Дело Артёма Савельева

Артём Вячеславович Савельев (после усыновления Джастин Хансен, англ. Justin Hansen) — российский ребёнок, усыновленный в сентябре 2009 года американской гражданкой Торри Энн Хансен (Torry Ann Hansen), но в апреле 2010 года возвращённый ею обратно в Россию.

Его возвращение получило широкое освещение в СМИ и привело к годичному мораторию на усыновление российских детей американскими гражданами. Бывшую американскую усыновительницу обязали выплачивать алименты на содержание и психологическую коррекцию Артёма, проживающего сейчас в Детской Деревне «SOS-Томилино».

До усыновления

Артём Савельев родился 16 апреля 2002 года в г. Лесозаводске Приморского края. После рождения ребёнка мать Артёма, Екатерина Сергеевна Савельева, вместе с сыном переехала в г. Партизанск. Отец Артёма неизвестен, а мать была лишена родительских прав решением Партизанского городского суда от 1 августа 2008 года за алкоголизм и уклонение от выполнения родительских обязанностей. На момент лишения её родительских прав, дедушка и бабушка Артёма уже умерли, а других родственников ребёнка органами опеки обнаружено не было. 6-летнего Артёма Савельева поместили в детский дом Партизанска.

Как сообщила Генпрокуратура России, по результатам проверки законности усыновления Артёма Савельева, проведённой Прокуратурой Приморского края, «сведения об Артёме более шести месяцев находились на учете в государственном банке данных о детях, оставшихся без попечения родителей, однако передать ребёнка на воспитание в семью граждан России не представилось возможным. Приоритет российских граждан в отношении усыновления Артёма не нарушен». «Гражданка США Хансен Тори Энн обратилась в департамент образования и науки Приморского края с заявлением о содействии в подборе мальчика 5-7 лет для усыновления. Из представленных заявительницей документов, которые оформлены в надлежащем порядке, усматривается, что она соответствует требованиям, предъявляемым к усыновителям законодательством РФ», отметила Генпрокуратура.

Органы опеки предложили Торри Хансен, 35-летней медсестре из города Шелбивиль (Теннесси), усыновить 7-летнего Артёма Савельева. 29 июня 2009 года Хансен приехала в Партизанск и в течение четырёх дней общалась с Артёмом. Согласно медицинскому заключению, выданному ей в детском доме на Артёма, мальчик был абсолютно здоров.

Через три месяца, 18 сентября 2009 года, Приморский краевой суд удовлетворил заявление гражданки США Торри Хансен об усыновлении Артёма Савельева. При усыновлении Артём получил новое имя, Джастин Хансен. Решение суда об усыновлении вступило в законную силу 29 сентября 2009 года, через 10 дней после вынесения. Как подтверждает проверка, проведённая управлением Следственного комитета при прокуратуре РФ по Приморскому краю, никаких нарушений при усыновлении Артёма Савельева допущено не было.

В США

Мальчик переехал в США, в город Шелбивиль (Теннесси, Shelbyville), и стал жить в новой семье с мамой, бабушкой и 10-летним сводным братом Логаном. По условиям усыновления из России, в течение первых трёх лет пребывания ребёнка в приёмной семье, сотрудники американских органов опеки должны посетить его не менее четырёх раз (через 6, 12, 24 и 36 месяцев) и направить отчёты об этих посещениях в Россию. Джастина навещали в январе 2010 года, и никаких жалоб ни от него, ни от взрослых членов семьи не поступало.

Приёмная бабушка Артёма, Нэнси Хансен (Nancy Hansen), сообщила CBS, что в первое время Джастин был счастлив в новой семье, но постепенно в его поведении появились серьёзные проблемы. По её словам, он стал груб с приёмной матерью, плевался в неё, кричал, дрался, и даже угрожал убийством членам семьи. Вспышки гнева у мальчика следовали вслед за отказом старших дать ему то, что он хотел, например игрушку или видеоигру. «Он нарисовал наш дом горящим и рассказывал всем, что собирается сжечь дом вместе с нами»,— сообщила Хансен.

