на мать. Графиня кончила молитву и с строгим лицом подошла к постели; но, увидав, что Наташа закрыта с головой, улыбнулась своей доброй, слабой улыбкой.
– Ну, ну, ну, – сказала мать.
– Мама, можно поговорить, да? – сказала Hаташa. – Ну, в душку один раз, ну еще, и будет. – И она обхватила шею матери и поцеловала ее под подбородок. В обращении своем с матерью Наташа выказывала внешнюю грубость манеры, но так была чутка и ловка, что как бы она ни обхватила руками мать, она всегда умела это сделать так, чтобы матери не было ни больно, ни неприятно, ни неловко.
– Ну, об чем же нынче? – сказала мать, устроившись на подушках и подождав, пока Наташа, также перекатившись раза два через себя, не легла с ней рядом под одним одеялом, выпростав руки и приняв серьезное выражение.
Эти ночные посещения Наташи, совершавшиеся до возвращения графа из клуба, были одним из любимейших наслаждений матери и дочери.
– Об чем же нынче? А мне нужно тебе сказать…
Наташа закрыла рукою рот матери.
– О Борисе… Я знаю, – сказала она серьезно, – я затем и пришла. Не говорите, я знаю. Нет, скажите! – Она отпустила руку. – Скажите, мама. Он мил?
– Наташа, тебе 16 лет, в твои года я была замужем. Ты говоришь, что Боря мил. Он очень мил, и я его люблю как сына, но что же ты хочешь?… Что ты думаешь? Ты ему совсем вскружила голову, я это вижу…
Говоря это, графиня оглянулась на дочь. Наташа лежала, прямо и неподвижно глядя вперед себя на одного из сфинксов красного дерева, вырезанных на углах кровати, так что графиня видела только в профиль лицо дочери. Лицо это поразило графиню своей особенностью серьезного и сосредоточенного выражения.
Наташа слушала и соображала.
– Ну так что ж? – сказала она.
– Ты ему вскружила совсем голову, зачем? Что ты хочешь от него? Ты знаешь, что тебе нельзя выйти за него замуж.
– Отчего? – не переменяя положения, сказала Наташа.
– Оттого, что он молод, оттого, что он беден, оттого, что он родня… оттого, что ты и сама не любишь его.
– А почему вы знаете?
– Я знаю. Это не хорошо, мой дружок.
– А если я хочу… – сказала Наташа.
– Перестань говорить глупости, – сказала графиня.
– А если я хочу…
– Наташа, я серьезно…
Наташа не дала ей договорить, притянула к себе большую руку графини и поцеловала ее сверху, потом в ладонь, потом опять повернула и стала целовать ее в косточку верхнего сустава пальца, потом в промежуток, потом опять в косточку, шопотом приговаривая: «январь, февраль, март, апрель, май».
– Говорите, мама, что же вы молчите? Говорите, – сказала она, оглядываясь на мать, которая нежным взглядом смотрела на дочь и из за этого созерцания, казалось, забыла всё, что она хотела сказать.
– Это не годится, душа моя. Не все поймут вашу детскую связь, а видеть его таким близким с тобой может повредить тебе в глазах других молодых людей, которые к нам ездят, и, главное, напрасно мучает его. Он, может быть, нашел себе партию по себе, богатую; а теперь он с ума сходит.
– Сходит? – повторила Наташа.