Делоне, Робер

Поделись знанием:
Перейти к: навигация, поиск
Робе́р Делоне́

Робер Делоне.
Автопортрет, 1905—1906 годы.
Дата рождения:

12 апреля 1885(1885-04-12)

Место рождения:

Париж

Дата смерти:

11 (25) октября 1941(1941-10-25) (56 лет)

Место смерти:

Монпелье

Подданство:

Франция Франция

Стиль:

орфизм

Влияние:

Сезанн

Робе́р Делоне́ (фр. Robert Delaunay; 12 апреля 1885, Париж — 25 октября 1941, Монпелье) — французский художник, один из основоположников (вместе со своей женой — Соней Терк-Делоне) нового арт-стиля — «орфизма».





Биография

Робер Делоне родился в 1885 году в Париже. Его родители рано развелись, он воспитывался дядей. После службы в армии познакомился в 1908 году с приехавшей из Одессы Соней Терк, в 1910 году они поженились. В 1908 году становится членом группы «Золотое сечение». В 1911 году Делоне участвует в выставке группы «Синий всадник» в Мюнхене. Годы Первой мировой войны провели в Испании и Португалии, в 1921 году вернулись в Париж. В 1937 году Робер и Соня Делоне вместе участвовали в оформлении Всемирной выставки в Париже. С началом Второй мировой войны он укрылся в Оверни, но был уже тяжело болен и вскоре скончался от рака.

Сын Робера и Сони, Шарль Делоне (19111988) был пропагандистом и историком джаза.

Творчество

Начинал под влиянием постимпрессионистов, прежде всего Сезанна. Остро чувствовал движение, ритм. С 1912 года вместе со своей женой Соней Терк-Делоне пришёл от кубизма к своеобразной манере абстрактной живописи, которую Гийом Аполлинер назвал орфизмом. В эстетической концепции Делоне, в отличие от теорий основоположников абстракционизма Кандинского и Мондриана, идеалистическая метафизика отвергалась; основной задачей абстракционизма художнику представлялось исследование динамических качеств цвета и других свойств художественного языка[1]. Делоне был близок к Синему всаднику, переписывался с Кандинским и Маке. Автор ряда программных и теоретических работ о живописи, одну из них («О свете», 1912) перевёл на немецкий язык Пауль Клее, она была опубликована в журнале «Sturm» (1913).

Избранные работы

  • Эйфелева башня с деревьями (1910)
  • Марсово поле: Красная башня (19111923)
  • Одновременные окна (1912)
  • Футбол (1916)
  • Португалка (1916)
  • Обнажённая с книгой (ок. 1920)
  • Круговые формы (1930)
  • Ритмы: Радость жизни (1930)
  • Бесконечный ритм (1934)

Наследие

Работы Робера Делоне представлены во многих крупных музеях мира от Шотландии до Японии и Австралии.

Делоне об искусстве

  • The new art of color: the writings of Robert and Sonia Delaunay. New York: Viking Press, 1978.

Галерея

Напишите отзыв о статье "Делоне, Робер"

Примечания

  1. Крючкова В. А. Абстракционизм // Большая российская энциклопедия / С. Л. Кравец. — М: Большая Российская энциклопедия, 2005. — Т. 1. — С. 42-43. — 768 с. — 65 000 экз. — ISBN 5-85270-329-X.

Литература

  • Dorival B. Robert Delaunay, 1885—1941. Bruxelles: J. Damase, 1975
  • Buckberrough S.A.Robert Delaunay: the discovery of simultaneity. Ann Arbor: UMI Research Press, 1982

Ссылки

В Викицитатнике есть страница по теме
Роберт Делоне
  • [www.artcyclopedia.com/artists/delaunay_robert.html Работы в музеях мира]
  • [www.artchive.com/artchive/D/delaunay.html Переписка, эссе О свете (англ.)]