Она сказала, что долгое время они с дочерью были уверены, что смогут помочь мальчику своей любовью, если будут терпеливы. «Но мы ошиблись»,— заявила приёмная бабушка Джастина.

Последней каплей, по её словам, стал случай, когда мальчик пришёл в ярость от того, что тётя, помогавшая ему с домашним заданием, указала ему на ошибку при решении математической задачи и попросила перерешать её. В ответ Джастин, схватив 1,5-килограммовую статуэтку, напал на тётю и попытался ударить её статуэткой. Напуганная неадекватным поведением Джастина и опасаясь за жизнь и безопасность родного сына Логана и других членов семьи, приёмная мать купила усыновлённому мальчику билет на самолёт и отправила его обратно в Россию.

Возвращение в Россию

8 апреля 2010 года 7-летний Артём Савельев прилетел из США обратно в Россию. В соответствии с правилами международных авиаперевозок детей без родителей, Торри Хансен оформила специальную доверенность, и на борту самолёта United Airlines мальчик находился под надзором двух стюардесс. В Москве они передали Артёма нанятому Хансен российскому водителю Артуру Лукьянову, проверив у него документы и передав также два конверта от Хансен. В одном из них находилось письмо Хансен в Минобрнауки РФ с просьбой отменить усыновление Артёма, а в другом — гонорар для водителя (200 долларов). Лукьянов является официально зарегистрированным водителем-гидом со знанием английского языка и осуществляет трансферные перевозки между аэропортами и Москвой. В соответствии с инструкциями Хансен, он отвёз Артёма в Минобрнауки РФ и передал его там сотрудникам вместе с письмом Хансен.

В письме Торри Хансен утверждала, что при усыновлении директор и сотрудники российского детского дома обманули её и скрыли тяжёлые психологические проблемы Артёма Савельева, из желания избавиться от него. Копия письма была опубликована в прессе.

Психическое здоровье

Сотрудники российского детского дома заявили, что у Артёма Савельева не было обнаружено каких-либо психических отклонений во время его пребывания в детском доме.

Директор Департамента Минобрнауки РФ Алина Левицкая, сообщила, что российские врачи не выявили каких-либо психологических отклонений у Артёма Савельева даже после возвращения ребёнка из США. «Его психологический статус абсолютно нормальный», — заявила она.

Общественная реакция

Уполномоченный при Президенте Российской Федерации по правам ребёнка Павел Астахов привлёк внимание многочисленных СМИ к этому крайне редкому случаю возврата ребёнка из американской семьи, но при этом умолчал о тысячах случаев возврата детей в детские дома из российских приёмных семей. Так, согласно официальной статистике, в 2009 году из российских семей обратно в детские дома было возвращено 8473 ребёнка, а из иностранных- лишь один ребёнок.

Посол США в России Джон Байерли, заявил, что он и его жена глубоко потрясены и возмущены тем, что произошло с ребёнком, но в то же время указал на редкость подобных случаев: «Даже один такой случай — это уже слишком много. Но, когда возмутительные случаи, подобные этому, становятся широко известны, многие приёмные родители просят нас напомнить людям о том, что такие случаи — большая редкость. Не будем забывать и о том, что десятки тысяч усыновлённых детей из России счастливо живут в любящих американских семьях».

Несмотря на указания на крайнюю редкость подобного происшествия со стороны американских усыновителей и на тысячи аналогичных случаев возврата детей российскими усыновителями каждый год, министр иностранных дел России Сергей Лавров заявил, что МИД РФ будет «твёрдо настаивать» на замораживании «любых усыновлений» российских детей американцами «до тех пор, пока Россия и США не заключат межгосударственный договор о том, на каких условиях усыновление может осуществляться и какие обязательства семьи, которые берут наших детей, будут нести». В результате в России был введён мораторий на усыновление российских детей гражданами США, продолжавшийся почти год, до подписания соглашения об условиях усыновления 13 июля 2011 года.

