Делийский дарбар

Дели́йский дарба́р (англ. Delhi Durbar, хинди दिल्ली दरबार, урду دلّی دُربار), дословно «королевский двор в Дели» — название масштабных собраний, проходивший в делийском Парке коронации в Индии в ознаменование коронации королей и королев Соединённого Королевства. Известный также как Имперский дарбар (англ. Imperial Durbar), это событие происходило трижды — в 1877, 1903 и 1911 годах, знаменуя собой высшие точки истории Британской империи. В 1911 году дарбар был единственный раз посещён британским монархом, Георгом V. Само слово «дарбар» происходит от используемого в империи Великих Моголов термина, обозначавшего резиденцию монарха.

Дарбар 1877 года, известный также как «Дарбар провозглашения» (англ. Proclamation Durbar) начался 1 января и был организован по случаю провозглашения королевы Виктории императрицей Индии. Это было скорее официальное, чем публичное, мероприятие, на котором присутствовали Р. Бульвер-Литтон как генерал-губернатор Индии, махараджи, набобы и представители интеллектуальной элиты страны. Мероприятие стало кульминацией передачи контроля над большей части Индии от Британской Ост-Индской компании Короне. Одновременно с этим началась кампания за освобождение Индии. В Калькутте в Мемориале Виктории была установлена надпись с обращением королевы к народу Индии, а почётным гостям была выдана медаль императрицы Индии. На этом дарбаре Р. Тагор был объявлен вице-королём махараджей. Впоследствии это роскошное мероприятие вызвало критику в связи с тем, что его финансирование происходило на фоне происходившего в стране голода.

Дарбар 1903 года состоялся в честь коронации короля Эдуарда VII и королевы Александры. Устроенное лордом Керзоном двухнедельное зрелище затмило дарбары 1877 и 1911 годов. За несколько месяцев, начиная с конца 1902 года, в пустынной местности были построены железная дорога для перевозки гостей из Дели, палаточный город с собственной почтовой службой и своими марками, телефоном и телеграфом, магазинами, полицией со своей особенной формой, госпиталем и магистратом, канализацией и освещением и всем прочим в таком же роде. Тем не менее, к разочарованию Керзона, Эдуард VII на торжество не прибыл, прислав вместо себя своего брата герцога Коннаутского, который прибыл поездом из Бомбея. Со всей Индии прибыли махараджи со своими свитами и английские чиновники, все увешанные драгоценностями. Перед собравшимися прошёл парад армии под командованием лорда Китченера. В первый день лорд Керзон вступил в зону торжеств вместе с махараджами на слонах, у некоторых из которых на бивнях были огромные золотые канделябры. Церемониальная часть дарбара пришлась на новогодний день за которым последовали дни с различными спортивными соревнованиями. Событие освещалось журналистами со всего мира, а его освещение часто рассматривается как начало индийского кинематографа.

22 марта 1911 года было объявлено о том, что в декабре того же года состоится дарбар в честь Георга V и королевы Марии. Мероприятие проходило с 7 по 16 декабря, а собственно дарбар состоялся 12 декабря. Король на церемонии был в специально изготовленной для этого случая короне. Затем он явил себя на джарокхе Красного форта примерно полумиллиону индийцев. Посвящённый этому полнометражный фильм With Our King and Queen Through India был выпущен в технологии Kinemacolor 2 февраля 1912 года. Этот фильм, продолжительность которого составляла 2½ часа, был самым длинным на тот момент, когда продолжительность фильмов не превышала 45—60 минут. Специально ради этого случая была создана должность Делийского чрезвычайного герольда, на которую были назначены бригадный генерал У. Пейтон и генерал-майор Малик Умар Хайат Хан. В ознаменование первого визита королевы в Индию правитель Патиалы Бхупиндер Сингх от имени всех женщин Индии преподнёс королеве роскошное ожерелье. Во время этого дарбара было объявлено о переносе столицы Индии из Калькутты в Нью-Дели и заложен первый камень этого города.

После того как король Эдуард VIII отрёкся в декабре 1936, не успев получить свой дарбар, предполагалось, что Георг VI посетит с этой целью Индию. Индийский национальный конгресс в течение нескольких недель проводил кампанию против такого визита. В феврале 1937 года член парламента коммунист У. Галлахер выступил с порицанием требуемых для такого мероприятия расходов в бедной стране. В своей тронной речи король выразил желание посетить вместе с супругой Индию, однако в связи с началом Второй мировой войны и национально-освободительного движения в Индии это так и не произошло.

Литература

• Nichols B. [books.google.ru/books?id=22ab7E9K1TYC Movies and Methods: An Anthology]. — University of California Press, 1985. — Т. 2. — 764 p.