Отрывок, характеризующий Делоне, Робер

– Бабьи толки, бабьи толки! – проговорил Алпатыч.
– Так то и я сужу, Яков Алпатыч. Я говорю, приказ есть, что не пустят его, – значит, верно. Да и мужики по три рубля с подводы просят – креста на них нет!
Яков Алпатыч невнимательно слушал. Он потребовал самовар и сена лошадям и, напившись чаю, лег спать.
Всю ночь мимо постоялого двора двигались на улице войска. На другой день Алпатыч надел камзол, который он надевал только в городе, и пошел по делам. Утро было солнечное, и с восьми часов было уже жарко. Дорогой день для уборки хлеба, как думал Алпатыч. За городом с раннего утра слышались выстрелы.
С восьми часов к ружейным выстрелам присоединилась пушечная пальба. На улицах было много народу, куда то спешащего, много солдат, но так же, как и всегда, ездили извозчики, купцы стояли у лавок и в церквах шла служба. Алпатыч прошел в лавки, в присутственные места, на почту и к губернатору. В присутственных местах, в лавках, на почте все говорили о войске, о неприятеле, который уже напал на город; все спрашивали друг друга, что делать, и все старались успокоивать друг друга.
У дома губернатора Алпатыч нашел большое количество народа, казаков и дорожный экипаж, принадлежавший губернатору. На крыльце Яков Алпатыч встретил двух господ дворян, из которых одного он знал. Знакомый ему дворянин, бывший исправник, говорил с жаром.
– Ведь это не шутки шутить, – говорил он. – Хорошо, кто один. Одна голова и бедна – так одна, а то ведь тринадцать человек семьи, да все имущество… Довели, что пропадать всем, что ж это за начальство после этого?.. Эх, перевешал бы разбойников…
– Да ну, будет, – говорил другой.
– А мне что за дело, пускай слышит! Что ж, мы не собаки, – сказал бывший исправник и, оглянувшись, увидал Алпатыча.
– А, Яков Алпатыч, ты зачем?
– По приказанию его сиятельства, к господину губернатору, – отвечал Алпатыч, гордо поднимая голову и закладывая руку за пазуху, что он делал всегда, когда упоминал о князе… – Изволили приказать осведомиться о положении дел, – сказал он.
– Да вот и узнавай, – прокричал помещик, – довели, что ни подвод, ничего!.. Вот она, слышишь? – сказал он, указывая на ту сторону, откуда слышались выстрелы.
– Довели, что погибать всем… разбойники! – опять проговорил он и сошел с крыльца.
Алпатыч покачал головой и пошел на лестницу. В приемной были купцы, женщины, чиновники, молча переглядывавшиеся между собой. Дверь кабинета отворилась, все встали с мест и подвинулись вперед. Из двери выбежал чиновник, поговорил что то с купцом, кликнул за собой толстого чиновника с крестом на шее и скрылся опять в дверь, видимо, избегая всех обращенных к нему взглядов и вопросов. Алпатыч продвинулся вперед и при следующем выходе чиновника, заложив руку зазастегнутый сюртук, обратился к чиновнику, подавая ему два письма.
– Господину барону Ашу от генерала аншефа князя Болконского, – провозгласил он так торжественно и значительно, что чиновник обратился к нему и взял его письмо. Через несколько минут губернатор принял Алпатыча и поспешно сказал ему:
– Доложи князю и княжне, что мне ничего не известно было: я поступал по высшим приказаниям – вот…
Он дал бумагу Алпатычу.
– А впрочем, так как князь нездоров, мой совет им ехать в Москву. Я сам сейчас еду. Доложи… – Но губернатор не договорил: в дверь вбежал запыленный и запотелый офицер и начал что то говорить по французски. На лице губернатора изобразился ужас.
– Иди, – сказал он, кивнув головой Алпатычу, и стал что то спрашивать у офицера. Жадные, испуганные, беспомощные взгляды обратились на Алпатыча, когда он вышел из кабинета губернатора. Невольно прислушиваясь теперь к близким и все усиливавшимся выстрелам, Алпатыч поспешил на постоялый двор. Бумага, которую дал губернатор Алпатычу, была следующая:
«Уверяю вас, что городу Смоленску не предстоит еще ни малейшей опасности, и невероятно, чтобы оный ею угрожаем был. Я с одной, а князь Багратион с другой стороны идем на соединение перед Смоленском, которое совершится 22 го числа, и обе армии совокупными силами станут оборонять соотечественников своих вверенной вам губернии, пока усилия их удалят от них врагов отечества или пока не истребится в храбрых их рядах до последнего воина. Вы видите из сего, что вы имеете совершенное право успокоить жителей Смоленска, ибо кто защищаем двумя столь храбрыми войсками, тот может быть уверен в победе их». (Предписание Барклая де Толли смоленскому гражданскому губернатору, барону Ашу, 1812 года.)
Народ беспокойно сновал по улицам.
Наложенные верхом возы с домашней посудой, стульями, шкафчиками то и дело выезжали из ворот домов и ехали по улицам. В соседнем доме Ферапонтова стояли повозки и, прощаясь, выли и приговаривали бабы. Дворняжка собака, лая, вертелась перед заложенными лошадьми.
Алпатыч более поспешным шагом, чем он ходил обыкновенно, вошел во двор и прямо пошел под сарай к своим лошадям и повозке. Кучер спал; он разбудил его, велел закладывать и вошел в сени. В хозяйской горнице слышался детский плач, надрывающиеся рыдания женщины и гневный, хриплый крик Ферапонтова. Кухарка, как испуганная курица, встрепыхалась в сенях, как только вошел Алпатыч.
– До смерти убил – хозяйку бил!.. Так бил, так волочил!..
– За что? – спросил Алпатыч.
– Ехать просилась. Дело женское! Увези ты, говорит, меня, не погуби ты меня с малыми детьми; народ, говорит, весь уехал, что, говорит, мы то? Как зачал бить. Так бил, так волочил!
Алпатыч как бы одобрительно кивнул головой на эти слова и, не желая более ничего знать, подошел к противоположной – хозяйской двери горницы, в которой оставались его покупки.