Алименты

В апреле 2012 года Павел Астахов заявил, что будет добиваться выплаты Артёму Савельеву алиментов от бывшей американской усыновительницы в размере 42 тысяч рублей в месяц на содержание ребёнка в детском приюте. Несмотря на то, что Артём Савельев, по заявлениям российских психологов является «абсолютно нормальным», Павел Астахов сообщил о необходимости «психологической коррекции» Артёма стоимостью 27 тысяч рублей ежемесячно и потребовал эту сумму с Хансен в дополнение к алиментам на содержание ребёнка.

Бывшие российские приёмные родители между тем, как правило, не выплачивают каких-либо алиментов детям, возвращённым ими в детские дома. Астахов также не выразил намерения требовать алименты с родной матери Артёма Савельева, лишённой родительских прав и проживающей в г. Партизанске Приморского края, поскольку после усыновления обязательства родных родителей перед своими детьми прекращаются [www.consultant.ru/popular/family/20_24.html#p1187 (п.2 ст. 137 Семейного кодекса РФ)]

Суд, установивший окончательную сумму алиментов, взыскиваемую с Торри Хансен, состоялся в США 17 мая 2012 года. Павел Астахов сказал, что сам он не сможет принять участие в этом суде, так как срок его мандата детского омбудсмена заканчивается 7 мая 2012 года. Но, как сообщил Астахов, российскую сторону на суде будет представлять Анатолий Васильев, директор приюта, в котором сейчас живёт Артём Савельев.

По решению суда Хансен должна выплатить приюту $58 240 (расходы на содержание и лечение Артёма с момента его возвращения в Россию), по $1 000 ежемесячно до момента, пока Артёму не исполнится 18 лет или до момента его усыновления, а также $63 000 на оплату услуг юристов.

Дальнейшая судьба

Вскоре после возвращения Артёма в Россию, 9 апреля 2010 года, Павел Астахов выразил своё возмущение тем, что ребёнка разрешили усыновить матери-одиночке, хотя российское законодательство не требует, чтобы российские или иностранные усыновители состояли в браке. Астахов заявил журналистам:

Это мой Артёмка, я никому его не отдам.

Спустя четыре дня, 13 апреля 2010 года, Павел Астахов сказал, что «до конца недели» Артёма Савельева усыновит семья российских дипломатов, и отметил, что помимо них ещё две российские семьи претендуют на усыновление Артёма.

Спустя два года, на начало мая 2012 года, Артём Савельев так и не был кем-либо усыновлён, и до сих пор проживает в детском доме семейного типа, детской деревне SOS в подмосковном Томилино. Как сообщил неназванный социальный работник: «Большинство россиян не хотят усыновлять детей, тем более детей с психологическими проблемами».

Иск Хансен к Астахову

2 мая 2012 года Тверской суд Москвы должен рассмотреть иск Торри Хансен к Павлу Астахову. Как сообщили в суде, причиной иска стала статья, опубликованная 22 февраля 2012 года на официальном сайте Уполномоченного, в которой утверждалось, что Торри Хансен всё ещё является приёмной матерью Артёма Савельева, «поскольку усыновление было отменено, но не признано недействительным».

Адвокат Мария Ярмуш, представляющая интересы Хансен, в свою очередь указала на то, что усыновление Артёма Савельева, отменённое решением Верховного Суда Российской Федерации 7 июня 2011 года, немедленно вступило в законную силу, и в соответствии со ст. 140 Семейного кодекса РФ усыновление прекращено. Как сообщили в Тверском суде Москвы, истица просит суд обязать Астахова опровергнуть недостоверные утверждения, высказанные на его официальном сайте, при этом «требования о взыскании морального вреда истицей не выдвигаются».