Отрывок, характеризующий Делийский дарбар

– Aurait on livre mon ancienne capitale sans se battre? [Неужели предали мою древнюю столицу без битвы?] – вдруг вспыхнув, быстро проговорил государь.
Мишо почтительно передал то, что ему приказано было передать от Кутузова, – именно то, что под Москвою драться не было возможности и что, так как оставался один выбор – потерять армию и Москву или одну Москву, то фельдмаршал должен был выбрать последнее.
Государь выслушал молча, не глядя на Мишо.
– L'ennemi est il en ville? [Неприятель вошел в город?] – спросил он.
– Oui, sire, et elle est en cendres a l'heure qu'il est. Je l'ai laissee toute en flammes, [Да, ваше величество, и он обращен в пожарище в настоящее время. Я оставил его в пламени.] – решительно сказал Мишо; но, взглянув на государя, Мишо ужаснулся тому, что он сделал. Государь тяжело и часто стал дышать, нижняя губа его задрожала, и прекрасные голубые глаза мгновенно увлажились слезами.
Но это продолжалось только одну минуту. Государь вдруг нахмурился, как бы осуждая самого себя за свою слабость. И, приподняв голову, твердым голосом обратился к Мишо.
– Je vois, colonel, par tout ce qui nous arrive, – сказал он, – que la providence exige de grands sacrifices de nous… Je suis pret a me soumettre a toutes ses volontes; mais dites moi, Michaud, comment avez vous laisse l'armee, en voyant ainsi, sans coup ferir abandonner mon ancienne capitale? N'avez vous pas apercu du decouragement?.. [Я вижу, полковник, по всему, что происходит, что провидение требует от нас больших жертв… Я готов покориться его воле; но скажите мне, Мишо, как оставили вы армию, покидавшую без битвы мою древнюю столицу? Не заметили ли вы в ней упадка духа?]
Увидав успокоение своего tres gracieux souverain, Мишо тоже успокоился, но на прямой существенный вопрос государя, требовавший и прямого ответа, он не успел еще приготовить ответа.
– Sire, me permettrez vous de vous parler franchement en loyal militaire? [Государь, позволите ли вы мне говорить откровенно, как подобает настоящему воину?] – сказал он, чтобы выиграть время.
– Colonel, je l'exige toujours, – сказал государь. – Ne me cachez rien, je veux savoir absolument ce qu'il en est. [Полковник, я всегда этого требую… Не скрывайте ничего, я непременно хочу знать всю истину.]
– Sire! – сказал Мишо с тонкой, чуть заметной улыбкой на губах, успев приготовить свой ответ в форме легкого и почтительного jeu de mots [игры слов]. – Sire! j'ai laisse toute l'armee depuis les chefs jusqu'au dernier soldat, sans exception, dans une crainte epouvantable, effrayante… [Государь! Я оставил всю армию, начиная с начальников и до последнего солдата, без исключения, в великом, отчаянном страхе…]
– Comment ca? – строго нахмурившись, перебил государь. – Mes Russes se laisseront ils abattre par le malheur… Jamais!.. [Как так? Мои русские могут ли пасть духом перед неудачей… Никогда!..]
Этого только и ждал Мишо для вставления своей игры слов.
– Sire, – сказал он с почтительной игривостью выражения, – ils craignent seulement que Votre Majeste par bonte de c?ur ne se laisse persuader de faire la paix. Ils brulent de combattre, – говорил уполномоченный русского народа, – et de prouver a Votre Majeste par le sacrifice de leur vie, combien ils lui sont devoues… [Государь, они боятся только того, чтобы ваше величество по доброте души своей не решились заключить мир. Они горят нетерпением снова драться и доказать вашему величеству жертвой своей жизни, насколько они вам преданы…]
– Ah! – успокоенно и с ласковым блеском глаз сказал государь, ударяя по плечу Мишо. – Vous me tranquillisez, colonel. [А! Вы меня успокоиваете, полковник.]
Государь, опустив голову, молчал несколько времени.
– Eh bien, retournez a l'armee, [Ну, так возвращайтесь к армии.] – сказал он, выпрямляясь во весь рост и с ласковым и величественным жестом обращаясь к Мишо, – et dites a nos braves, dites a tous mes bons sujets partout ou vous passerez, que quand je n'aurais plus aucun soldat, je me mettrai moi meme, a la tete de ma chere noblesse, de mes bons paysans et j'userai ainsi jusqu'a la derniere ressource de mon empire. Il m'en offre encore plus que mes ennemis ne pensent, – говорил государь, все более и более воодушевляясь. – Mais si jamais il fut ecrit dans les decrets de la divine providence, – сказал он, подняв свои прекрасные, кроткие и блестящие чувством глаза к небу, – que ma dinastie dut cesser de rogner sur le trone de mes ancetres, alors, apres avoir epuise tous les moyens qui sont en mon pouvoir, je me laisserai croitre la barbe jusqu'ici (государь показал рукой на половину груди), et j'irai manger des pommes de terre avec le dernier de mes paysans plutot, que de signer la honte de ma patrie et de ma chere nation, dont je sais apprecier les sacrifices!.. [Скажите храбрецам нашим, скажите всем моим подданным, везде, где вы проедете, что, когда у меня не будет больше ни одного солдата, я сам стану во главе моих любезных дворян и добрых мужиков и истощу таким образом последние средства моего государства. Они больше, нежели думают мои враги… Но если бы предназначено было божественным провидением, чтобы династия наша перестала царствовать на престоле моих предков, тогда, истощив все средства, которые в моих руках, я отпущу бороду до сих пор и скорее пойду есть один картофель с последним из моих крестьян, нежели решусь подписать позор моей родины и моего дорогого народа, жертвы которого я умею ценить!..] Сказав эти слова взволнованным голосом, государь вдруг повернулся, как бы желая скрыть от Мишо выступившие ему на глаза слезы, и прошел в глубь своего кабинета. Постояв там несколько мгновений, он большими шагами вернулся к Мишо и сильным жестом сжал его руку пониже локтя. Прекрасное, кроткое лицо государя раскраснелось, и глаза горели блеском решимости и гнева.