Тверской суд столицы отклонил иск Торри Хансен. Также американка ранее направляла в Савеловский суд Москвы заявление, в котором просила признать сведения, опубликованные в «Российской газете», порочащими её достоинство. Савеловский суд Москвы отказал в удовлетворении этих исковых требований. С Хансен было взыскано 50 тысяч рублей за судебные издержки.

См. также

• Скоробогатов, Иван
• Дело Димы Яковлева
• Дело Максима Кузьмина
• Международное усыновление
• Павел Астахов
• Федеральный закон от 28 декабря 2012 года № 272-ФЗ

Отрывок, характеризующий Дело Артёма Савельева

Около Сперанского тотчас же составился кружок и тот старик, который говорил о своем чиновнике, Пряничникове, тоже с вопросом обратился к Сперанскому.
Князь Андрей, не вступая в разговор, наблюдал все движения Сперанского, этого человека, недавно ничтожного семинариста и теперь в руках своих, – этих белых, пухлых руках, имевшего судьбу России, как думал Болконский. Князя Андрея поразило необычайное, презрительное спокойствие, с которым Сперанский отвечал старику. Он, казалось, с неизмеримой высоты обращал к нему свое снисходительное слово. Когда старик стал говорить слишком громко, Сперанский улыбнулся и сказал, что он не может судить о выгоде или невыгоде того, что угодно было государю.
Поговорив несколько времени в общем кругу, Сперанский встал и, подойдя к князю Андрею, отозвал его с собой на другой конец комнаты. Видно было, что он считал нужным заняться Болконским.
– Я не успел поговорить с вами, князь, среди того одушевленного разговора, в который был вовлечен этим почтенным старцем, – сказал он, кротко презрительно улыбаясь и этой улыбкой как бы признавая, что он вместе с князем Андреем понимает ничтожность тех людей, с которыми он только что говорил. Это обращение польстило князю Андрею. – Я вас знаю давно: во первых, по делу вашему о ваших крестьянах, это наш первый пример, которому так желательно бы было больше последователей; а во вторых, потому что вы один из тех камергеров, которые не сочли себя обиженными новым указом о придворных чинах, вызывающим такие толки и пересуды.
– Да, – сказал князь Андрей, – отец не хотел, чтобы я пользовался этим правом; я начал службу с нижних чинов.
– Ваш батюшка, человек старого века, очевидно стоит выше наших современников, которые так осуждают эту меру, восстановляющую только естественную справедливость.
– Я думаю однако, что есть основание и в этих осуждениях… – сказал князь Андрей, стараясь бороться с влиянием Сперанского, которое он начинал чувствовать. Ему неприятно было во всем соглашаться с ним: он хотел противоречить. Князь Андрей, обыкновенно говоривший легко и хорошо, чувствовал теперь затруднение выражаться, говоря с Сперанским. Его слишком занимали наблюдения над личностью знаменитого человека.
– Основание для личного честолюбия может быть, – тихо вставил свое слово Сперанский.
– Отчасти и для государства, – сказал князь Андрей.
– Как вы разумеете?… – сказал Сперанский, тихо опустив глаза.
– Я почитатель Montesquieu, – сказал князь Андрей. – И его мысль о том, что le рrincipe des monarchies est l'honneur, me parait incontestable. Certains droits еt privileges de la noblesse me paraissent etre des moyens de soutenir ce sentiment. [основа монархий есть честь, мне кажется несомненной. Некоторые права и привилегии дворянства мне кажутся средствами для поддержания этого чувства.]
Улыбка исчезла на белом лице Сперанского и физиономия его много выиграла от этого. Вероятно мысль князя Андрея показалась ему занимательною.
– Si vous envisagez la question sous ce point de vue, [Если вы так смотрите на предмет,] – начал он, с очевидным затруднением выговаривая по французски и говоря еще медленнее, чем по русски, но совершенно спокойно. Он сказал, что честь, l'honneur, не может поддерживаться преимуществами вредными для хода службы, что честь, l'honneur, есть или: отрицательное понятие неделанья предосудительных поступков, или известный источник соревнования для получения одобрения и наград, выражающих его.
Доводы его были сжаты, просты и ясны.
Институт, поддерживающий эту честь, источник соревнования, есть институт, подобный Legion d'honneur [Ордену почетного легиона] великого императора Наполеона, не вредящий, а содействующий успеху службы, а не сословное или придворное преимущество.
– Я не спорю, но нельзя отрицать, что придворное преимущество достигло той же цели, – сказал князь Андрей: – всякий придворный считает себя обязанным достойно нести свое положение.
– Но вы им не хотели воспользоваться, князь, – сказал Сперанский, улыбкой показывая, что он, неловкий для своего собеседника спор, желает прекратить любезностью. – Ежели вы мне сделаете честь пожаловать ко мне в среду, – прибавил он, – то я, переговорив с Магницким, сообщу вам то, что может вас интересовать, и кроме того буду иметь удовольствие подробнее побеседовать с вами. – Он, закрыв глаза, поклонился, и a la francaise, [на французский манер,] не прощаясь, стараясь быть незамеченным, вышел из залы.


Первое время своего пребыванья в Петербурге, князь Андрей почувствовал весь свой склад мыслей, выработавшийся в его уединенной жизни, совершенно затемненным теми мелкими заботами, которые охватили его в Петербурге.
С вечера, возвращаясь домой, он в памятной книжке записывал 4 или 5 необходимых визитов или rendez vous [свиданий] в назначенные часы. Механизм жизни, распоряжение дня такое, чтобы везде поспеть во время, отнимали большую долю самой энергии жизни. Он ничего не делал, ни о чем даже не думал и не успевал думать, а только говорил и с успехом говорил то, что он успел прежде обдумать в деревне.
Он иногда замечал с неудовольствием, что ему случалось в один и тот же день, в разных обществах, повторять одно и то же. Но он был так занят целые дни, что не успевал подумать о том, что он ничего не думал.
Сперанский, как в первое свидание с ним у Кочубея, так и потом в середу дома, где Сперанский с глазу на глаз, приняв Болконского, долго и доверчиво говорил с ним, сделал сильное впечатление на князя Андрея.
Князь Андрей такое огромное количество людей считал презренными и ничтожными существами, так ему хотелось найти в другом живой идеал того совершенства, к которому он стремился, что он легко поверил, что в Сперанском он нашел этот идеал вполне разумного и добродетельного человека. Ежели бы Сперанский был из того же общества, из которого был князь Андрей, того же воспитания и нравственных привычек, то Болконский скоро бы нашел его слабые, человеческие, не геройские стороны, но теперь этот странный для него логический склад ума тем более внушал ему уважения, что он не вполне понимал его. Кроме того, Сперанский, потому ли что он оценил способности князя Андрея, или потому что нашел нужным приобресть его себе, Сперанский кокетничал перед князем Андреем своим беспристрастным, спокойным разумом и льстил князю Андрею той тонкой лестью, соединенной с самонадеянностью, которая состоит в молчаливом признавании своего собеседника с собою вместе единственным человеком, способным понимать всю глупость всех остальных, и разумность и глубину своих мыслей.
Во время длинного их разговора в середу вечером, Сперанский не раз говорил: «У нас смотрят на всё, что выходит из общего уровня закоренелой привычки…» или с улыбкой: «Но мы хотим, чтоб и волки были сыты и овцы целы…» или: «Они этого не могут понять…» и всё с таким выраженьем, которое говорило: «Мы: вы да я, мы понимаем, что они и кто мы ».
Этот первый, длинный разговор с Сперанским только усилил в князе Андрее то чувство, с которым он в первый раз увидал Сперанского. Он видел в нем разумного, строго мыслящего, огромного ума человека, энергией и упорством достигшего власти и употребляющего ее только для блага России. Сперанский в глазах князя Андрея был именно тот человек, разумно объясняющий все явления жизни, признающий действительным только то, что разумно, и ко всему умеющий прилагать мерило разумности, которым он сам так хотел быть. Всё представлялось так просто, ясно в изложении Сперанского, что князь Андрей невольно соглашался с ним во всем. Ежели он возражал и спорил, то только потому, что хотел нарочно быть самостоятельным и не совсем подчиняться мнениям Сперанского. Всё было так, всё было хорошо, но одно смущало князя Андрея: это был холодный, зеркальный, не пропускающий к себе в душу взгляд Сперанского, и его белая, нежная рука, на которую невольно смотрел князь Андрей, как смотрят обыкновенно на руки людей, имеющих власть. Зеркальный взгляд и нежная рука эта почему то раздражали князя Андрея. Неприятно поражало князя Андрея еще слишком большое презрение к людям, которое он замечал в Сперанском, и разнообразность приемов в доказательствах, которые он приводил в подтверждение своих мнений. Он употреблял все возможные орудия мысли, исключая сравнения, и слишком смело, как казалось князю Андрею, переходил от одного к другому. То он становился на почву практического деятеля и осуждал мечтателей, то на почву сатирика и иронически подсмеивался над противниками, то становился строго логичным, то вдруг поднимался в область метафизики. (Это последнее орудие доказательств он особенно часто употреблял.) Он переносил вопрос на метафизические высоты, переходил в определения пространства, времени, мысли и, вынося оттуда опровержения, опять спускался на почву спора.
Вообще главная черта ума Сперанского, поразившая князя Андрея, была несомненная, непоколебимая вера в силу и законность ума. Видно было, что никогда Сперанскому не могла притти в голову та обыкновенная для князя Андрея мысль, что нельзя всё таки выразить всего того, что думаешь, и никогда не приходило сомнение в том, что не вздор ли всё то, что я думаю и всё то, во что я верю? И этот то особенный склад ума Сперанского более всего привлекал к себе князя Андрея.
Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда то испытывал к Бонапарте. То обстоятельство, что Сперанский был сын священника, которого можно было глупым людям, как это и делали многие, пошло презирать в качестве кутейника и поповича, заставляло князя Андрея особенно бережно обходиться с своим чувством к Сперанскому, и бессознательно усиливать его в самом себе.
В тот первый вечер, который Болконский провел у него, разговорившись о комиссии составления законов, Сперанский с иронией рассказывал князю Андрею о том, что комиссия законов существует 150 лет, стоит миллионы и ничего не сделала, что Розенкампф наклеил ярлычки на все статьи сравнительного законодательства. – И вот и всё, за что государство заплатило миллионы! – сказал он.
– Мы хотим дать новую судебную власть Сенату, а у нас нет законов. Поэтому то таким людям, как вы, князь, грех не служить теперь.
Князь Андрей сказал, что для этого нужно юридическое образование, которого он не имеет.
– Да его никто не имеет, так что же вы хотите? Это circulus viciosus, [заколдованный круг,] из которого надо выйти усилием.

Через неделю князь Андрей был членом комиссии составления воинского устава, и, чего он никак не ожидал, начальником отделения комиссии составления вагонов. По просьбе Сперанского он взял первую часть составляемого гражданского уложения и, с помощью Code Napoleon и Justiniani, [Кодекса Наполеона и Юстиниана,] работал над составлением отдела: Права лиц.


Года два тому назад, в 1808 году, вернувшись в Петербург из своей поездки по имениям, Пьер невольно стал во главе петербургского масонства. Он устроивал столовые и надгробные ложи, вербовал новых членов, заботился о соединении различных лож и о приобретении подлинных актов. Он давал свои деньги на устройство храмин и пополнял, на сколько мог, сборы милостыни, на которые большинство членов были скупы и неаккуратны. Он почти один на свои средства поддерживал дом бедных, устроенный орденом в Петербурге. Жизнь его между тем шла по прежнему, с теми же увлечениями и распущенностью. Он любил хорошо пообедать и выпить, и, хотя и считал это безнравственным и унизительным, не мог воздержаться от увеселений холостых обществ, в которых он участвовал.
В чаду своих занятий и увлечений Пьер однако, по прошествии года, начал чувствовать, как та почва масонства, на которой он стоял, тем более уходила из под его ног, чем тверже он старался стать на ней. Вместе с тем он чувствовал, что чем глубже уходила под его ногами почва, на которой он стоял, тем невольнее он был связан с ней. Когда он приступил к масонству, он испытывал чувство человека, доверчиво становящего ногу на ровную поверхность болота. Поставив ногу, он провалился. Чтобы вполне увериться в твердости почвы, на которой он стоял, он поставил другую ногу и провалился еще больше, завяз и уже невольно ходил по колено в болоте.
Иосифа Алексеевича не было в Петербурге. (Он в последнее время отстранился от дел петербургских лож и безвыездно жил в Москве.) Все братья, члены лож, были Пьеру знакомые в жизни люди и ему трудно было видеть в них только братьев по каменьщичеству, а не князя Б., не Ивана Васильевича Д., которых он знал в жизни большею частию как слабых и ничтожных людей. Из под масонских фартуков и знаков он видел на них мундиры и кресты, которых они добивались в жизни. Часто, собирая милостыню и сочтя 20–30 рублей, записанных на приход, и большею частию в долг с десяти членов, из которых половина были так же богаты, как и он, Пьер вспоминал масонскую клятву о том, что каждый брат обещает отдать всё свое имущество для ближнего; и в душе его поднимались сомнения, на которых он старался не останавливаться.
Всех братьев, которых он знал, он подразделял на четыре разряда. К первому разряду он причислял братьев, не принимающих деятельного участия ни в делах лож, ни в делах человеческих, но занятых исключительно таинствами науки ордена, занятых вопросами о тройственном наименовании Бога, или о трех началах вещей, сере, меркурии и соли, или о значении квадрата и всех фигур храма Соломонова. Пьер уважал этот разряд братьев масонов, к которому принадлежали преимущественно старые братья, и сам Иосиф Алексеевич, по мнению Пьера, но не разделял их интересов. Сердце его не лежало к мистической стороне масонства.
Ко второму разряду Пьер причислял себя и себе подобных братьев, ищущих, колеблющихся, не нашедших еще в масонстве прямого и понятного пути, но надеющихся найти его.
К третьему разряду он причислял братьев (их было самое большое число), не видящих в масонстве ничего, кроме внешней формы и обрядности и дорожащих строгим исполнением этой внешней формы, не заботясь о ее содержании и значении. Таковы были Виларский и даже великий мастер главной ложи.
К четвертому разряду, наконец, причислялось тоже большое количество братьев, в особенности в последнее время вступивших в братство. Это были люди, по наблюдениям Пьера, ни во что не верующие, ничего не желающие, и поступавшие в масонство только для сближения с молодыми богатыми и сильными по связям и знатности братьями, которых весьма много было в ложе.
Пьер начинал чувствовать себя неудовлетворенным своей деятельностью. Масонство, по крайней мере то масонство, которое он знал здесь, казалось ему иногда, основано было на одной внешности. Он и не думал сомневаться в самом масонстве, но подозревал, что русское масонство пошло по ложному пути и отклонилось от своего источника. И потому в конце года Пьер поехал за границу для посвящения себя в высшие тайны ордена.

Летом еще в 1809 году, Пьер вернулся в Петербург. По переписке наших масонов с заграничными было известно, что Безухий успел за границей получить доверие многих высокопоставленных лиц, проник многие тайны, был возведен в высшую степень и везет с собою многое для общего блага каменьщического дела в России. Петербургские масоны все приехали к нему, заискивая в нем, и всем показалось, что он что то скрывает и готовит.